Оклеенная лиловым бархатом коробка в руках Кледермана распахнулась, явив взгляду изумительное бриллиантовое ожерелье, пару бриллиантовых же серег и два браслета. Морозини широко раскрыл глаза: ему был знаком этот убор. Князь любовался им еще до войны, когда тот украшал одну великую княгиню, связанную узами родства с императорской семьей; впоследствии дама внезапно исчезла, ходили слухи, что она была убита. Украшения действительно принадлежали прежде Северной Семирамиде, но сейчас эти бриллианты не ласкали взор Альдо: он испытывал отвращение к тому, что на языке профессионалов называется «красными драгоценностями», – к камням, ради обладания которыми проливали кровь. Не удержавшись, венецианец сурово спросил:

– Откуда у вас этот убор? Мне известно, кому он принадлежал перед войной, и...

– ...и вы спрашиваете себя, не приобрел ли я его у убийц великой княгини Натальи? Уверяю вас, она мне сама его продала... прежде чем сбежать в Южную Америку со своим дворецким, в которого она была безумно влюблена. Я открыл вам чужую тайну, но, надеюсь, вы не заставите меня пожалеть об этом?

– Не беспокойтесь на этот счет. Вы должны знать, что для антиквара профессиональная тайна не менее свята, чем для врача.

– Ни секунды в этом не сомневался, – рассмеялся Кледерман. – Мне ведь известна ваша репутация. Надо сказать, великая княгиня очень разумно поступила, что уехала. По крайней мере, спасла от большевиков свою жизнь и часть состояния.

После бриллиантов Морозини получил возможность полюбоваться знаменитым в узком кругу профессиональных коллекционеров аметистовым убором и некоторыми другими менее известными вещицами. Затем они перешли к содержимому других сейфов. Кледерман показал Морозини изумительный изумруд, принадлежавший последнему императору ацтеков и привезенный в Европу Фернандо Кортесом; два из восемнадцати прославленных бриллиантов «Мазарини»; браслет, изготовленный из нескольких бриллиантов, некогда входивших в пресловутое «Ожерелье королевы», разобранное и проданное в Англии четой Ла Мотт; бриллиантовую застежку от корсажа графини дю Барри; одно из жемчужных колье королевы-девственницы; и множество прочих чудес, приведших Альдо в полное восхищение: он и помыслить не мог, что коллекция Кледермана представляет такую ценность. Настал черед последнего, не открытого еще сейфа.

– Здесь хранятся драгоценности моей жены, – сказал банкир. – Они становятся настолько прекраснее, когда она их надевает... Но, кажется, вы удивлены?

– Не скрою. Во всем мире мне известны лишь три коллекции, которые могли бы соперничать с вашей.

– Ваша похвала лестна для меня. Впрочем, это не только моя заслуга. Начало коллекции положили мой отец и мой дед, однако вот то, что я купил у того американца.

И банкир открыл очередной черный бархатный футляр. Словно кровавый глаз циклопа, сверкнул на Морозини своим адским огнем рубин Хуаны Безумной. Венецианец взял его двумя пальцами – ему не нужно было внимательно рассматривать камень, на розыски которого ушло столько сил.

– Никакого сомнения. Именно эту драгоценность похитили у меня в Праге.

Для пущей уверенности – а вдруг, как это ни невероятно, перед ним лишь искусная копия? – Альдо подошел к письменному столу, извлек из кармана ювелирную лупу и под мощной лампой принялся рассматривать плоскую сторону камня. Обеспокоенный Кледерман прикрыл дверь в свою сокровищницу и тоже подошел к столу.

– Смотрите, – сказал Альдо, показывая ногтем на оборотную сторону камня и предлагая ему свою лупу. – Видите там крошечную звезду Соломона? Это доказательство того, что рубин имеет иудейское происхождение.

Кледерман, вооружившись лупой, внимательно изучил камень и вынужден был признать неприятную для себя очевидность. Но ничего не сказал. Он положил футляр с рубином на темно-зеленую кожаную обивку своего письменного стола, потом позвонил и двинулся отпирать дверь.

– Выпьете еще кофе? – обратился он к Морозини. – Откровенно говоря, мне он просто необходим.

– А вы не боитесь бессонницы? – с полуулыбкой спросил Альдо.

– Я обладаю способностью засыпать тогда, когда захочу. Но что вы собираетесь делать?

Морозини вытащил из кармана запасливо принесенную с собой чековую книжку и вечное перо и стал что-то писать, примостившись на краешке стола.

– Чек на сто тысяч долларов, – с величайшим спокойствием ответил он.

– Кажется, я не говорил вам, что согласен продать камень, – ледяным тоном отчеканил банкир. Но его слова не произвели на князя ни малейшего впечатления.

– А я не вижу, как вы можете поступить иначе! – возразил он. – Только что мы говорили о «красных драгоценностях». Этот камень залит кровью больше, чем вы могли бы себе вообразить...

Кледерман пожал плечами:

– По-другому и быть не может, когда речь идет об исторической драгоценности. Могу я напомнить вам о Розе Йорков, алмазе Карла Смелого, том самом, который свел нас в Лондоне? Вы жаждали заполучить его так же страстно, как и я, ивам совершенно безразлично было его трагическое прошлое.

– Разумеется, но в тот раз я не отыскивал его, рискуя жизнью... Теперь все по-другому! Ну, подумайте, в конце концов! – прибавил Морозини. – Вам действительно хочется увидеть, как горит на груди вашей жены камень, который десятки лет провел на трупе? Вам это не внушает отвращения?

– Умеете же вы вызвать в воображении какую-нибудь гадость, – проворчал банкир. – Однако лучше будет сказать вам сразу: теперь, когда мне известен путь этого рубина, мне, разумеется, совершенно не хочется дарить его моей жене. На свой день рождения она получит в подарок ожерелье, которое вы привезли... А это чудо я оставлю себе...

Альдо не успел ответить: распространяя вокруг себя ночную свежесть, смешанную с нежным ароматом дорогих духов, Дианора, скорее отбросив, чем отворив створку двери, шумно и вместе с тем царственно вторглась в кабинет.

– Добрый вечер, дорогой! – произнесла она своим чудесным контральто. – Альбрехт сказал мне, что, здесь у вас князь Морозини... И, право же, так и есть! Какая радость снова видеть вас, друг мой!

Протягивая обе обнаженные, без перчаток, руки, она уже устремилась к Альдо, но внезапно остановилась и резко свернула вправо:

– Что это такое?.. О, Боже!.. Какая дивная вещь!

Сбросив широкое манто, отделанное голубым песцом, – льняные волосы покрывала шапочка из того же меха – она уронила его на ковер, словно смятую бумажную обертку, и, бросившись к рубину, схватила камень, прежде чем муж успел помешать ей. Лицо красавицы озарилось радостью. С камнем в руке она приблизилась к Кледерману.

– Мориц, обожаемый мой! Вы никогда ни перед чем не останавливались, вы готовы небо и землю перевернуть, лишь бы доставить мне удовольствие. Но сегодня вы превзошли самого себя. Где вы нашли этот удивительный рубин?

Она, казалось, совершенно позабыла о присутствии Альдо. Но венецианец отнюдь не собирался мириться с таким положением дел: ставка была слишком крупной.

– Я нашел его первым, сударыня. Ваш супруг всего лишь купил его, впрочем, в полном неведении, у человека, который украл его у меня. Так что я как раз собирался возместить ему расходы, – прибавил он, отрывая чек от корешка.

Дианора подняла на него прозрачные глаза – от охватившего ее гнева в них вспыхнули молнии.

– Уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь забрать мой рубин?

– Я намерен всего лишь восстановить справедливость. Камень принадлежит даже не мне. Я купил его для клиента...

– Никакой клиент не имеет значения, если речь идет обо мне, – вызывающим тоном заявила молодая женщина. – Тем более что вам нечем доказать свою правоту. Такой коллекционер, как вы, не остановится и перед тем, чтобы солгать.

– Успокойтесь, Дианора! – вмешался Кледерман. – Мы как раз обсуждали этот вопрос, когда вы вошли. Я не только не принял чека от князя, но и собирался сам предложить ему выписать чек, с тем чтобы возместить понесенные им убытки...

– Все это слишком сложно для меня. Ответьте мне честно и откровенно, Мориц! Вы купили этот камень для меня, ко дню моего рождения, да или нет?