Пусть на секунду, но Фаулер выглядит ошарашенным. Не ожидал, судя по всему, от простяги-полицейского знания крылатых латинских выражений. Значит, не заглядывал еще в мое досье — первым документом там лежит рекомендация, данная мне отцом Бастианом, директором колледжа Святого Луки в Мадриде. Добрейший отец Бастиан особо отмечал мои превосходные успехи в изучении древних языков.

— Превосходно, капитан! Отдаю должное вашей эрудиции. Что же касается моих полномочий, то ваше любопытство будет полностью удовлетворено. Сегодня же вечером, во время партии в покер.

— Вы знакомы с комиссаром Шеве?

— Да, мы встречались прежде. Итак, до вечера?

Он еще раз демонстрирует мне свои великолепные зубы, точно сытый, довольный жизнью лев, покровительственно скалящийся при виде какого-нибудь мелкого хищника. Затем поворачивается и устремляется к административному корпусу — очень прямой, очень собранный и энергичный.

Я задумчиво гляжу ему вслед. Почему комиссар ничего не сказал мне об этом Фаулере раньше? И не к майору ли относилась загадочная фраза «Там будет кое-кто, с кем тебе полезно познакомиться»? Что ж, в любом случае я еще смогу узнать это у самого Шеве — достаточно прийти к нему на полчаса раньше назначенного времени.

Забегая вперед, скажу, что выполнить это намерение мне не удается.

Придя домой — если можно назвать домом две тесные комнатки со спартанской мебелью и минимумом удобств, — я первым делом заглядываю в душ, но воды, разумеется, нет. Для Албании это нормально. В Тиране, расположенной значительно ближе к горным озерам, воду дают четыре часа в сутки — два часа утром и два часа вечером. В Дурресе все обстоит куда сложнее, потому что здесь уже несколько лет работает построенный на деньги ЕС опреснитель, и вода теоретически должна поступать в некоторые кварталы бесперебойно. База «Лепанто» расположена как раз в одном из таких кварталов, но воду мы видим так же редко, как и жители столицы. Понять это невозможно, как, впрочем, многое в Албании.

Приходится ограничиться обтиранием спиртовыми салфетками. Иногда мне кажется, что, вернувшись домой в Испанию, я первые две недели вообще не буду вылезать из ванны. Так или иначе, я чувствую себя немного чище, натягиваю домашнюю одежду, вытаскиваю из холодильника бутылку «Туборга» и с наслаждением опускаюсь в кресло.

Однако не успеваю я сделать глоток, как в кармане моей куртки, уже повешенной в шкаф, принимается выть сирена воздушной тревоги. Я едва не выпускаю из рук бутылку. «Воздушная тревога» — личный позывной босса. Интуиция подсказывает, что я понадобился ему через час после окончания дежурства не для того, чтобы поговорить о погоде. А значит, с надеждой на краткий миг спокойного dolce far niente [3] можно смело распрощаться.

— Слушаю, босс, — покорно говорю я, выудив наконец завывающий телефон из кармана куртки.

— Луис, — без каких-либо предисловий объявляет он, — ты мне нужен. Сейчас же.

Вот так всегда. Никакого намека на то, что он испытывает неловкость, вытаскивая меня из уютного кресла после тяжелого рабочего дня.

— Есть, босс. Через десять минут я у вас.

Разумеется, я могу успеть и быстрее. Но иногда полезно бывает продемонстрировать, что у тебя тоже есть характер.

Генерал О'Ши по своему обыкновению занимается физкультурой. Он помешан на физических упражнениях и уделяет им львиную долю своего свободного времени. А поскольку степень свободы он определяет сам — на то он и босс, — то создается впечатление, будто генерал О'Ши не расстается с тренажерами, которыми уставлен его кабинет. Когда я вхожу, он лежит в странного вида коробке из обитых мягким пластиком труб и одновременно двигает руками и ногами, напоминая перевернутого на спину огромного майского жука.

— Проходи, Луис, — хрипло приветствует он меня. — Садись к столу, я сейчас закончу.

На столе у босса всегда царит творческий беспорядок, наводящий на мысли не об армии, пусть даже такой несерьезной, как корпус миротворческих сил, а о богемной берлоге какого-нибудь обитателя Сохо или Барри. Все мы уже давно привыкли и смирились с этим, поэтому я испытываю настоящее потрясение, обнаружив, что широченный стол генерала с вмонтированным в него дисплеем стратегического компьютера «Фараон» чист, будто душа младенца. Куда исчезли горы бумаг, которыми обычно завален стол, загадка — мне почему-то приходит в голову, что босс принял решение утилизировать их в нашей котельной. Пока я рассматриваю пустой стол, генерал заканчивает упражнения и с преувеличенным кряхтеньем выбирается из своего ящика.

— Удивляешься? — спрашивает он, проследив направление моего взгляда.

Я молча пожимаю плечами. Чем меньше говоришь боссу, тем меньше шансов нарваться на головомойку.

— Встречался уже с Фаулером? — интересуется генерал, усаживаясь напротив меня.

Храня верность выбранной стратегии, ограничиваюсь кивком.

— Поговорили?

«Что за допрос! — раздраженно думаю я. — Интересно, он нас из окна видел или ему донес кто-то?»

— Он пытался наказать повара, а я пытался ему помешать. В общем, мы познакомились.

Босс ухмыляется. Очень, знаете, неприятное зрелище — ухмыляющийся бригадный генерал Майк О'Ши. Если взять средних размеров акулу, натянуть на нее камуфляж и рыжий парик, подкрасить щеки, или что там есть у акул, румянами и научить ее криво улыбаться — получится нечто похожее.

— Если ты дотронулся до этого парня хоть пальцем, Луис, можешь быть уверен: он тебя запомнит. Лоэнгрин не из тех, кто позволяет обижать себя безнаказанно.

— Лоэнгрин? — тупо переспросил я.

Ухмылка босса становится совсем уж людоедской.

— Так его звали в Форт Брагге. Не то чтобы мы все там были повернуты на классической музыке, но один из наших преподавателей фанател от Вагнера, и нам поневоле приходилось кое-что слушать. Фаулер ухитрился сдать ему экзамен, не ответив ни на один вопрос по специальности. Все, о чем он говорил, касалось только оперы «Лоэнгрин». И не то чтобы он не знал предмета — знал, конечно. Но для него важно было доказать всем, что он может сдать что угодно и кому угодно. Оперу он, разумеется, никогда в жизни не слышал, зато внимательно читал либретто.

Босс многозначительно замолкает, и я понимаю, что по сценарию мне нужно спросить его, что такое либретто. Но я не собираюсь доставлять ему такого удовольствия.

— Шустрый парень, по всему видно. А что это за спецкомитет по борьбе с терроризмом? Очередная игрушка мудрецов из Шестиугольника?

Генерал хмуро смотрит на меня и медленно качает головой.

— Не знаю, Луис. Откровенно говоря, о нем мало что известно. Даже на моем уровне.

Вот так. Ненавязчиво поставил зарвавшегося капитана на место. Поделом тебе, капитан, не забывай, что любопытство убило кошку. Лимит своих вопросов ты исчерпал еще на «Лоэнгрине».

— Могу сказать только одно — Фаулера прислал сюда сам Йошимицу, — снисходит до объяснений босс, когда я полностью осознаю всю бестактность своего поведения. Я снова молчу — на этот раз потому, что просто не могу найти слов.

Помощника генерального секретаря Совета Наций Минатори Йошимицу за глаза называют не иначе как Сёгуном. Поговаривают — и, кажется, не без основания, — что именно он решает все по-настоящему важные вопросы международной политики, оставляя на долю своего номинального шефа представительские функции. Гений аппаратной интриги, Йошимицу вертит Исполнительным комитетом Совета Наций (в просторечье Шестиугольником) с ловкостью опытного кукловода. Неудивительно, что Фаулер, если он и вправду человек Сёгуна, так уверен в себе.

— То есть нам придется отдавать этому парню честь и выполнять все его приказы?

— Возможно, — сухо отвечает босс. — Если понадобится.

Он складывает руки в замок и демонстративно хрустит пальцами. На языке жестов, которым генерал О'Ши владеет в совершенстве и который я за последние два года неплохо научился понимать, это означает «продолжай задавать свои дурацкие вопросы».