– Может, им тоже времени не хватало? – спросил Раздвигин.

– Нет, – вот теперь и пришлось все договаривать до конца, – все было, кажется, предопределено заранее. Вы можете не верить, но у меня даже сложилось впечатление, что они были готовы к тому… Чтобы так небрежно и неумело его провести. Пуля вошла как-то дико, через фуражку, словно его наклонили вперед, когда стреляли… Но ведь он просто шел по коридору, как сказано в деле, и стреляли сзади, этого просто не пожет быть…

– Может, в фуражке выходное отверстие? – спросил Раздвигин.

– Она чистая, а если бы прошла через воротник и голову, как должно быть, если стрелять снизу вверх и сзади, она была бы в крови и с частицами мозгового вещества… – Рыжов посмотрел на всех троих, что сидели за его столом. Все, кажется, реагировали правильно, хотя… Все это станет известно потом, когда никто из них не напишет донос на него… Или все же, напишет. – Только этого не нужно отмечать в материалах, это дело следствия, не наше.

– Понятно, – кивнула Борсина, может, лишь чуть поспешнее, чем следовало бы.

– И еще, кто-то был там, в коридоре, когда по нему шел Киров, – продолжил Рыжов, – когда в него стреляли. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, что кто-то из наших, с голубыми петлицами… Слишком реакция на убийство оказалась… правильной, либо ожидаемой… Все это… Да, я думаю, что настоящую папку оформлю сам.

– Вы же говорили, что мы все-равно будем иметь к этой папке доступ, – удивилась Борсина. – Давайте я сделаю, по традиции, – она бледно улыбнулась.

– Ты лучше другое попробуй обеспечить, – сказал Рыжов серьезно. – Попробуй затерять настоящую папку в архиве среди прочих. И лучше, чтобы Смеховой не знал о ее существовании. Когда он прибудет, ты с него сдери побольше материалов по работе в Крестах, и их подшей…

– Понимаю, – кивнула Борсина.

– А я не понимаю, – вдруг раскипятилась Самохина, – не понимаю – зачем вас-то туда направили? И без нашей поддержки, и со всеми этими вызовами на чаепитие к Сталину?.. Не понимаю, а лучше бы, все же понять.

Рыжов вздохнул. Этого он не собирался говорить… Хотя и настроился быть откровенным и точным.

– А послали меня… Чтобы убедиться, что ничего наша группа обнаружить не способна. – Он помолчал, чтобы его слова дошли до всех. – Послали, чтобы проконтролировать нас, удостовериться, что любое действие тех, кто это преступление совершил, осталось для нас тайной.

– Всего-то? – не поверил Раздвигин. Помолчал, покрутил головой. – Ну и ну, а впрочем, похоже.

Самохина стала подниматься, выпрямилась перед Рыжовым, словно собиралась с ним ругаться, и произнесла с нескрываемой злобой и раздражением:

– Значит, еще опасаются, вдруг что-нибудь пойдет не так, как им хочется. Еще опасаются – вот в чем дело.

Повернулась на каблуках, и пошагала к двери. Рыжов проследил за ней, ее спина выражала гнев, разочарование, обиду, и многое другое еще… Во все вникать, кажется, не следовало. Потому что Рыжов очень отчетливо понял, что она не досказала, но что подумала, когда выплеснула эти слова из себя.

Да, они еще опасаются, но… Вот какое дело, додумал за нее Рыжов, возможно, скоро они перестанут опасаться. И тогда… Да, вспомнил он, пока говорил товарищ Сталин, опустились сумерки, а никто этого и не заметил. Или делал вид, что не замечают.