– Нет.

– Я цену ей сбиваю, – хмыкнула Аллочка, – всего-то по пятьдесят рубликов за смену договорилась. Видали, бабка в коридоре лежит? Вот ейный сын меня и нанял, а Лидка тоже на нее рассчитывала. Ясное дело, кого он выбрал!

– Разве ты имеешь право ухаживать за больными?

– Эка трудность, – фыркнула Аллочка, – судно принести да вылить. Я и укол сделать могу, только все назначения медсестры выполняют, это ихняя работа. Лидка ни за что деньги собирает. А бабка все равно помрет, виданное ли дело, в таком возрасте после автокатастрофы выжить. Так вы кто Якунину?

– А тебе какое дело?

Аллочка поманила меня пальчиком.

– Пошли курнем.

Мы выбрались на лестницу, девчушка вытащила пачку сигарет, лихо затянулась и сказала:

– Похоже, у вас денег полно.

– Интересная версия, – улыбнулась я, – на чем она основана?

Практикантка сморщила хорошенький носик.

– Меня не обмануть. Сумочка у вас от Кензо, джинсы от Прада, футболочка «Армани», в ушах сережки от Карера-Карерос и часики «Шопард», ну духи не знаю, как называются, только, сдается, вы их в «Арбат-престиж» брали, а не на лотке. И причесочка… Вместе с мелированием и краской в триста баксов встала, точно?

Искренне пораженная, я воскликнула:

– Тебе бы оценщицей работать! Как только ты догадалась?

Аллочка засмеялась.

– Ну с волосами легко, у меня двоюродная сестра в «Жак Дессанж» с ножницами стоит, рассказывала, что у них почем. А вещи… так я журналы смотрю. Денег у меня на одежду нет, а глаза имеются, вот и разглядываю. Джинсы ваши в «Космо» есть, сумочка и футболка в «Базаре», ну а серьги я сама на прилавке видела.

– Ты ходишь в бутик «Космос-золото»?

– Зашла тут, – кивнула Аллочка, – помоталась в зале. На второй этаж поднялась, а меня охрана через пять минут выставила, но сережки все равно углядела. Ладно, короче, хотите знать правду про смерть Якунина, платите тысячу долларов!

– Ты с ума сошла! – подскочила я. – С какой стати? Сергей умер, получил в автокатастрофе травмы, не совместимые с жизнью.

Аллочка быстро глянула по сторонам.

– А вот и нет. Только пойдемте отсюда, нам здесь поговорить не дадут. Хотя если вам баксов жалко, то прощайте.

Я схватила практикантку за узкую липкую ладошку и поволокла в «Пежо».

Когда была куплена моя машина, Аркадий категорично заявил:

– Надо затонировать стекла.

– Ни за что! – воскликнула я. – Очень трудно будет ездить назад, ничего не видно.

– Будешь ориентироваться по зеркалам, – настаивал Кеша, – нельзя сидеть, словно в аквариуме, да и вор сразу увидит, что в салоне лежит.

Через пару дней в «Пежо» установили новые стекла, а я, немного помучившись, привыкла и оценила предложение Аркашки, теперь могу делать в машине что хочу и никто меня не увидит.

Запихнув Аллочку на заднее сиденье, я села рядом и велела:

– Говори.

– Деньги вперед.

– Какая хитрая! Вдруг твои слова ломаной копейки не стоят!

Аллочка поджала пухленькие губки и заявила:

– Сергея убили. Больше ничего не сообщу. Хотите знать подробности – платите.

Я растерянно смотрела на девочку, в голове вертелись тяжелые, как свинцовые шары, мысли. Странно, все очень странно. Якунин умирает, впрочем, учитывая тяжесть травмы, в этом нет ничего особенного. Но Катя! Она же совсем здорова была! Или имела какую-то коварную, долго не проявляющую себя болезнь?

– Якунину легче стало, – прервала мои размышления Аллочка, – он в себя пришел, а потом – бац, и того! Но больше я ничего не скажу! Ладно, давайте так поступим. Сначала платите мне половину суммы, семьсот пятьдесят гринов, а после того, как все узнаете, оставшуюся часть отстегнете.

– Если тысячу разделить на два, то получится пятьсот, – справедливо заметила я.

– С вас полторы штуки.

– Минуточку! Ты же просила тысячу.

– Так я тогда еще вашу тачку не видела, – простодушно объяснила повышение тарифа Аллочка.

Я вытащила из кошелька три зеленые бумажки.

– Пословицу про синицу в руках и журавля в небе слыхала? Держи и говори.

Аллочка посмотрела, потом выхватила из моих пальцев купюры. По ее довольному личику я поняла, что нахалка вовсе не рассчитывала получить затребованную сумму, похоже, что и триста долларов ей много.

Аккуратно сложив ассигнации, девочка довольно вздохнула и завела рассказ.

У нее есть подружка, Вера Коробко. Живут в одном дворе, вместе ходили в детский сад, потом в школу, затем в медицинское училище. И у Веры, и у Аллы нет никаких родственников, кроме мам. Аллочкина мать вполне нормальная, только бедная и слишком замороченная тетка, стоит у прилавка в супермаркете. Денег особых в доме нет, экономить удается на продуктах, мать иногда приносит домой кое-что из харчей, которые подлежат утилизации из-за прошедшего срока годности. Аллочке, естественно, хочется красивой одежды, косметики, золотых сережек, только о таких вещах, как ювелирные украшения, ей и мечтать не приходится. По этой причине Аллочка и пошла в училище, она слышала, будто медсестры отлично зарабатывают, им больные хорошо отстегивают, а еще можно кормиться на местной кухне, там всегда остается еда.

Но по сравнению с Верой Алла жила просто шикарно. Ее мама, накопив рублишек, покупала дочери обновки, а один раз они даже летали в Турцию отдыхать, всего на неделю. Поселились в самом дешевом отеле, но это была настоящая заграница.

У Веры же мать пила горькую, а в трезвые минуты пыталась наскрести денег на очередную бутылку. В доме не имелось даже телевизора и холодильника, потому что родительница пропила все. Вера мечтала стать врачом, но очень хорошо понимала, что в институт ей просто так не поступить. Оставалась лишь одна призрачная надежда выбраться из ямы: окончить училище на одни пятерки, проработать год в больнице и пойти на вступительные экзамены по рабочей квоте.

Оказавшись на практике, Верочка, как и Алла, не гнушалась брать деньги у больных. Собственно говоря, стать доктором, хирургом ее подталкивало не благородное желание исцелять людские недуги, а элементарный расчет. На одной лестничной клетке с Верой жила женщина – врач. Дама имела машину, хорошую одежду, у ее сына был плеер, вещь, о которой Вера не могла даже мечтать. Вот поэтому Коробко и решила: профессия медика – прибыльное дело.

Я молча слушала наивные рассуждения Аллочки. Это неправда, что из бедного дитяти обязательно вырастает интеллигентный, целеустремленный, добрый человек. Скорее наоборот, получаются такие, как Алла и Вера. Детство в лишениях формирует комплексы, от которых потом полжизни не избавиться. Слава богу, что у меня в детстве была бабушка, которая как могла баловала внучку. Понравившуюся мне вещь она почти никогда не могла купить сразу, но Фася старательно копила деньги, и в результате я становилась счастливой обладательницей платья, туфелек или куклы. Бабуся никогда не попрекала меня куском хлеба, вдосталь угощала конфетами, а в десятом классе наняла мне репетиторов, чтобы я без проблем сдала вступительные экзамены. Только став взрослой женщиной и заполучив Аркадия, я поняла, как трудно было бабушке тащить на плечах внучку, но я ни разу не слышала от нее жалоб и фразы: «Корми, пои тебя, заразу!»

Я выросла в любви, ласке, с ощущением того, что меня балуют. А вот у Веры и Аллы все было наоборот, поэтому я без удивления сейчас слушала рассказ о том, что случилось с Коробко.

Вчера вечером Верочка пришла к Алле и показала ей огромную сумму – пятьсот долларов.

– Это откуда? – обомлела Аллочка.

– Заработала, – ответила подруга.

– Где? Кто дал? – принялась допытываться Алла.

Вера села на стул.

– Деньги тратить не стану, положу на сберкнижку, пусть проценты растут. Потом еще накоплю и на коммерческое отделение поступлю.

– Лучше одежду купи! – воскликнула Аллочка. – Все равно на оплату учебы не хватит!

– Ну уж нет, – отрезала Вера, – нам в училище остался целый год до диплома. За двенадцать месяцев можно еще тугриков нарыть!