– Везет вам. Как утопленникам. И вот что… – он понизил голос. – Генерал не зря заикнулся… Насчет чека…

– Что? – насторожилась Даша.

Воловиков мялся. Закусил нижнюю губу, пошевеливая усами. И сказал почти равнодушным тоном:

– Понимаешь ли, Дарья, вот уже несколько дней ползет слушок, что ты, как бы это, в ФСБ постукиваешь…

– Я?!

– Да ты глазами не сверкай. Умные не верят, да ведь и дураков хватает…

– Кто воняет?

– Не знаю. Сама представляешь, как бывает, – концов уже не найти, а слушок ползет и циркулирует. Так что учти… – Он потоптался, неловко кивнул и зашагал прочь, бросив уже издали: – Паша поедет, за тобой зайдет…

Она так и осталась стоять у окна. На душе было так пакостно, что новая плюха, свист насчет ФСБ, как бы и не ощущалась вовсе.

Но Солнечный – это и точно трясина… Убиты отец и четырнадцатилетняя дочь, десятилетнего мальчишку преступник то ли пожалел, то ли посчитал мертвым, пацана пока что нельзя допрашивать. Местные сыскари зацапали кавалера девчонки; как на беду, алиби у него не оказалось, а какие-то хулиганские подвиги на нем давно висели, как почти на каждом вьюноше из Солнечного, донельзя криминального райончика. И он, изволите видеть, быстренько признался, что очень многих профессионалов не убеждает…

Она дошла до своего кабинета, распахнула дверь. Там царили благодушие и полная идиллия. Мсье Флиссак что-то весело рассказывал, восседая за Дашиным столом, Славка с Толей и скромно примостившийся в уголке сержант Федя хохотали, дым стоял коромыслом.

– Праздник жизни? – хмуро спросила Даша.

Мсье вскочил, освобождая ей стул.

– Сидите, – сказала Даша, прошла по комнате и уселась на свой излюбленный подоконник, уставилась на унылый внутренний дворик, где стояли две машины ППС и радостно носилась выпущенная погулять чепрачная овчарка. – Что примолкли?

– Чего-то вид у тебя… – сказал проницательный Славка.

– Нормальный у меня вид, – отрезала Даша, чем себя только выдала. – Нормальнее не бывает.

Она задумчиво смотрела на Флиссака – непринужденного, естественного, веселого и обаятельного. Сияющего, как новенький рублик. Ну для чего она французской разведке? Или хотят выяснить жуткую тайну – зарплату шантарских сыскарей?

– Положительно, мадемуазель Дария есть не крепко весела, – сказал француз с плутовской миной. – Быть возможно, это тут дела кер… сердечный?

– Угадали, – сказала Даша без улыбки. – Ну прямо как в воду смотрели… Как это по-французски будет «разбитое сердце» – сакре кер?

– Уи…

– Вот, значит, помню… Натуральное сакре кер.

– Уж-жас! – сочувственно сказал француз. – И ваш…

– Да нет, мой амант тут ни при чем. Просто взвалили вдруг на нас одно дело… – она обвела взглядом всех остальных. – Ну, соколы, поздравляю. Убийство в Солнечном – на наших могучих плечах. Вы уж извините, мсье Флиссак, начались изрядные хлопоты…

– О, понимаю, я уже исчезать…

– Подождите, – сказала Даша. – У вас, случайно, нет телефона комиссара Дюруа? Получила от него письмо, нужно позвонить, поблагодарить, и спохватилась вдруг, что телефонов-то и не взяла в свое время…

– О, разумеется! – Он достал изящный блокнот в красной обложке с белым силуэтом Эйфелевой башни. – Вот этот – служба, комиссариат. Этот и этот – дом.

Ни секунды колебаний, совершенно естественный тон, взгляд ни на миг не вильнул… А собственно, даже если он и не писатель, почему он не может знать комиссара? Шарахаешься вслепую, набиваешь синяки…

– А что пишет? – поинтересовался Славка, когда француз колобком выкатился в коридор. – Опять, поди, замуж зовет?

– Ага, – сказала Даша. – Думаю вот, не согласиться ли… Орлы, вы хорошо слышали, что я сказала про Солнечный? Готовьте-ка себя морально, нынче же и приступаем. Что слышно из психушки?

– Доктор все еще не в кондиции, – доложил Толя. – Только санитары отвернутся, он уже под кроватью засел и от убийц отмахивается. Три грации его достают день и ночь…

– Понятно, – разочарованно кивнула Даша, сняла с вешалки пуховик. – Настраивайтесь на Солнечный, а я исчезаю. Изучать проблемы фотографии…

В таком бешенстве Даша Глеба еще не видела. Он держался, как мужику и положено, не срываясь на истерики с матерщиной, но глаза от ярости стали совершенно стеклянными. Сидел, привалившись к стене, смолил сигарету за сигаретой и, судя по вдохновенно-озверевшему лицу, строил планы роскошной мести. Увы, Даша прекрасно сознавала, что это не в его возможностях. Может быть, и не в ее. Те, кто устраивает такие фокусы, попадаются редко.

Их час назад выставили на кухню, а в комнате шуровали гений фотографии Паша Тимонин и двое узких специалистов-практиков.

Возглавлял все это предприятие мрачный и неразговорчивый даже среди своих подполковник Граник, доверенное лицо Дронова, ведавший в городском УВД едва ли не самой таинственной и законспирированной службой, в чью задачу входило выявлять внедренки в собственных рядах – от «проводок» криминала до агентуры «соседей». Естественно, столь увлекательное занятие в два счета сделает мизантропом любого…

– Придется, наверное, все-таки заявления подать… – сказала Даша осторожно.

– Да хоть сто, если надо, – махнул рукой Глеб. – У тебя-то как, лопатками стенку чувствуешь, или не столь мрачно?

– Да вроде обошлось, – как можно беззаботнее ответила она, чтобы не нагнетать трагедию. – Я все же, скромно говоря, кадр не из бросовых. Спишут на милые забавы обрученных…

– Такое впечатление, что тут постарался осколок прежних эпох. Когда по любой аморалке лупили из крупного калибра.

– Может, он и пытается такое впечатление произвести, – сказала Даша. – Вокруг тебя в последние дни ничего необычного не происходило?

– Кто знал? Я ж не присматривался, могли сто человек следить…

– Нет, а вообще? Не обязательно – слежка.

Он старательно задумался, уставясь в потолок и шевеля губами для лучшей концентрации мысли. Мотнул головой:

– Ничего такого не могу припомнить. Думаешь, меня замажут? Как ни крути, а компромата не отыщешь. Ты у меня – единственная порочащая связь, как оказалось…

– Не скалься, – сказала Даша. – Надо поосторожнее. Подберут ключики, подкинут ствол или пакет с анашой, придется потом из кожи вон лезть. У меня замки получше, и все равно отмычку примастрячили. Собаку бы завел, что ли?

– Так это ж кормить и водить. Она, бедная, сутками меня дожидаться будет…

В дверь позвонили, и Даша пошла открывать. Вернулся один из подчиненных Граника, еще более загадочный и мрачный, чем его шеф. В комнате оживленно зашептались, и работа, судя по звукам передвигаемой мебели, пошла еще энергичнее.

Минут через пять на кухне объявился Граник. Присел на табуретку, значительно помолчал, спросил Глеба:

– В последние дни никакие мастера не заявлялись? Слесаря там, электрики, краны проверять?

– Вообще, не помню, когда и были…

– Ну, пойдемте, глянем, – сказал подполковник.

Навстречу им из комнаты гуськом потянулись немногословные практики, на ходу зачехляя фотоаппараты и закрывая маленькие таинственные чемоданчики. Балконная дверь оказалась открытой, в комнату натянуло ноябрьского морозца, и с балкона выжидательно смотрел Паша.

Подполковник показал пальцем на верх окна. Паша завозился, держа обеими руками над головой что-то вроде полупрозрачного провода. Оказалось, это не провод, а леска, очень тонкая жилочка. Ее конец вдруг показался прямо из оконной рамы, рядом с форточкой, вылез сантиметров на пятнадцать, и Граник выставил ладонь:

– Достаточно… Вот это и есть предельно точная иллюстрация происходившего. В раме сверхтонким сверлом была просверлена сквозная дырка…

– А опилки? – пожал плечами Глеб. – Я бы видел…

– Сверхтонкое сверло, – повторил подполковник. – В некоторых известных мне комплектах такой аппаратуры есть нечто вроде пылесоса, с большой силой засасывающего опилки назад, по направлению к сверлящему. Потом пропускается миниатюрный объектив раза в три тоньше спички… объектив, скорее всего, был прикреплен к световоду, тщательно приклеенному вдоль рамы и, вероятно, сливавшемуся с ней по цвету, уходившему в соседнюю квартиру, – он говорил размеренно и сухо, словно читал лекцию. – Балкон у вас был заклеен на зиму, а с улицы, снизу, ничего этого не видно. Те, кто расположился в квартире, имеющей с вашей общий балкон, имел возможность предаваться фотографированию, сколько душе угодно. Затем световод выдернули, дырку тщательно замазали снаружи – мы нашли выходное отверстие со стороны комнаты только с помощью лупы, потому что твердо искали нечто подобное…