– Я не сержусь, за что мне на него сердиться? Столько лет прошло, что я теперь и не вспомню, отчего он так глупо себя повел. – Рост вдруг поднял голову. – Кажется, у нас скоро будут гости.
– Что? – Лада тоже перестала жевать. – Ничего не слышу. – Повернулась к Сонечке. – А у тебя с Сапаровым что? – Молчание. – В городе разное поговаривают, даже то, что он тебя приглашал к себе и не совсем платонически.
– У меня с ним – общее дело. Он режет торф, подтаскивает под охраной к Перевалу, дальше я его доставляю в город, – твердо отозвалась Сонечка.
– А ребята из Перевальской крепости – уже не считаются? – продолжала расспросы Ладка, вредная девчонка.
– Мурад там одно время и верховодил, пока не было решено перенести базу в Пентагон.
– Ладно, – сказал Ростик, вытирая губы и мельком решив, что бриться следует вторично за сегодня, – работает система, значит, все хорошо. Вот только у тебя, – он посмотрел на Сонечку, – людей маловато осталось, всех, почитай, я у тебя увел. Даже Фрему.
Сонечка повесила голову. Потом чуть ли не носом шмыгнула.
– Ты что же, Гринев, меня совсем глупой считаешь? Думаешь, я не понимала, что придет такое время, когда Фрема все-таки уйдет?
Снаружи, за окном второго этажа главного заводского здания, где привычно обитала Сонечка, и где они сейчас обедали, раздался ощутимый гул антигравитационной лодки. Лада тут же вскочила, высунулась в окно, больше напоминавшее бойницу, ведущую во внутренний двор завода.
– Ким прилетел, – сообщила она, безошибочно определив его по манере заходить на посадку. – Наверняка с вестями.
Но Ким прилетел не один. За ним из маленькой лодочки без верхней башни, кажется, той же самой, на которой Ростик с остальной компанией улетел с корабля, стали выходить люди. Рост с сомнением отставил свою миску, он не был сыт, после его возвращения в этот мир выяснилось, что он здорово похудел, и теперь вот никак не мог отъесться.
– А, ладно, все равно, кажется, еще раз за стол придется садиться. Ким обеда не пропустит.
Но он ошибся. Ким, а также Людочка Просинечка со своим мужем, огромным, не очень-то и вмещающимся в гимнастерку Стасом Рындиным, ждали всех у машины. Ким обходил машину деловито, зачем-то, как это повелось у пилотов, по-шоферски постукивая своим чистеньким, полетным сапожком по ее антигравитационным блинам. Когда все поздоровались, он объявил:
– Ребята, я хотел бы вылететь поскорее. Приказания командования таковы. Рост с Ладой отправляются со мной в Одессу, там что-то такое происходит, от чего Казаринов уже месяц воет не своим голосом, мол, срочно пришлите Гринева. Сонечка, ты передаешь дела Стасу и можешь отправляться к своему ненаглядному Мураду. Вот только забросить тебя к нему я не сумею, сама понимаешь.
– Ничего, – сразу сделавшись деловитой, отозвалась Сонечка, явно обрадованная. – Я все равно дела буду не один день передавать, как раз к следующему охраняемому обозу в Пентагон поспею.
– Так ты что же, – в упор спросила ее Лада, – сама напросилась на этот перевод?
– Фремы нет, – ответила Сонечка, – что мне тут делать?
– П-нятно, – сквозь зубы отозвалась Лада, вдруг улыбнулась и обняла ее, как только женщины умеют – поддерживая и одобряя.
– Ким, – попросил Ростик, – ты бы как-нибудь поконкретнее пояснил.
– Вы вещички собирайте, господа, – Ким бросил на Роста непонятный взгляд, – а сведения я могу и в воздухе передать.
– К чему спешка? – удивилась Лада.
– Понимаешь, Ладушка-оладушек, на море сейчас идет какой-то нерест, я в этом ничего не понимаю, но вот свежая рыбка… Объеденье. – Ким все-таки хмыкнул, чтобы не подумали, что это действительная причина его торопливости. – Сами узнаете, еще сегодня вечером.
Собрать вещи было просто. Как-то получалось, что их в последнее время у Ростика совсем не было, а Лада, кажется, уже давно подозревала, что такой оборот событий неизбежен, поэтому в воздухе оказались менее чем через полчаса. Ким, твердой рукой свалив управление на Ладу, повернулся к Ростику, который стоял за их пилотскими креслами и пытался рассмотреть верхушку Олимпа, где что-то интересное происходило, хотя понять, что же именно, пока было невозможно.
– Ты теперь не туда смотри, – объявил Ким. – Ты на север смотри, там теперь такое, брат, творится, даже у меня сомнения возникли – а поймет ли и наш несравненный провидец Рост-не-пойми-как-сообрази, что нам от этого ожидать?
– Ты чего такой веселый? – Ростик повернулся к нему. И вдруг увидел – «чего». Ким побаивался, откровенно и даже немного панически. Да, он был в растерянности, чего раньше Ростик за ним почти никогда не замечал, ну, только в самых странных обстоятельствах. И то, если сам Ким не мог никак на ситуацию повлиять, а она на него влияла. Вот и теперь приключилась такая же штука. – Ладно, докладывай, чертяка узкоглазый.
– Ростище, ты только не подумай, что я совсем сдрейфил… Хотя, может, и совсем. Но тут такое… – Ким даже плечи опустил, вытер лицо, словно от пота, но это было лишь постоянное напряжение, давнее и нестираемое. – Тебе-то, ментату, хорошо говорить. Ты все понимаешь, даже, пожалуй, купаешься в этом, а каково нам, простым смертным?
– Ты бы по делу, Ким, – буркнула Лада, ловко пикируя, чтобы из озорства испугать небольшую стаю панцирных шакалов, которые действительно на этот раз слишком близко подошли к заводу, хотя летом были несравненно спокойнее, чем весной, например. – Не люблю я их, – пояснила она, выравнивая машину.
– А дело такое, ребята. – Ким еще раз провел ладонью по лицу. – На месте тех кораблей, которые мы пробовали разбирать, Зевс устроил что-то невообразимое. Плоская такая пирамида…
– Стоп, – вмешалась Лада, – плоских пирамид не бывает.
– Сами увидите, – продолжил Ким. – В ней есть небольшое помещение, там стоят колбы для выращивания молдвуна, и штука эта выдает… Не приведи тебе, Рост, попробовать, вовек не захочешь нормально питаться.
– Не поняла, – снова Лада, – так вкусно, или?..
– Или. Отдает металлом, или чем-то прогорклым, или… В общем, описать невозможно, но есть это нельзя.
В устах почти всеядного Кима эти слова кое-что да значили.
– А тебя кто-то заставлял? – нежно спросил Ростик.
– Так еда же! Обязательно нужно попробовать, кроме того, с голодухи, помнишь, мы и не такое жрали. Ладно, с этими колбами, как их называет Казаринов, понятно. Потом, он создал еще что-то вроде такого бассейна с мутной водой. Или не водой, конечно, а чем-то вроде масла. Вот масло он любит, правда непонятно, что под ним происходит, он их тоже… как-то модифицирует. И из-под этих маслов, в этом бассейне, растут, как груши на дереве… Впрочем, сами смотрите.
И он ушел в трюм, где принялся копаться в мешках, которые пилоты возили с собой, в которых обычно находилась вода, немного пищи, топливные таблетки для антигравитационного котла и кое-какое оружие.
– Ты заметила, что Одесса, как и прежде, подавляет самых стойких, самых сильных ребят? – спросил Ростик Ладу. – Ведь этот страх у него – не сам по себе возник. Что-то там… неблагополучно для обитания.
– Смотрите, – Ким принес и сунул эту штуку Росту в руки.
Это было ружье, очень похожее на те, которыми теперь пользовались и люди, хотя впервые получили их как трофейные в войнах с губисками. Но ружье было не обычным. Ствол у него был не слишком длинный, хотя и, несомненно, крупнее, чем все, что Ростик видел. Пожалуй, такими же были, по классификации Бабурина, предложенной много лет назад, пушки пятнадцатого калибра, никак не меньше. Приклад был выполнен из чего-то, что более всего напоминало пластмассу, еще земную, забытую и такую приятную на ощупь. Прицельное устройство ложилось перед глазом, стоило этот приклад уместить на плече, вполне корректно, даже немного игриво, но Ростик чувствовал, что для стрельбы из этого ружья ему все равно придется слегка переучиваться. Цевье было очень массивным и тяжелым, зато нигде не видно было ни предохранителя, ни щели, чтобы вставлять патронную пластину. Хотя экстрактор имелся, и почти на том же месте, что и следовало, только слева, то есть это ружье выбрасывало отстрелянные дисочки, которые все по понятной аналогии называли гильзами, хотя на нормальные гильзы они никак не походили, подобно немецкому автомату, а не русскому.
