— Мисс… Адамс? — запинаясь, повторил Жосс.

— Да. Это наш американский друг, она недавно присоединилась к нам. И я увезу ее в Брауншвейг. Но почему вы так удивлены? У вас такой вид, словно перед вами предстало привидение…

Лаура нагнулась, чтобы поднять упавшую трость, а Жосс провел ладонью по лицу. Рука его дрожала.

— Простите меня, монсеньор, но так оно и есть! Мисс… Адамс удивительно похожа на одну даму, которую я хорошо знал, и которой больше нет среди нас! Теперь, когда я разглядел лучше ее лицо, я увидел различия. Женщина, о которой я говорю, была не так красива. И к тому же она была настолько неумна, что никак не могла заинтересовать ваше высочество, а тем более стать вашим другом.

Лаура подняла брови, не собираясь опровергать унизительную характеристику, данную ей мужем. Она лишь спросила совершенно не свойственным ей прежде высокомерным тоном:

— Вы скажете мне, ваше высочество, кто этот господин? Мы, американцы, привыкли, что в Европе на нас смотрят как на забавных зверюшек, но я не потерплю, чтобы кто-то говорил обо мне в моем присутствии так, словно меня нет рядом, не будучи даже мне представленным!

— Вы тысячу раз правы, приношу вам свои извинения! Это маркиз де Понталек, дворянин из Бретани. Он находится на службе у монсеньора графа Прованского, которого и представляет при моем штабе… Вы сможете лучше познакомиться во время нашего возвращения в Германию.

— Очень приятно, — сухо ответила Лаура, когда Жосс сделал попытку поклониться ей. Она повернулась и вышла из зала.

Но под ее внешней холодностью бушевала буря. Да, молодая женщина понимала, что днем раньше или днем позже ей все-таки пришлось бы столкнуться лицом к лицу со своим мужем, и все же эта встреча ее потрясла. Она шла по коридору, намереваясь присоединиться к графине, и вся дрожала. Не так-то легко забыть годы любви, даже когда знаешь, что объект этой любви не только не отвечал тебе взаимностью, а всей душой желал твоей смерти!

Ее чувства были так сильны, что ей пришлось прислониться к стене, чтобы успокоить бешеное биение сердце. В ее душе боролись стыд, страх и отвращение. И жалость к себе самой, отданной в жены тому, кто был так низок душой. Ей надо забыть, забыть о Жоссе как можно быстрее, а для этого необходимо избежать совместной дороги, когда такие встречи могут стать неизбежными.

Но как же ей убежать, если ее стерегут днем и ночью? Конвоир привел ее в зал и теперь терпеливо ждал, чтобы проводить в кухню.

Казалось, только они двое и были спокойны в этом доме, отданном на разграбление. Солдаты не только тащили мебель, предметы искусства и все, что могли унести, но в приступе ярости от того, что они уходят без победы, крушили штыками и ударами сабель деревянную резьбу, украшавшую стены, срывали и резали гобелены, уничтожая то, что не могли взять с собой.

Из коридора Лаура видела графиню де Дампьер. Женщина неподвижно стояла посреди вестибюля, прижимая к себе детей, и в отчаянии смотрела, как заросшие щетиной варвары разоряют ее дом. Как раз в эту минуту они снимали без лишних предосторожностей драгоценный гобелен, которым так восхищался барон де Бац. Не обращая внимания на своего конвоира, Лаура бросилась к графине, потрясенная выражением ее лица. Госпожа де Дампьер даже не плакала. Она посмотрела на Лауру совершенно пустыми глазами:

— Что с нами будет? Эти люди все увозят, все крушат. Нам не оставят ничего. Что мы будем есть? В деревне происходит все то же самое. Вы слышите, эти крики и шум? Они грабят и все ломают — бессмысленно и жестоко. Мне и моим детям суждена голодная смерть.

— Успокойтесь, моя дорогая! Герцог Брауншвейгский сказал мне, что уезжает сегодня ночью и увозит вас с собой. Впрочем, и меня тоже…

— Он нас увозит? Но почему?

— Полагаю, герцог понимает, что здесь вам не выжить. Поэтому и берет вас с собой. У вас ведь должны быть родственники?

— У меня нет родственников, да я и не хочу уезжать из страны. Возможно, — графиня чуть оживилась, — я могла бы поехать в Лонгви или в Верден… Там у нас есть друзья. Вы можете отправиться с нами.

Лаура кивком указала на своего сопровождающего:

— Мне не оставляют выбора. Я должна ехать в Брауншвейг, если только мне не удастся утопиться во рву, где вполне достаточно воды! Впрочем, я не уверена, что мне позволят сделать даже это.

Госпожа де Дампьер взяла ее за руку и повела к лестнице.

— Потерпите немного и поезжайте с нами. У меня еще осталась карета, и я надеюсь, что мне вернут моих лошадей. Мы поедем вместе, а по дороге посмотрим, что можно будет сделать, — прошептала она. Графине явно стало легче, когда появилась возможность строить какие-то планы. — Я приготовлю свой багаж и детские вещи. Осторожно собирайтесь и приходите ко мне на кухню. И прошу вас, не теряйте надежды!

Вместе, но по-прежнему в сопровождении конвоира Лауры, женщины поднялись в свои комнаты. Лаура увидела, что дверь в спальню Жосса распахнута настежь, но Жосса в комнате не было. Лаура, торопясь, собрала свои вещи, завязала мешок, завернулась в плотную накидку и бегом спустилась вниз. Уже темнело, но повсюду зажгли свечи, чтобы солдаты могли продолжать опустошать Анс. Свечи потом погаснут сами, если только одна из них не опрокинется и не подожжет старый замок…

На кухне Лаура помогла госпоже де Дампьер смолоть пшеницы и сварить подобие каши, в которую добавили оставшиеся кусочки сала. Дети молча сидели рядом и послушно ждали. На их личиках был написан живой интерес к происходящему. Эмильенна, последняя из служанок, покинула замок накануне и больше не возвращалась. Судя по всему, она отправилась в свою Деревню. Но конвоир Лауры не уходил с кухни ни на минуту.

Неожиданно дверь, выходящая во двор, распахнулась, в проеме появилась завернутая в плащ фигура. Солдат подал знак конвоиру выйти. Тот было запротестовал, но второй солдат поднес руку к губам, скрытым густыми усами, и снова знаком приказал ему выйти. Конвоир поспешил за своим товарищем. Его не было не больше минуты, и вот он уже появился снова. Теперь, как оказалось, вернулся не прежний конвоир, а его товарищ, тот, который и вызвал первого во двор. Этот солдат повел себя весьма странно.

Он нашел среди вещей дорожный мешок Лауры, взял ее плащ, схватил молодую женщину за руку и потащил на улицу, не давая времени опомниться и произнести хоть слово.

Ничего не понимающая Лаура, которой поведение солдата внушало серьезные опасения, попыталась воспротивиться, кричать. Но солдат сжал ее руку и прошептал:

— Бежим, и как можно быстрее! Это же я, Питу!

Лаура едва сдержала крик радости, но не осмелилась ослушаться. Они, крадучись, миновали двор, проскользнули в приоткрытые ворота. По счастью, их никто не остановил и не окликнул. С этой стороны замка, через ров, была дорога в деревню, но она была безлюдна, потому что прусские солдаты сожгли деревянный мост через ров.

— Как же мы переберемся через ров? — в страхе прошептала Лаура.

— Идемте! Умоляю вас, не останавливайтесь!

Питу, пригнувшись, стал медленно продвигаться вдоль края воды. Ночь выдалась темной, и дорогу найти было нелегко. Наконец Питу нашел то, что искал. Два бревна были перекинуты через ров.

— Я предусмотрел это, — сказал он. — Вы сможете пройти по ним?

— А другого перехода нет? Питу покачал головой.

— Что ж, придется идти, хотя боюсь, что моя неловкость может все испортить.

Лаура сделала шаг вперед. Бревно дрогнуло под ее ногами. Лаура глубоко вздохнула и попыталась справиться с охватившей ее паникой. Она опустилась на колени, обхватила руками шершавые бревна, рискуя получить занозу, и попыталась ползти на четвереньках, но ей мешали длинное платье и нижние юбки.

— Отвернитесь! — негромко сказала она.

— Да тут темно, как в аду…

И все-таки Питу послушался ее. Лаура сняла юбки, свернула их в узел и вернулась к переходу в одних панталонах и корсаже. Она подвязала узел к спине муслиновым платком. На этот раз ей удалось на четвереньках перебраться на другую сторону. Им повезло, дождь на какое-то время прекратился, хотя было по-прежнему холодно. Лаура дрожала. Питу с точностью, которая делала ему честь, перебросил через ров дорожный мешок и свернутую накидку. А потом сам с легкостью прошел по импровизированному мосту над крепостным рвом и столкнул бревна в воду. Лаура тем временем оделась.