– Что вы здесь делаете?
– Я сам мог бы задать вам подобный вопрос, – как можно более спокойно заметил Морозини. – Мне как, предположить, что вы меня преследуете? А я и не догадывался.
– Вот и отлично, что не догадывались. А теперь отвечайте: зачем вы сюда приехали?
– Поговорить.
– Только поговорить? С человеком, обвинившим вас в воровстве? Странновато звучит, а?
– Именно потому, что он обвинил меня в воровстве, мне и захотелось объясниться с ним. Когда носишь такое имя, как у меня, невозможно оставить обвинение подобного рода без внимания и позволить ему тащиться за собой, особенно за границей. Разумеется, дело могло дойти до дуэли или до драки, но маркиз оказался более умным и более уравновешенным человеком, чем я предполагал. Объяснения были даны и приняты, мы оба удовлетворены, и маркиз предложил мне стаканчик «Амонтильядо», более чем приличного. Вот. Теперь – слово за вами!
– Что за мной?
– Скажите мне, по крайней мере, почему вы за мной следите? Вы работаете в Севилье. Но я встречаю вас в нескольких сотнях километров оттуда. Чего еще вы от меня хотите?
– Меня интересуют ваши дела и поступки, вот и все.
– Ах так...
В этот момент появился трактирщик и водрузил дымящееся блюдо на стол.
– Если кроме дел и поступков вас интересует и мой ужин, мы могли бы его разделить. Испанская кухня порой бывает сомнительна, но она всегда обильна. Садитесь! Мне всегда нравилось поболтать за хорошим столом.
Сформулировав таким образом приглашение разделить трапезу, Альдо про себя усомнился, заслуживает ли предложенная им пища названия «хорошего стола». Было совершенно очевидно: пережаренность свинины компенсировалась недоваренностью турецкого горошка. Все было в изобилии приправлено неизбежным красным перцем. Но, каким бы оно ни было, блюдо, по всей видимости, соблазнило Гутиереса, и он, ни секунды не колеблясь, взял стул и уселся.
– В конце концов, почему бы и нет?
Призванный повелительным жестом князя трактирщик поторопился поставить на стол еще один прибор. Догадавшись, что его гость, ввиду своих габаритов, может счесть свою долю ужина недостаточной, Морозини потребовал вторую порцию – с омлетом, а также «самое лучшее вино, какое у вас есть».
Пока венецианец заказывал, комиссар расцветал, словно роза под солнцем, а первый стаканчик вина он пригубил уже с полуулыбкой, не забыв поцокать языком в знак одобрения, которого князь, впрочем, отнюдь не разделял. Принесенное трактирщиком вино по крепости не уступало настоящей бургундской водке, а на вкус было скорее терпким.
– Повторите-ка, зачем вы отправились к маркизу?
– Мне казалось, я выразился достаточно ясно, – сказал Альдо, щедро наполняя бокал своего собеседника. – Я просил объяснений, они мне были представлены, и мы помирились... тем более легко, что наш дорогой маркиз уже начал сожалеть о выдвинутых им обвинениях.
Круглые глаза полицейского все еще смотрели подозрительно, и Морозини поторопился добавить:
– Может быть, я ошибаюсь, но, кажется, вас не совсем убедило свидетельство герцогини Мединасели?
В скромной зале трактира громкое имя прозвучало, как удар гонга. Упрямый полицейский почувствовал себя не в своей тарелке: получалось, будто он обвиняет донью Ану во лжи... Такое предположение было определенно не по душе Гутиересу, он, казалось, съежился.
– Н... н-нет, – пробормотал он. – Но я уверен, дворянство – это такой клуб, где все поддерживают друг друга...
– Вам следовало сообщить об этом маркизу Фуенте Салида, когда он обвинил меня в воровстве!
– Но в конце-то концов, кто-то ведь взял же этот чертов портрет! Согласен, вы не выносили его сами, но разве вы не могли иметь сообщника? Денег, чтобы расплатиться с ним, у вас хватит...
Морозини еще раз наполнил бокал своего визави и расхохотался.
– Твердо стоите на своем, да? И до чего упрямы! Просто не знаю, как мне переубедить вас. Значит, вы думаете, я забрался в эту глушь, чтобы...
– ...Чтобы заставить маркиза признать вас невиновным? Может быть... Но ведь ничем не докажешь, что вы с ним, к примеру, не были сообщниками!
На виске у Альдо забилась тонкая жилка, как всегда, когда он нервничал или чуял опасность. Этот тупица умнее, чем кажется. Если ему придет в голову устроить обыск у Фуенте Салида, дело может обернуться драмой. Старик способен вообразить, что Морозини обманул его и навел на него полицию, выудив предварительно все нужные сведения. Бог знает, как станет реагировать маркиз, что еще он в состоянии выдумать. Однако когда Морозини заговорил снова, его лицо могло бы послужить образцом безмятежности.
– Почему бы вам не спросить об этом самого маркиза?
– Почему бы нам не пойти к нему вместе?
– Что ж, если вам так хочется... Интересно будет посмотреть, как он вас примет, – ласково улыбнулся Альдо. – Но сначала, если не возражаете, покончим с ужином. Лично мне, думаю, доставил бы удовольствие десерт с каким-нибудь, может быть, более сладким вином. Как на ваш взгляд?
– Неплохая идея, – согласился полицейский, с видимым сожалением допивая то, что осталось в бокале.
Это была, в общем-то, не «неплохая», а просто великолепная идея, если бы только Альдо удалось осуществить то, что он задумал. Позвали трактирщика. Он принес десерт, состоявший из взбитых яиц, молока и сахара, марципаны и какое-то непонятное пойло. Знатный иностранец попросил хозяина сводить его в погреб, чтобы самолично выбрать подходящее вино. Тот охотно согласился, не забыв прихватить фонарь – освещать дорогу.
– У меня не слишком богатый выбор там, в подвале, – извинялся трактирщик по пути.
Но для той цели, какую поставил перед собой Альдо, подвал оказался вполне пригодным. Спустившись вниз, он достал из кармана блокнот и ручку, быстро нацарапал по-французски записку, в которой сообщал маркизу о нависшей над ним опасности, вырвал страничку, тщательно сложил ее. Затем, обращаясь к хозяину, спросил:
– Вы знаете маркиза Фуенте Салида?
– Очень хорошо знаю, сеньор, очень хорошо.
– Распорядитесь, чтобы ему немедленно отнесли это. Слышите? Без малейшей проволочки! Это очень важно. Может быть, даже для всего Тордесильяса.
При виде купюры, сопровождавшей послание, глаза трактирщика загорелись.
– Сейчас же пошлю официанта... А... а как насчет вина?
Была выбрана запыленная бутылка – херес, который обошелся князю не дешевле, чем отличное шампанское в «Ритце», – это-де единственная, последняя бутылка, которую придерживали «для особого случая». Затем Морозини вернулся наверх и присоединился к полицейскому, уже атаковавшему марципан.
Часом позже бронзовый дверной молоток в доме маркиза зазвенел под рукой Гутиереса. Почти сразу же прибежала испуганная служанка в ночной кофте и чепце. Следом за ней появился и сам дон Манрике, облаченный в цветастый халат. Смутное пламя свечи, которую он держал в руке, делало его физиономию еще более нелепой.
– Что вам угодно? – сурово спросил маркиз, и его тон в сочетании с внешностью привидения заметно поубавил уверенности у комиссара.
И все же упрямство победило. Разразившись наконец потоком извинений и любезностей, Гутиерес изложил, чего он хочет: следуя за князем от самой Севильи и совершенно пораженный тем, что тот приехал в Тордесильяс, комиссар полиции желал бы осмотреть дом, потому что... ну... в общем, ему неясно, не ломают ли перед ним комедию, и...
Презрение, которым маркиз облил полицейского, могло бы повергнуть в прах практически любого из его коллег, но этот, возможно, вдохновленный тем, что изрядно выпил, твердо стоял на своем. Мысли редко приходили Гутиересу в голову, но если уж он ухватится за какую-нибудь, то не отпустит и пойдет напролом, до конца. Оставив местного альгвасила, мобилизованного по такому случаю, наблюдать за Морозини и маркизом, он решительно отправился вслед за служанкой, которой хозяин велел зажечь свет во всех комнатах и показать сеньору комиссару все, включая подвал и чердак.
– Давайте обыскивайте! – бросил Фуенте Салида с небрежностью уверенного в себе знатного вельможи. – А мы подождем здесь...