Несмотря на холод, Фелисия и Гортензия каждый день гуляли в Пратере в надежде увидеть принца: им подтвердили, что у него есть привычка бывать там ежедневно. Но, очевидно, он бывал там в разные часы, так как они видели его только один раз из-за тусклого окна кареты и не были уверены, что он ответил на их приветствие и узнал их. Пылкая Фелисия хотела было отправиться вслед за дворцовой каретой, но Гортензия ее отговорила.
– Это ни к чему не приведет. Продолжим лучше нашу прогулку. Погода почти хорошая.
В этот день небо чуть голубело сквозь серую дымку, в воздухе носился запах лошадей и сырой земли. Гортензия любила Пратер, один из прекраснейших парков Европы. Часть его была занята лавочками, кафе, театрами на открытом воздухе, но стоило отойти от центральной аллеи, как вас окружали столетние деревья, укрывавшие ветвями широкие дорожки, по которым, должно быть, очень приятно пройтись летом. Иногда можно было заметить белок и ланей, и тогда казалось, что находишься в настоящем лесу. Среди деревьев было много елей. Глядя на них, Гортензия с грустью и любовью вспоминала свой небольшой замок в Комбере. Мысли несли ее дальше, в Овернь, где маленький Этьен, наверное, частенько зовет маму. Она вспоминала о Жане, и это воспоминание становилось с каждым днем все тяжелее.
Получил ли он ее последнее письмо? Что он подумал? Понял ли и простил ли он ту, которая солгала, потому что слишком сильно его любила? Из Франции не было новостей, хотя она и сообщила свой адрес. Это молчание угнетало молодую женщину, так как бездействие и волнение она переносила тяжело. Она несла в Пратер свою меланхолию, чтобы полюбоваться природой, напоминавшей ей родные места.
Прошла неделя, потом еще одна, и лишь в начале третьей приглашение наконец было получено. Правда, приглашение совершенно неожиданное. Его принес дворцовый лакей: эрцгерцогиня София приглашала княгиню Орсини и графиню де Лозарг сегодня к трем часам.
– Что ей от нас нужно? – такова был первая реакция Гортензии.
Но Фелисия оказалась более дальновидной:
– Я думаю, что это именно то свидание, которого мы ждем. Нас не может пригласить сам принц. Женщине легче принять женщин…
И она отправилась к Дюшану предупредить его и еще раз обсудить подготовленный ими план. Это был, кстати, час ее обычного урока фехтования.
Их план был прост. Фелисия и Гортензия должны были устроить большой прием во дворце Пальм, пригласить Вильгельмину с сестрами, Мармона, маршала Мэзона, нескольких явных противников французов, каких-нибудь иностранцев, чтобы ни у кого не вызвать подозрения. Герцог Рейхштадтский мог появиться у них «неожиданно», как он уже появлялся в нескольких салонах. Но во дворец он не вернется. Фон Траутхейм в одежде принца отправится в Хофбург, чтобы дать беглецам несколько часов времени. Принц в одежде и с паспортом Гортензии отправится в карете с Фелисией. Сама же Гортензия, переодетая юношей, присоединится к Дюшану и вместе с ним спустя час отправится вслед за Фелисией и принцем. Сменные лошади будут подготовлены Дюшаном и его друзьями. Они все соберутся вместе, как только пересекут границу.
Чтобы не вызвать подозрений, багаж будет уложен накануне под предлогом визита в один из замков семейства Липона в Богемии. Как только они покинут Австрию, Гортензия вновь вернет себе женский облик, а принц в одежде буржуа будет следовать за каретой со своими сторонниками, которые только и ждут сигнала. Дюшан заблаговременно обзавелся необходимыми паспортами. Надо было подумать, что делать дальше. Дюшан считал, что надо укрыться в одном из фортов, чей гарнизон можно будет легко склонить на сторону принца, а Фелисия предлагала отправиться прямо в Париж и собрать на улице Бабилон всех тех, кто мечтает об установлении новой империи.
– Остается только узнать, – вздохнула в заключение Гортензия, – согласится ли наш принц довериться нам в этой авантюре.
– У него нет весомых причин для отказа, – утверждала Фелисия. – Я знаю из докладов, которые Дюшан получает из Хофбурга, что Франсуа все время строит планы бегства со своим другом Прокешем. Самое трудное будет убедить этого самого Прокеша, без него принц точно откажется ехать. Но то, что мы предлагаем, просто и должно сработать.
На словах план казался необычайно простым. Но легко ли будет осуществить его? Фелисия вернулась от Дюшана озабоченная. Надо было не только реализовать план, но и сделать это быстро, так как ситуация во Франции изменилась. На смену правительству Лаффита пришло правительство Казимира Перье. А Лаффит, хранивший в сердце воспоминание об императоре, мог бы им очень помочь. Теперь у него не было возможностей это сделать, во всяком случае, прежних возможностей.
– Вы видите, как этот сын цареубийцы выплачивает свои долги? – возмущался Дюшан. – Лаффит почти разорился, помогая ему получить трон, а теперь этот король-гражданин боится, как бы он не получил слишком много, и сажает на его место его худшего врага. К счастью, у Лаффита много друзей. А со всеми бывшими солдатами Наполеона, за которыми теперь не наблюдают, мы сможем смести человека с зонтиком.
Эти слова немного подбодрили женщин. Они вспомнили их, входя в маленькую калитку Хофбурга, ведущую прямо в Амалиенхоф, где располагались покои Софии.
Все в этих покоях свидетельствовало о том, что их обитательница станет императрицей: великолепие отделки, тяжелая золоченая мебель, множество портретов детей Марии-Терезии, прекрасные гобелены малинового цвета, огромные букеты цветов, наполняющие комнаты своим ароматом. Посетительниц провели через салоны до маленькой комнатки; на пороге их встретила фрейлина, улыбнувшаяся им, но не пригласившая сесть.
Всей Вене была известна приверженность Софии придворному этикету. А сейчас она неслыханно нарушала его, пригласив к себе знатных, но не представленных ей дам.
– Будьте добры подождать здесь, – сказала фрейлина. – Ее королевское высочество сейчас выйдет. Она хочет принять вас одна.
Проговорив это, женщина скрылась, оставив подруг стоять посреди комнаты. Тишину нарушали тиканье больших позолоченных часов и тихое урчание печки, выложенной синими с золотом изразцами, наполнявшей комнату уютным теплом.
– У меня ноги дрожат, – прошептала Гортензия.
– У меня тоже, – ответила Фелисия, – но постарайтесь не испортить ваш реверанс, это будет ужасно.
Открылась бело-золотая дверь, украшенная медальоном в стиле Буше, и обе женщины присели в реверансе, но вместо шелкового платья перед ними предстала пара сияющих сапог, за ней другая.
– Встаньте, сударыни, – сказал герцог Рейхштадтский. – Позвольте мне представить вам шевалье Прокеш-Остена, моего друга. Без него я не принимаю решений. Он мой учитель и лучший советчик, которого только может желать принц.
– Что не так-то легко, как может показаться на первый взгляд, – сказал тот с улыбкой.
Это был человек лет тридцати пяти, стройный, элегантный, с нервным лицом и глубоко посаженными глазами. Взгляд был одновременно мягким и проницательным. Небольшие усы подчеркивали линию рта. Фелисия и Гортензия поверили ему сразу, этот человек им нравился.
– Я знаю, что вы должны сообщить мне важные вещи, не бойтесь, говорите при Прокеше. Садитесь, пожалуйста, – добавил он, указывая на кресла, занимавшие центр комнаты.
Фелисия минуту помолчала. Ее темные глаза с жадностью разглядывали принца. В них было столько нежности. Гортензия никогда не видела подругу такой.
– То, что я хочу сказать, не займет много времени, монсеньор. Франция в руках лавочника, человека, пошедшего на многие компромиссы, чтобы унаследовать трон после своего кузена. Ему придется согласиться еще очень со многим, если он хочет удержать его. Не такой повелитель нужен народу, который жил при отце Вашего Высочества. О, как бы мы хотели сказать: Вашего Величества! Франции нужен император, принц, умеющий лучше управляться со скипетром, нежели с зонтиком.
Прокеш засмеялся:
– Прекрасное начало, княгиня. Готов поспорить, что вы не любите орлеанцев!
