Покачавшись, гигант вдруг выпал вперед, на руки, и стала видна его голова, опущенная, совершенно голая, без малейших признаков волос. Да и головой это сложно было назвать, она находилась как-то в середине плеч, глубоко уходила в грудь, почти не способна была двигаться, зато была отлично защищена от любого удара.
И все-таки это существо обладало достаточной подвижностью, чтобы поднять лицо к свету, льющемуся в подвал сверху, от зеркал. И оно двинулось вперед, на свет. Еще неуверенно, трудно, с каким-то даже хрустом в суставах… Лишь спустя некоторое время Рост понял, что существо попросту давило остатки скорлупы, которая местами на него налипла.
– Здорово! – шепотом проговорила Лада.
– А по-моему – урод, – высказался Ким.
Но Ростик слышал эти слова как бы краем сознания, он смотрел на существо перед собой и отчетливо понимал, что ему нужно. Он почти выкрикнул:
– Еды!.. Любой, зерна, или молдвуна, или… Нет, мясо он сможет только потом… И воды, много воды, хотя, тоже нет – воду он найдет сам.
Сонечка куда-то дернулась, а Рост вдруг попятился, потому что существо, по-прежнему с поднятым лицом, напряженно и вполне осмысленно нашло его взглядом. Глаза у него были большие, очень темные, без малейших признаков радужки, зато с мощным хрусталиком, как у кошки.
Ростик не почувствовал, как его плечи уперлись в стенку подвала, а его ноги сами собой сложились. Он опустился сначала на корточки, потом сел на пол.
Он не понимал, что происходит с ним, никогда еще не ощущал такого безудержного, такого… подчиняюще-властного давления на свое сознание. И он медленно, но верно начал понимать, что значит простенькое на первый взгляд значение этнологического термина – запечатлевание. Это было больше, чем слово, это было даже что-то более значимое, чем функция. Это был приказ, не подлежащий обсуждению или расшифровке. И в этом очень много было от биологии, как бы Ростик ни стремился этого избежать.
Снова рядышком оказалась Лада и кто-то еще, но это было неважно. Гораздо существеннее было то, что по ступеням спускались три бакумурские женщины, почти незаметные, как привидения, которых не видят те, кому они не хотят показываться. Одна на огромном подносе волокла весьма грубо и неаппетитно выглядевшие куски не слишком свежего молдвуна, видимо, привезенные из недалекого отсюда Лагеря пурпурных. Другая перла большой и жестковатый мешок, связанный из грубоватой травы, в котором на каждом шагу шуршала сухая как песок фасоль. Третья несла относительно небольшую глиняную бадейку, в которой что-то плескалось.
– Ишь, словно Гулливера лилипутицы кормят.
Кажется, это был голос Пестеля, но может быть, и кого-то еще. Рост по-прежнему не мог определиться в этом мире, он только и был способен разглядывать, как это… существо жует, запихивая пищу в пасть не слишком уверенными, медленными, хотя и надежными движениями. На долгий миг ему показалось, что именно он научил… Гулливера есть. Сам гигант почему-то не был этому обучен.
– Слушайте, а давайте его на воздух выведем, чтобы точно измерить рост. А то у меня не получается… – вот это точно Пестель. И о какой же ерунде он говорит, мелькнуло в голове у Ростика.
– Чего тут измерять? Высота подвала – семь метров ровно, – отозвалась Сонечка. И что-то добавила, чего никто, кажется, не расслышал.
– Еще бы неплохо было понять, зачем он? – спросил Ким.
– Зачем-нибудь да нужен, – опять Сонечка. Она отчего-то волновалась и уже пробовала взять Гулливера под защиту, хотя тот в этом совсем не нуждался.
Пить Гулливер тоже не умел. Он сделал основательную попытку прилечь на пол перед бадейкой, но… Бадейка раскололась, залив пол водой. Существо наклонилось, чтобы лизнуть пол, но Рост неожиданно для себя приказал:
– Нет, так нельзя!
И Гулливер, недоверчиво хрюкнув, отполз от грязноватой лужицы.
Наверх, беззвучно на этот раз предложил ему Ростик, там есть ручей. Даже небольшая речка… Только не утони, пожалуйста. И тут же он понял, что выражение «обжечься мыслью» – не просто поэтическая метафора. Потому что его обдало таким ответным вниманием Гулливера, что именно – обожгло.
Гигант, даже лежа, немного покачался, но сумел подняться на четвереньки и тяжело от набитого брюшка, которое теперь слегка раздулось, пополз к выходу. Рост снова подумал, на этот раз почти сам, без давления этого… монстрика, мол, хорошо, что тут такие здоровые дверные проемы устроены. И снова, как эхо после этой мысли, понял – а это мало что значит. При желании Гулливер был способен проложить себе путь на свободу, сокрушив любые узкие проемы.
– Он не слишком быстрый, – поделился наблюдением Пестель. И сразу же, вслед за этим: – Эх, обследовать бы его…
– Ага, а он тебя – хлоп, и сожрет. У него с этим, кажется, однозначно.
На этот раз Ростик даже не понял, кто Жорке ответил: Лада или Ким.
Гулливер выполз из подвала, пытаясь прийти в себя, потряс головой, хотя получалось, что трясет он плечами, и только тогда понял, что умеет двигаться по-другому. Люди тоже следом за гигантом оказались во дворе завода, под солнцем, причем Ростика придерживала Лада, она продолжала о нем заботиться, памятуя, как он сполз по стеночке непонятно отчего.
Заводской двор мигом опустел, лишь у самой дальней стены нестройной кучкой копошились бакумурши, кажется, те самые, которые принесли еду. Они мало что понимали, но на всякий случай приготовили еще одно такое же подношение, около них в напряженных позах стояли с полдюжины аймихо. Вот они-то изрядно побаивались того, что происходило на их глазах, и, к сожалению, это передавалось всем волосатикам.
Рост отмахнулся от этих мыслей, они были малозначимы сейчас. А бакумуров после пары-тройки часов вполне можно было успокоить, решил он, если некоторые и разбегутся, то основная команда все равно останется, уж слишком им тут привольно и сытно жилось… Он понял, что пристально вчитывается в волосатиков, а этого сейчас делать не следовало. Необходимо было думать о чем-то другом, хотя и непонятно – о чем же именно?
Гулливер вытолкался из заводского двора и попробовал покататься в песке, избавляясь от остатков скорлупы, или точнее – от слизи, которая теперь, видимо, высохла и стягивала кожу. Делал он это по-прежнему не слишком ловко и совсем даже не быстро, но… Рост был готов заложить свою душу, что это у него временно. Потому что даже в этих не слишком еще умелых движениях читалась… да, определенно читалась способность быть быстрым, как аглор, и неостановимо мощным.
Рост наконец определил, кто находился с ним рядом у плеча, помимо Лады. Он и сказал:
– Ихи-вара, он научится.
Невидимка откинула капюшон нузы, посмотрела на Ростика своими изумительными глазами, не дрогнув ни одним мускулом прекрасного лица.
– Наши дети тоже не слишком ловкие, когда рождаются. – Она помолчала. – И как это у вас, людей, все так вот получается? Ведь вы, если к вам не приглядеться, почти не способны на такое…
– Что она говорит? – потребовала перевода Лада, лишь тогда Ростик понял, что они разговаривали на едином.
До них вдруг долетел голос Пестеля:
– Я все-таки полагаю, что существо с такой массой не способно быть очень уж эффективно. Его мускулы и костяк просто не в состоянии обеспечить значительную… юркость и точность движений.
– Вспомни динозавров всяких, – ответил ему Ким. – Еще на Земле, конечно. А весили они десятки тонн… И были достаточно эффективны для выживания.
– Положим, не «десятки», а около десяти, и выживание их было возможно в условиях избыточного растительного мира… К тому же мне почему-то кажется, что своего рассудка, так сказать, своей воли у этого… монстра нет. Возможно, нет даже ощущений, кроме самых простых, на уровне рефлексов.
Словно опровергая это заявление, Гулливер вдруг поднялся на ноги. Со стороны со своими непомерно длинными руками, растущими из необыкновенно мощной грудной клетки, на непропорционально коротких ногах, с головой, почти утонувшей в груди, он казался откровенно уродливым. Он поворачивался всем туловищем, осматриваясь, а потом, вдруг с шумом вдохнув побольше воздуха, затопал к ручью в двухстах метрах от завода.