– Надеюсь, Дианора в добром здравии? Я думал, что увижу вас вместе...

– Только не сейчас. Вы ведь, наверное, знаете, она Так любит эффекты! И не появится до тех пор, пока не соберутся все, кто приглашен на ужин.

Вечер, как это часто практиковалось в богатых домах Европы, был четко поделен на две части: ужин человек на шестьдесят, в котором принимали участие только «самые близкие» и наиболее значительные персоны, а следом за ним – бал, куда собиралось раз в десять больше гостей.

Адальбер с самым непринужденным видом задал вопрос, который вертелся у Альдо на языке:

– Мне кажется, нам предстоит грандиозный праздник. Есть ли надежда увидеть здесь мадемуазель Лизу?

– Меня бы это удивило. Моя дикарочка не раз говорила, что не переносит «эти огромные светские сборища». Почти так же, как здешнюю обстановку, которую находит чересчур пышной. Она прислала моей жене роскошную корзину цветов с очень милой записочкой, и, думаю, тем и ограничится.

– А где она сейчас? – осмелился спросить Альдо.

– Об этом лучше поинтересоваться у торговца цветами с Банхофштрассе. Лично я не знаю... Господин посол, сударыня, какая честь принимать вас у себя нынче вечером, – добавил банкир, обращаясь к вошедшей паре, судя по виду – англичанам.

Как того требовал этикет, друзья раскланялись и вновь отправились бродить по гостиным, обильно украшенным в честь праздника розами и орхидеями. Цветы казались особенно прекрасными в живом свете свечей, заменявшем на сегодняшний вечер холодный электрический – только громадные напольные канделябры с длинными свечами могли должным образом озарить триумф Дианоры. Целой армии слуг в ливреях английского покроя под водительством импозантного дворецкого было поручено заботиться о гостях, среди которых были и сливки швейцарского банковско-промышленного капитала, и иностранные дипломаты, и известные литераторы. Однако – никаких художников или актеров, они бы могли нарушить стиль этой толпы, в которой не все женщины были одинаково элегантны, но все сияли роскошными драгоценностями, среди которых попадались весьма старинные. Возможно, те, кто приглашен только на бал, окажутся менее чопорными, но сейчас здесь собрались исключительно солидные и серьезные особы.

Едва войдя в дом, Альдо нос к носу столкнулся с Ульрихом. Гангстер, как и обещал, преобразился в безупречного слугу, ничем не отличавшегося от остальных, и в данный момент обслуживал гардероб у лестницы, где уже скопилось множество весьма дорогих мехов. «Сообщники» только перемигнулись. Было заранее условлено, что Морозини проводит своего необычного знакомца в рабочий кабинет банкира и даст ему необходимые указания во время бала.

В толпе сновали лакеи, нагруженные подносами с шампанским. Адальбер взял два бокала и передал один из них другу.

– Ты знаешь кого-нибудь из приглашенных? – спросил он.

– Никого. Мы ведь не в Париже, Лондоне или Вене, и у меня здесь нет никакой родни, даже самой отдаленной. А ты чувствуешь себя неуютно среди незнакомых людей?

– Ну, в анонимности есть своя прелесть. Можно расслабиться. Надеешься, что мы увидим рубин сегодня вечером?

– Надеюсь. Во всяком случае, посланец нашего приятеля продемонстрировал примерную скромность и ловкость. Никто его не видел, никто ничего не заметил.

– Точно. Теобальд с Ромуальдом,, сменяя друг друга, дежурили у дверей Картье, но ничто не привлекло их внимания. Твой Ульрих был прав: пытаться перехватить драгоценность в Париже – дело бесполезное... Святой Боже!

Все разговоры умолкли, и восклицание Адальбера прозвучало во внезапно наступившей тишине, выразив общее восхищение гостей: на пороге показалась Дианора.

Она вошла в очень строгом черном бархатном платье с маленьким треном, и у Альдо сжалось сердце: перед его мысленным взором мгновенно предстал портрет его матери кисти Сарджента – одно из лучших украшений палаццо Морозини в Венеции. Платье, выбранное Дианорой для этого вечера, так же, как и платье покойной княгини Изабеллы, чуть присборенное на груди и плотно облегающее талию, оставляло обнаженными руки, шею и плечи. Дианора когда-то восхищалась этим портретом и, конечно, вспомнила о нем, заказывая туалет к празднику. И в самом деле, разве можно было найти лучшее оформление для сказочного камня, чем ее светящаяся кожа? Рубин Хуаны Безумной сверкал своим зловещим огнем в центре ожерелья, составленного из изумительных бриллиантов и двух других рубинов, поменьше. Вопреки обыкновению ни на руках, ни в ушах молодой женщины не было украшений. Не было драгоценностей и в искусно подчеркивающей стройность шеи высокой прическе из серебристо-пепельных волос. И только туфельки из пурпурного атласа, мелькавшие в такт шагам под темной волной платья, перекликались с завораживающим оттенком рубина. От красоты Дианоры у всех присутствующих перехватило дыхание, гости молча смотрели, как она приближается, как улыбается... Муж поспешил к имениннице, галантно поцеловал руку, повел к наиболее именитым из собравшихся.

– Ну-ка, помоги мне, – попросил Видаль-Пеликорн, обладавший, впрочем, отличной памятью. – На портрете Сарджента твоя мать изображена с сапфиром?

– Нет. Там на ней только кольцо: квадратный изумруд. Ты тоже заметил, что платье такое же?

Внезапно тишина взорвалась: кто-то зааплодировал, и все восторженно подхватили. В зале воцарилась атмосфера настоящего праздника. Гостей пригласили к столу.

Ужин был подан на саксонском фарфоре и серебре, вино разливали в гравированные золотом бокалы дивной красоты, и трапеза шла именно так, как и должна была идти: роскошно, вкусно и удручающе скучно. Одно блюдо сменяло другое: икра, дичь, трюфели, бокалы наполнялись потрясающими французскими винами, но с соседями Альдо не повезло. По правую руку от него сидела толстая гурманка, по всей видимости, симпатичная, но говорившая только о кухне, а по левую – тощая и сухая дама, вся осыпанная бриллиантами, она ничего не ела и еще меньше разговаривала. Поэтому венецианец следил за переменой блюд со смешанным чувством облегчения и тревоги – по мере приближения к десерту приближалось и время, когда ему придется сыграть, может быть, самую трудную в жизни роль – проводить грабителя к сокровищам друга и сделать так, чтобы тот ничего не унес. Задача не из легких!

Адальберу повезло больше: напротив него оказался профессор Венского университета, помешанный на древней истории, и с самого начала ужина они оба, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, только и делали, что радостно перебрасывались хеттами, египтянами, финикийцами, персами и шумерами, с пылом, возраставшим по мере того, как в очередной раз наполнялись их бокалы... Они настолько увлеклись беседой, что понадобилось призвать их к порядку, чтобы бургомистр Цюриха смог обратиться к госпоже Кледерман с короткой, но изысканной речью, посвященной дню ее рождения, по случаю которого устроен столь великолепный праздник. Затем банкир, в свою очередь, сказал несколько любезных слов гостям и нежных – жене, после чего приглашенные наконец получили возможность встать из-за стола и перейти в просторный бальный зал, утопавший в зелени и розах. Двери по другую сторону широкой лестницы вели в зимний сад и в гостиную, целиком отданную любителям карточной игры. Невидимый струнный квартет, сопровождавший ужин, сменился оркестром цыган в красных венгерках, расшитых черными бранденбурами. Начали стекаться гости, приглашенные только на бал, принося с собой свежесть ночного воздуха. Ульрих и прочие слуги сновали среди вновь прибывших. Решительные действия должны были начаться, когда бал разгорится по-настоящему... Незадолго до полуночи Альдо подумал, что времени, по-видимому, осталось совсем мало. Дорого бы он дал, чтобы избежать того, что ему предстояло!

Большая часть приглашенных уже собралась. Кледерман позволил себе передышку, сев за партию в бридж с тремя весьма солидными господами. А Дианора, освободившись от своих обязанностей хозяйки, приняла приглашение Альдо на танец.

Впервые за весь вечер ему удалось приблизиться к молодой женщине. Теперь, кружа ее в вальсе, почти соприкасаясь с ней, он смог по достоинству оценить и волшебный цвет ее лица, и нежность кожи, и шелковистость волос, и победный блеск сиявшего на шее рубина. И не удержался от комплимента.