И едва он установил это, тут же пришло другое. А как же я вылезу? Ведь… я голый. Но при этом ни стыда, ни опасения, что это будет некрасиво и, пожалуй, смешно, не возникало. Вернее, не появлялось никакого нормального человеческого чувства, он все еще находился под пологом гибкой и невосприимчивой к таким проблемам психики гиганта.

Так и получилось, что он дошел до всей компании, остановился лишь метрах в двухстах, потом догадался, что ошибся… Поправил зрение, почти на человеческий аршин измерил дистанцию, которая их разделяла. Оказалось сто двадцать метров, может быть, сто семнадцать. Почему у Роста возникла способность так точно определять дистанцию, он объяснить не мог даже себе. Он сел, Гулливер, с чем-то похожим на несколько вздохов подряд, перекатился на живот, Рост отодрался от мягкой ткани, которая облегала его сзади, и впервые за очень долгое время почувствовал, что способен двигаться самостоятельно, не используя мускулы гиганта. Уперся локтем куда-то назад… И кожа, частично все еще его собственная кожа, разорвалась. Он едва не закричал от этой боли, но понимал, что это необходимо. Иначе эти дурни из Белого дома могли вообразить неизвестно что, и тогда Гулливеру пришлось бы плохо. Гораздо хуже, чем сейчас приходилось ему.

Рост отодрался лицом от маски, которая приросла к нему плотнее, чем остальные части тела. Хотя нет, все его тело срослось с Гулливером, каждый разрыв с ним вызывал обжигающую боль, словно с него сдирали кожу… И тут же его оглушила собственная слабость, неумелость, уязвимость, пожалуй, даже неполноценность.

Гулливер терпеливо ждал, похрюкивая, лежа лицом вниз. Рост осторожно, пытаясь не причинять гиганту мучений, поднялся на колени и удивился, как мало и плохо он видит, как слабо ощущает звуки, и еще в большей степени поражаясь, куда подевались все запахи. Сполз по спине огромной массы гиганта, которая еще недавно была им самим. И снова разозлился на начальство, которое причиняло ему и Гулливеру такие неудобства. Впрочем, он уже и сам мог думать, а потому все-таки решил, что и вправду, пожалуй, пора бы выйти из кокона и снова сделаться Ростиком Гриневым, самим собой, а не гигантом в этом мире слишком уязвимых людей.

От слабости он присел у гулливеровского бока, прижимаясь к нему, греясь его теплом и в то же время расцарапывая об него собственную кожу. Оказалось, что она почему-то стала слишком ранимой.

Рядом оказалась Лада, бегала она, как выяснилось, быстрее Баяпошки. Или та немного притормозила, когда заметила, что Рост голый. А ведь было время, вспомнил Рост, когда об одежде девушки из племени аймихо заботились так же мало, как о полотенце после купания в море, то есть почти никак не заботились. Или… Да, оказалось, Баяпошку вовсе не смущает его нагота, она просто его усиленно читала. И эта сосредоточенность не позволяла ей действовать слишком уж оперативно.

Ладушка наклонилась над ним, провела рукой по голове… Странное ощущение, хотя, пожалуй, приятное.

– Рост, ты… Лишился всех волос. Даже брови куда-то исчезли.

Он попытался ей улыбнуться.

– Я тебе таким не нравлюсь?

– Что ты? – Ладушка уже набросила на него что-то, смахивающее на слишком просторный халат, и помогла вдеть руки в рукава. – Ты такой… мускулистый. Нет, ты… Я не понимаю, ты словно светишься изнутри. Ты сделался молодым… Как аглор, если бы его удалось вытащить из нузы.

Рост поднялся, посмотрел на свои босые ноги, торчащие из-под халата. И лишь после этого повернулся к Гулливеру. Тот уже… «застегнул» свой горб, в котором находился Ростик, и медленно, не очень уверенно поднимался. Рост все еще находился в связи с ним, как двое близнецов понимают иногда друг друга без слов. И он знал, что теперь Гулливер отправится в свой подвал, где его придется здорово накормить…

– Покормим и напоим, раз он отпустил тебя, – пробурчала Баяпошка. Она уже оказалась рядом, хотя Рост не заметил, как она подошла. И еще он понял, что высказывался вслух.

– А мне бы… искупаться, – попросил он.

– Воды тебе прикажу нагреть сразу же, как только вернемся домой, – уверила Лада.

– Зачем греть воду? – удивился Ростик. – Можно в ручье, вот же он, плещется.

И понял, что действительно даже в этот не слишком теплый весенний денек способен купаться в ледяном потоке, стекающем с Олимпа, и при этом получать удовольствие… Вероятно, он стал малочувствительным.

– Знаешь, – Баяпошка приказывала, словно она была тут главной или самой понимающей, – давай-ка сначала отправимся к начальству.

С этим спорить не приходилось, для этого Ростик и выбрался из Гулливера, из-за начальства.

А вся группа этих людей, прилетевших из Боловска, чтобы взглянуть на него и на Гулливера, собралась в очень плотную стаю. Лишь Перегуда и Пестель с Квадратным стояли сбоку. Причем в центре этого… каре находился Председатель. Правда, когда Рост с обеими девушками дотащился до них, они расступились, расчистив Дондику обзор.

Председатель выглядел настороженным и определенно чего-то ждал. Или прислушивался к тому, что говорили свитские за его спиной. А они, как обычно, пытались на глазок решить очень важную, по их мнению, проблему, как всегда, начальственную и откровенно дурацкую. Кто-то доказывал, что аглоры, при желании, с гигантом расправиться все-таки сумеют, потому что… Рост нетерпеливо дернул плечом, была бы его воля, он бы этого «докладчика» гнал метлой за глупость.

– Как ты? – спросил Дондик наконец, и в группе чинуш стало тихо.

– Нормально, только вот… к этому миру привыкать теперь придется.

Незнакомый Ростику умник выступил вперед и в упор спросил:

– Послушай, Гринев, вот… Предположим, аглоры с ним справятся?

– Не знаю вашего, – Рост сделал ударение на обращении, – имени-отчества, но… достоверно заявляю, что скорее всего нет. Потому что я могу их видеть. Им даже не удастся подобраться ко мне.

– А из пушек? Ты что думаешь?

– Вы, – он снова попробовал установить вежливое обращение, но этого типа с длинным носом и низко, чуть не на скулах сидящими ушами это, видимо, не устраивало, – хотите с Гулливером поссориться? – Перехватив недоумевающий взгляд, он добавил: – Учтите, у него обостренный слух, я за полтора километра разбирал каждое слово, которое тут произносилось. Но еще лучше он читает эмоции и, разумеется, отлично определяет враждебность. Даже потайную, скрытую, вот как у вас.

– Но я не пытаюсь… – начал было низкоухий.

– Пытаетесь, – отрезал Ростик.

– А все-таки, – перед Ростом оказался не кто иной, как Герундий, – он наш? Он готов за нас драться?

– В общем-то, – начал Председатель, – Герман Владимирович прав, такую силу без достаточной лояльности…

– Ты говорил, – не слишком вежливо прервал его Перегуда, вот он был, как обычно, умнее остальных, – у него нет своей воли.

– Это не я говорил… Но воли нет, это правда, – признал Ростик. – Только следует принять во внимание, что он еще маленький, всего несколько дней от роду. Хотя и способный – переписывает в свое сознание мой опыт. – Он вздохнул, оценив, что основная масса этих… начальничков слушает его недоверчиво. – Поймите, мы – единое целое. Если у меня нет к людям… – он проговорился, все еще не слившись с этими людьми, оставаясь по-прежнему с Гулливером, но заметила это только Баяпошка. И все-равно пришлось исправляться: – К моему же роду-племени никаких враждебных настроений, он это тоже усваивает. Но если почувствует враждебность, тогда…

– Я не вижу у него половых признаков, – вдруг пришла на помощь какая-то незнакомая аймихоша. – Мочеточник имеется, а… на размножение он, очевидно, не способен.

– А зачем ему? – спросил Пестель. – Он же из яйца вылупляется.

Рост на всякий случай посмотрел на Гулливера, тот был уже не очень хорошо виден, потому что почти добрался до завода. Он уже прикидывал, как должен войти во двор через ворота, для него это оставалось серьезной проблемой.

– Ты в нем был не считаные дни, – вдруг произнесла Лада, – а почти две недели.