Литмир - Электронная Библиотека

Поцеловав потную руку претендентки, я сел рядом и завел светскую беседу.

– На улице холодно.

– Просто невероятно, – ответила Люси, краснея, – метет.

– Отвратительная погода.

– Совершенно согласна.

– Слишком ветрено.

– Просто с ног сбивает.

– Дорога – каток.

– И не говорите, еле доехали.

– Снег просто валит.

– Сплошной туман.

– Желаете коньяку?

– О, нет, благодарю, лучше кофе, но, похоже, его не скоро подадут.

– Для вас я готов пойти на кухню.

– Что вы, что вы, ни в коем случае.

– Желание дамы для меня закон, – заявил я и, обрадовавшись, что хоть на время избавлюсь от копны, почти побежал к Таисии.

На столе стояла тарелка с кулебякой. Я взял кусок и пробормотал:

– Твоя правда, следовало сначала зайти сюда и подкрепиться.

Тася, колдовавшая у мойки, захихикала.

– Жуткая уродина, где Николетта таких отыскивает? По-моему, она нарочно их подбирает.

– Что, Ванечка, – раздался сзади голос, – удрали от предполагаемой женушки?

Я обернулся. На пороге, широко улыбаясь, стоял Лев Яковлевич Водовозов. Я люблю этого старика. Во-первых, он единственный из всех знакомых, который ни разу не назвал меня Вава. Во-вторых, он давний приятель отца, Николетты и Элеоноры. А в детстве я просто обожал Льва Яковлевича, потому что он один мог спокойно заявить маменьке:

– Николетта, отцепись от ребенка.

– Но он опять принес кучу двоек! – вопила маменька, горевшая справедливым желанием надавать мне пощечин.

– Уймись, – велел ей Водовозов, – себя вспомни, у тебя в аттестате не было ни одной четверки, сплошные «удочки».

– Лева, – отбивалась маменька, – при ребенке непедагогично критиковать родителей.

Но Лев Яковлевич обнимал меня за плечи и смеялся:

– Ничего, ничего, пусть знает правду. И потом, ну как он может с такими родителями проявлять способности к точным наукам? Не тушуйся, детка, двойка тоже отметка, вот кабы ноль поставили.

– Не понравилась Люси? – веселился Водовозов. – И что только Николетта каждый раз выдумывает! Решишь жениться, приходи ко мне на кафедру. Аспирантки, соискательницы, студентки, такая палитра…

Я не успел поблагодарить старика, так как в ту же секунду в кухню влетела Николетта, злая, словно Баба Яга.

– Безобразие, – зашипела она, – Вава, не смей меня позорить, шагом марш в гостиную.

– Сейчас, только приготовлю кофе для Люси…

– Отцепись от парня, – вздохнул Водовозов, – захочет ярмо надеть – сам себе пару найдет.

– Лева, – процедила мать, – умоляю тебя, не вмешивайся. Вава не способен найти себе приличную партию. Он каждый раз приводит сюда нищих, безродных дворняжек! Я же нахожу потрясающие варианты, но он из ослиного упрямства все портит. Люси патологически богата! У нее такое приданое! Дом, роскошная квартира в центре, а посмотрите на ее украшения!

Я молча мешал кофе и джезве.

– Но она ему не нравится, – рявкнул Лев Яковлевич, – извини, конечно, но спать-то ему с ней, а не с квартирой.

– Лева! – повысила голос Николетта. – Вава обязан думать не только о себе! У него есть я!

Я попытался подавить смешок, дернул ручку турки, и кофе устремился на плиту, угрожающе шипя.

– Вот видишь, Лева, – ткнула Николетта пальцем с безукоризненно отполированным ногтем в лужу, – видишь, он ничего не может, даже такой ерунды, как сварить кофе! Поэтому пусть благодарит бога, что у него есть мать. Люси – великолепная партия. Женится, а потом может спать с кем хочет!

– Дорогая, – в притворном ужасе воскликнул Водовозов, – ты толкаешь ребенка в пучину порока!

– Лева! – побагровела матушка. – Со своим сыном я как-нибудь разберусь самостоятельно. Таисия, немедленно вымой плиту и подай Люси кофе. Вава, в гостиную, живей.

Перечить маменьке нет никакого смысла. Подталкиваемый остреньким кулачком в спину, я продефилировал к гостям, уселся возле стога сена и продолжил светскую беседу.

Утром следующего дня я проснулся от стука в дверь.

– Ваняша, хорош дрыхнуть, – заявила Нора, вкатываясь в мою спальню.

Схватив бамбуковую палку с крючком, она ловко раздвинула занавески и швырнула мне на одеяло ярко-голубой дамский пуловер.

– Ну-ка глянь.

– Зачем?

– Что можешь сказать об этой вещичке?

Я помял в руках грубоватое трикотажное полотно.

– Ну, пуловер, женский. Выглядит отвратительно, но, насколько я знаю, теперь такие в моде. У Риты полно таких кофт.

– Таких, да не таких, – рявкнула Нора, – Марго одевалась в бутиках, а эта тряпка стоит не дороже двухсот рублей. Прикинь, как странно.

– Что?

– Эта вещь была на Рите в день гибели.

Я вздрогнул и невольно отложил кофтенку подальше. Словно не замечая моей реакции, Элеонора неслась дальше:

– В тот день Рита надела брючки от Гальяно, колготы «Премиум», пятьдесят долларов за упаковку, эксклюзивное белье от «Дим», если скажу, сколько стоит комплект, трусики и лифчик, тебя стошнит. Повесила на шею несколько золотых цепочек, в ушки воткнула сережки от Тиффани, на запястье пристроила часики от Картье, надушилась парфюмом Живанши, имей в виду, это одна из самых дорогих и престижных фирм, влезла в сапоги от Гуччи, норковую шубейку… И дополнила ансамбль свитерочком из подземного перехода? Нонсенс!

– Может, он ей очень понравился, по цвету, например, – пожал я плечами, – берлинская лазурь! Ярко, насыщенно. Рите шли такие наряды.

– Ты плохо знаешь женщин, – вздохнула Нора, – если Маргоша нацепила на себя прикид с помойки, значит, ее вынудили к этому чрезвычайные обстоятельства. Вопрос, какие?

Она вытащила сигареты и замолчала. Я смотрел на свитерок. На мой взгляд, эту вещичку совершенно не отличить, во всяком случае, издали, от тех шмоток, которыми забиты шкафы девчонки. Мне кажется, Нора слегка преувеличивает значение этого пуловера. Ну купила девушка себе приглянувшуюся вещь, эка невидаль. Схватила кофту, прибежала к подружке и мигом переоделась. По-моему, все ясно и понятно. Вполне в женском духе, сразу нацепить на себя понравившуюся тряпку…

– Собирайся, – велела Нора, хватая свитерок.

– Куда?

– Поедешь к этой Потаповой Наташе и велишь ей прийти ко мне, прямо сейчас. Сама побалакаю с девчонкой.

– А вдруг она не захочет?

– Ты постарайся, убеди ее.

Выплюнув последнюю фразу, Нора развернула кресло и выкатилась в коридор. Я со вздохом влез в халат, открыл дверь в ванную и уставился на отросшую за ночь щетину. И женщины еще смеют стонать по поводу ежемесячных дамских неприятностей! Попробовали бы они каждое утро бриться!

– Слышь, Вава! – гаркнула Элеонора.

Я уронил станок в раковину.

– Господи, как вы меня напугали!

– Нежный ты у нас, цветок душистых прерий, – хмыкнула Нора. – Вот что, скажи этой Наташе, что бабка Риты, дама взбалмошная и непредсказуемая, хочет отдать все носильные вещи внучки той из подруг, которая приедет первой. Живо примчится.

– Вы и впрямь собираетесь это сделать?

Нора пожала плечами:

– Пусть уж лучше их доносит не слишком обеспеченная девушка. А то придется вывезти на помойку.

Честно говоря, последняя фраза слегка резанула мой слух, но Нора человек жесткий, если не сказать жестокий. Впрочем, подумайте сами, может ли быть сентиментальной дама, нажившая многомиллионное состояние исключительно благодаря своему уму и деловой хватке?

Глава 8

В институте Наташи Потаповой не было.

– Она сегодня не приходила, – сказала староста их группы, хорошенькая рыжеволосая толстушка.

Я сел в «Жигули» и набрал номер телефона.

– Алло, – ответил высокий нервный голос.

– Позовите, пожалуйста, Наташу.

– Кто говорит? – рявкнула весьма невежливо дама.

Очевидно, мать Потаповой кавалеры дочери довели до последней точки кипения. Решив ее не злить, я мирно ответил:

– Вас беспокоит дядя подруги Наташи. Меня зовут Иван, если можно, передайте ей трубочку.

13
{"b":"32515","o":1}