Унылая физиономия трактирщика, испугавшегося конкуренции, мгновенно прояснилась. Он предложил прихватить еще и бутылочку сливовицы – «здесь такую очень любят!» – от которой Альдо не стал отказываться. Погрузив напитки в корзину, он, прежде чем вернуться к Видаль-Пеликорну, заглянул еще к зеленщику и накупил персиков и абрикосов. С этими запасами друзья дождались наступления ночи, с опаской поглядывая на небо, по которому медленно плыли черные тучи...

– Если все это прольется на нас, быть нам мокрыми до нитки! – вздохнул археолог.

– Трактирщик посоветовал мне прихватить наши плащи. Они весьма пригодятся нам утром... ну хотя бы для того, чтобы скрыть, в каком мы виде.

И все же пока ни отдаленный гром, ни беглые сполохи не предвещали ливня. Вскоре совсем стемнело. Друзья одним и тем же движением бросили окурки, взялись за инструменты и направились к месту, где им предстояло завершить их жутковатую работу. Подойдя к могиле вплотную, они зажгли потайные фонари – совсем без света обойтись было невозможно.

Меньше всего опасений им внушала плита, она просто лежала на земле, и поднять ее не составляло труда.

Зато дальше надо было копать. Альдо и Адальбер, перекрестившись, приступили, сменяя друг друга, к этой каторжной работе.

– Не исключено, что с гробом придется еще труднее, – пробормотал Альдо. – Тиковое дерево не поддается гниению и довольно тяжелое... Венеция на таком стоит.

– Все зависит от глубины.

Но им опять повезло. Видно, монахи, спеша избавиться от нехристя, сделали свое дело на скорую руку. Они удовольствовались тем, что слегка забросали гроб землей, рассчитывая на исключительные достоинства древесины и на каменную плиту, которые наверняка помешают диким лесным зверям добраться до тела. Друзья успели углубиться примерно на метр, когда заступ в руках Адальбера наткнулся на что-то твердое.

– Кажется, есть!

Работая упорно, но предельно осторожно, они постепенно высвободили длинный черный ящик. Адальбер опустил к нему фонарь: на крышке высветился императорский герб из потускневшего металла. И опять им улыбнулась удача: крышка удерживалась лишь собственным весом да проржавевшими железными крючками, с которыми археолог легко справился при помощи зубила и кусачек.

– Может быть, нижние и ломать не надо, – сказал Адальбер. – Спускайся, мы приподнимем крышку, ты ее подержишь открытой, а я тем временем поищу...

Доведись им прожить еще тысячу лет, ни Альдо, ни Адальбер не смогли бы забыть того, что им открылось. Они ожидали увидеть кости, но их взорам предстало почерневшее, иссохшее тело молодого человека необычайной красоты. Труп, видимо, был завернут в широкий, бархатный пурпурный плащ, шитый золотом. Теперь же он превратился в реденькое изодранное красноватое покрывало, лишь кое-где сохранились более плотные куски под почти не потускневшими золотыми узорами.

– Видно, алхимикам Рудольфа II удалось раскрыть некоторые рецепты египтян, – прошептал Адальбер, чьи длинные пальцы тем временем легко и привычно шарили под прозрачной тканью, покрывавшей тело.

И внезапно в скудном свете фонаря блеснула кровавая вспышка: рубин был здесь, подвешенный на золотой нашейной цепочке, и, казалось, смотрел на них, словно раскрывшийся во мраке ночи красный глаз...

Какое-то время друзья потрясенно молчали. Наконец Адальбер пробормотал охрипшим голосом:

– Послали тебя... Ты должен его взять. А я подержу крышку.

Альдо неуверенно протянул к трупу ставшую вдруг ледяной руку. Мягкими и осторожными движениями он нащупал застежку и расстегнул замочек, но цепочку трогать не стал, лишь снял подвеску, спрятал ее в карман, а взамен достал узкий плоский сверточек и развернул его: там оказался красивый нагрудный крест из золота с аметистами, Альдо повесил этот крест, купленный у антиквара в богатом квартале Будейовице, на место рубина.

– Я освятил его, – пояснил Альдо.

Затем он поправил, как мог, обрывки ткани, перекрестил тело и помог Адальберу положить на место тяжелую крышку. Не сговариваясь, друзья в один голос прочитали «De profundis». Оставалось лишь засыпать могилу...

Вскоре плита, а за ней и цветы юной незнакомки легли на прежнее место. Непосвященный человек ни за что не догадался бы, какую титаническую работу проделали здесь эти двое.

Совершенно обессилевшие, они рухнули на землю и лежали, приходя в себя, пока не утихло отчаянное сердцебиение. И тут где-то прокричал петух.

– Неужели мы всю ночь здесь провели? – удивился Адальбер.

И, словно небо ждало лишь этого сигнала, этих нескольких слов, оглушительный раскат грома раздался над их головами. В ту же минуту ослепительно вспыхнула молния, и тучи наконец прорвало. На землю хлынули потоки воды.

Хотя друзей защищали кроны деревьев, оба в одну минуту промокли насквозь. Впрочем, они и не думали прятаться от ливня, а наоборот, с каким-то дикарским удовольствием подставляли себя под струи воды, словно принимали новое крещение. После такой жары и такого труда это было чудесное ощущение...

– Уже светает, – опомнился наконец Альдо. – Пора возвращаться.

До машины друзья добрались по колено в грязи, но зато тела уже не хранили ни малейшего следа страшной работы, которую им пришлось проделать. Они разделись донага, разложили вещи, как могли, на заднем сиденье, завернулись в плащи и мгновенно уснули.

Они пробудились поздним утром; Дождь все еще лил. Мир вокруг казался однообразно серым и мокрым, но оба чувствовали себя бодро.

– Брр! – Адальбер встряхнулся. – Я зверски голоден. Мне необходим завтрак, а главное – крепкий кофе.

Альдо не ответил. Он развернул платок, вытащил рубин и теперь разглядывал его, положив на ладонь. Великолепный камень чудесного оттенка, оттенка голубиной крови, был, наверное, самым красивым из четырех, которые им удалось найти.

– Дело сделано, Симон! – вздохнул венецианец. – Остается узнать, когда и каким образом мы сможем отдать его тебе. Если только это вообще возможно.

Видаль-Пеликорн, в свою очередь, взял в руку драгоценность и покачал на ладони.

– И что будет с пекторалью? Если хочешь знать, я глубоко убежден в том, что Симон жив, я не могу поверить в его смерть. Слишком странно все это происходило – наверняка он сам подстроил. Вспомни, что он взорвал дом – значит, знал способ выбраться из него. И потом, машина, в которой Вонг должен был его ждать, она ведь исчезла...

– А мне трудно поверить в то, что он остался в живых и бросил на произвол судьбы слугу.

– Он не мог ничего поделать. Вонг нарушил приказание, вернувшись к дому, и Симон не имел права рисковать и возвращаться за ним. Держатель пекторали не вправе неосторожно играть собственной жизнью. А нам следует найти способ вернуть эту штуковину на ее исконное место. Камень великолепен, но сколько ужасов накопилось вокруг него! Подумай, ведь начиная с XV века он больше времени проводил на телах покойников, чем на живых людях... Мне не хочется долго на него смотреть...

– Так или иначе, я обязан отнести его великому раввину, чтобы он снял с рубина проклятие и тем самым освободил душу Сусаны. Он также скажет нам, что делать дальше. Сегодня вечером мы возвращаемся в Прагу...

– А как же Вонг?

– Мы зайдем к нему и предупредим, что один из нас вскоре за ним приедет. Потом посадим его на поезд Прага – Вена, а дальше – экспрессом до Венеции. Ты поедешь с ним, а я вернусь на машине...

Друзья оделись и отправились к Вонгу. Однако вопреки ожиданиям Морозини кореец наотрез отказался ехать в Венецию.

– Если мой хозяин еще на этом свете, он, конечно же, ищет меня, и ему не придет в голову отправиться в Италию. Если вы хотите мне помочь, господа, отвезите меня поскорее в Цюрих...

– В Цюрих? – переспросил Адальбер.

– У моего хозяина там вилла на берегу озера, а по соседству находится клиника, принадлежащая одному из его друзей. Тому самому, кто помог нам бежать. Там меня будут хорошо лечить. Там я и подожду... если только есть кого ждать.