– Простите, но как иначе мы должны ее именовать? У нас в стране не существует законов, запрещающих деятельность подобных обществ. Здесь вам не Иран, Дарья Андреевна, руки не рубят и писателей за выражение своего мнения к смертной казни не приговаривают.
– Это вы про Рушди? Так там же сплошное богохульство и святотатство, а не выражение своего мнения…
– Вы оправдываете подобные методы?
– Нет, – сказала Даша, испугавшись, что пришьют еще и какую-нибудь политику. – Просто уточнила.
– Странное уточнение для человека, имеющего диплом юриста… Хорошо, не будем отвлекаться. Все нарушения законности, вскрытые вами в окружении Хрумкиной и Василькова, касались противоправной деятельности отдельных лиц и не имели прямого отношения к увлечениям, скажем так, большинства из этой компании. Итак, что вы можете показать по данным заявлениям?
– Примитивная месть. У нас, слава богу, есть данные экспертизы и показания свидетелей. Практически все поименованные вами граждане, в том числе и германский подданный, сами были либо под наркотиком, либо пьяными в дым. Все эти данные находятся среди представленных в прокуратуру материалов.
Евстратов обернулся к Чегодаеву. Тот медленно склонил голову.
– Далее, – сказал Евстратов. – Имеется заявление несовершеннолетней Светланы Сайко, утверждающей, что вы пытались склонить ее к совершению акта лесбийской любви с использованием искусственного члена…
– То же, что и выше. Сайко проходит по делу «окружения» – свидетелем, увы…
– А гражданка Анжелика Валентиновна Изместьева у вас по каким-либо делам проходит?
– Свидетель по убийству Ольминской.
– Без всяких «увы»?
– Без, – сказала Даша.
– Отлично, – осклабился Евстратов. – Имеется также заявление данной несовершеннолетней гражданки о том, что вы, вызвав ее на конспиративную квартиру по Чайковского, четыре, шестнадцать, равно пытались склонить к лесбийской любви, угрожая в случае отказа «пристегнуть к делу вагончиком». Вот, прочтите, она тут довольно подробно описывает ваше нижнее белье… Есть у вас такое?
– Есть, – вынуждена была кивнуть Даша. – Но все это – чушь собачья… В жизни я ее на Чайковского не вызывала. И никто из моих не вызывал.
Вмешался Чегодаев:
– Изместьева подробно описала квартиру на Чайковского. При проверке с понятыми описание совпало полностью.
«Толик, сука, – подумала Даша. – И Агеев, конечно».
– Хорошо, – сказала она. – Докажите мне, что я там с ней была. У вас есть что-нибудь, кроме заявления этой шлюшки? Платного усачевского кадра?
– А у вас есть доказательства, что она – платная проститутка, работающая на названное вами лицо?
– Нет.
– У вас нет свидетелей, и у нее нет… Пат? Или, как говорили в старину, ремиз… – Он переложил и эти бумаги налево, но в папке оставалось еще изрядно. – По вашей версии, откуда она узнала о квартире на Чайковского?
– Поляков, – сказала Даша.
– К сотруднику вашей группы, покойному Анатолию Игоревичу Полякову мы еще вернемся… Давайте о фотографиях. Не кажется ли вам, что это чуточку не совмещается с офицерской честью – фотографировать свои эротические забавы с женихом, используя при этом милицейскую форму, а потом то ли забывать где-то, то ли терять эти снимки? Впрочем, эта деталь скорее в компетенции вашей же инспекции по кадрам… (Ивакин подобрался, неприязненно глядя на Дашу.) По этому поводу, что вы скажете?
– Вы мне пытаетесь доказать, что я сама фотографировала?
Даша почувствовала, что помаленьку закипает.
– А кто же еще? Все ваши «доказательства» в пользу версии о существовании постороннего фотографа основаны на двух весьма сомнительной ценности фактах: на дырочке в раме окна и на том, что человек, снимавший квартиру за стенкой, вдруг покинул ее раньше времени… Дырочка, извините, на доказательство не тянет. А вашего соседа за стенкой Чегодаев нашел в Курумане. Вполне приличный человек, был в командировке, сделал свои дела быстрее, чем рассчитывал, и уехал, от широты души не требуя у хозяйки возврата довольно мизерной суммы… Хотя, возможно, он тоже агент заговорщиков?
– Не могу сказать пока его не проверила, – ответила Даша.
Евстратов сделал страдальческое лицо, пожал плечами:
– Заговорщики плодятся, как тараканы… Дарья Андреевна, если бы у меня была уверенность, что вы психически больны, я бы разговаривал с вами совершенно иначе, да и разговора этого, не исключено, вовсе не состоялось бы. Но в том-то и заключается печальный для вас итог, что вы, судя по всему, совершенно здоровы… если не считать весьма обоснованных подозрений в употреблении наркотиков. А потому, извините, разговор с вами идет достаточно резкий… Что это за история в психдиспансере? Когда вы, будучи в состоянии, весьма похожем на наркотическое опьянение, угрожали пистолетом врачам Хотулеву и Савич, мало того, принудили к тому же вашего водителя Стратонова?
– Вранье, – сказала Даша.
– Снова заговорщики? И они тоже?
– Я просто сказала, что пистолетом не угрожала никаким врачам. А что показал мой водитель, кстати? Я имею право это знать.
Чегодаев недовольно поджал губы:
– Вообще-то, ваш водитель начисто отрицает, что кто-либо из вас двоих доставал оружие. (Молоток, Федя, подумала Даша.) Но у нас есть заявления врачей Хотулева и Савич, санитаров Зорина и Переслегина… Врут?
– Врут, – сказала Даша.
– А какая им корысть? – он подался вперед, с любопытством ожидая ответа.
– Не знаю, – сказала Даша. Никаких доказательств у нее не было.
– Просто врут, из любви к искусству. Почему-то из всех сотрудников шантарской милиции выбрали для глупой шутки вас… Теперь – о гражданке Казминой.
– Я же извинилась, и она…
– Видите ли, вскрылись дополнительные… странности. Мы получили оперативным путем крайне интересные данные. Утверждается, что частное сыскное агентство «Бармица», где работал ваш отец, получило задание от конкурентов банка «Шантарский кредит» на сбор компрматериалов о данном банке. И вы, желая по-родственному порадеть отцу, использовали для слежки за гражданкой Казминой и сбора информации о ее банке оперативников из приданной вам группы…
– А это твердые доказательства? – прищурилась Даша.
– Я бы не назвал их доказательствами, с которыми можно выступить в суде, но в комплекте со всем прочим они выглядят многозначительно… Вы не хотите вновь упомянуть о преследующих вас заговорщиках?
– Нет, – сказала Даша.
– Теперь перейдем к наркотикам. На сей раз мы располагаем достаточно убедительными доказательствами. Есть несколько ваших же коллег, сотрудников городского управления внутренних дел, ставших свидетелями того, как вас преследовали наркотические галлюцинации. Вы будете это отрицать?
– Нет, – сказала Даша. – Но мне попросту это подсунули…
– Кто?
– Предположительно, Поляков.
– Доказательства?
– Его собственные слова.
– Которых он уже не может подтвердить, а? Интересно у вас складывается, Дарья Андреевна… И убивают его как нельзя более кстати…
– Послушайте!
– Дарья Андреевна, вы мне тут глазками не сверкайте! – он с ненаигранной яростью хлопнул ладонью по столу. – У нас тут и генералы ваши сиживали, и быстренько спесь теряли… Или вы рассчитываете, что из-за вас, как в прошлом году, весь личный состав управления выйдет пикетировать прокуратуру? Не то сейчас время, не проходят такие штучки, есть, как вам известно, закон, запрещающий милиционерам такие акции. Тогда не было, а теперь есть… Вернемся к наркотикам. Неопровержимо доказано, что вы как минимум два дня выходили на работу в состоянии наркотического опьянения, в конце концов ваше состояние стало заметно окружающим невооруженным глазом… да вы и сами, похоже, понимали, что происходит. И оттого обратились не в медицинское учреждение, с которым связались ваши же обеспокоенные сослуживцы, – он опять кивнул в сторону Ивакина, – а предпочли отыскать частную лавочку, где приятель вашего любовника приватным образом сделал вам очистку организма и вытащил из «ломки»… Надеюсь, это-то вы не будете отрицать?