24 октября Советское правительство заявило решительный протест против блокады Кубы и других военных мероприятий США. СССР просил немедленно созвать Совет Безопасности ООН. Министр обороны СССР приказал привести Вооружённые Силы страны в состояние повышенной боевой готовности, отменить отпуска и задержать демобилизацию старших возрастов. Советский Союз продолжал отрицать наличие на Кубе наступательного оружия, заявляя, что там находится только оружие, необходимое для самообороны, и что «с требованием об удалении этой техники не может согласиться ни одно государство, дорожащее своей независимостью». На Кубе Фидель Кастро объявил о проведении всеобщей мобилизации. На срочно созванном заседании Совета Безопасности советский представитель В. Зорин решительно отрицал наличие на Кубе ракет с ядерным оружием. Как можно было прочесть в советских газетах, В. Зорин «разоблачил извлечённые из кучи всякого хлама сотрудниками государственного департамента США утверждения о так называемом установлении советских ракетных баз на Кубе». В это время на пути к Кубе находилось более 20 советских кораблей, и первые из них приближались к линии блокады. Хрущёв вёл себя внешне спокойно, и вечером 23 октября посетил Большой театр, понимая, что за океаном внимательно следят за каждым его шагом.
Президент США направил Хрущёву письмо с призывом соблюдать правила блокады. Кеннеди писал, что США не намерены открывать огонь по советским кораблям. «Моё желание, чтобы оба мы держались осмотрительно и не допускали, чтобы события осложнили положение и ещё более затруднили контроль над ним». Это послание не было опубликовано в СССР, как и призыв У Тана приостановить перевозку оружия на Кубу. Аналогичный призыв исходил и от 89-летнего английского философа Бертрана Рассела. Кеннеди получил сообщение о появлении в Карибском море советских подводных лодок, что являлось серьёзной угрозой для американских авианосцев.
Утром 24 октября два советских судна приблизились к линии блокады в 500 милях от Кубы. Их прикрывала подводная лодка. Навстречу шёл авианосец «Эссекс» с вертолётами, оснащёнными для борьбы с подводными лодками. Р. Макнамара отдал приказ — в случае необходимости атаковать советскую подводную лодку глубинными бомбами со слабыми зарядами, чтобы заставить её всплыть на поверхность. Но Хрущёв не хотел рисковать и приказал советским судам остановиться на линии блокады, предложив Кеннеди срочную встречу. Кеннеди ответил, что он готов встретиться с Хрущёвым, но только после устранения с Кубы советских ракет. Воздушная разведка показывала, что эти ракеты будут готовы к действию через несколько дней. Над Кубой дважды в день пролетали эскадрильи из восьми низко летящих американских самолётов. Другие самолёты непрерывно следили за советскими подводными лодками. Советские корабли, приближаясь к линии блокады, останавливались в океане, однако некоторые из них получили приказ лечь на обратный курс. Монтаж ракетных установок и бомбардировщиков продолжался. На Кубу вылетел А. И. Микоян, чтобы наблюдать за ситуацией с близкого расстояния и увязывать действия Советского правительства с действиями Кубы. Один из американских самолётов был сбит, и лётчик погиб. Хрущёв опасался, что Кастро может предпринять какой-либо неосмотрительный и опасный шаг. В своих первых посланиях к Кеннеди Хрущёв придерживался угрожающего тона. Он называл действия Кеннеди «чистейший бандитизмом», «безумием выродившегося империализма» и заявлял, что СССР не будет считаться с блокадой и сумеет защитить свои права.
Напряжение нарастало. 26 октября Кеннеди отдал приказ о подготовке к вторжению на Кубу. Узнав о гибели американского лётчика, он приказал увеличить в несколько раз число самолётов, проносящихся над островами. Вечером 26 октября Кеннеди получил от Хрущёва новое письмо, составленное в иных выражениях, — оно не появилось в советских газетах. Письмо было продиктовано лично Хрущёвым и даже не отредактировано. Советский премьер убедился, что действия США не являются блефом и что мир оказался на краю пропасти. Теперь и Хрущёв просил Кеннеди проявить сдержанность, ибо «если разразится война, то остановить её будет не в нашей власти. Я сам участвовал в двух войнах и знаю, что война кончается только после того, как прокатится по городам и сёлам, сея повсюду смерть и разрушение».
Хрущёв не отрицал теперь, что на Кубе имеются советские ракеты. Американская блокада поэтому не имеет смысла, так как все оружие уже доставлено на Кубу. Но ракеты находятся под контролем советских офицеров и не будут использованы для нападения на США. «В этом отношении, — писал Хрущёв, — вы можете быть спокойны. Мы находимся в здравом уме и прекрасно понимаем, что если мы нападём на вас, то вы ответите нам тем же. Но тогда это обернётся и против нас, и я думаю, что вы это тоже понимаете. Из этого следует, что мы люди нормальные. Как же мы можем допустить, чтобы произошли те несуразные действия, которые вы нам приписываете? Только сумасшедшие могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть и весь мир перед тем уничтожить». Хрущёв предлагал Кеннеди снять блокаду и дать обязательство не вторгаться на Кубу. В этом случае СССР заберёт и уничтожит доставленное на Кубу ракетное оружие. Хрущёв писал: «Мы с вами не должны тянуть за концы каната, на котором вы завязали узел войны, потому, что, чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел, и придёт время, когда узел будет так туго стянут, что даже тот, кто завязал его, не в силах будет развязать, и придётся разрубить… Давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы»[94].
Это письмо предлагало компромисс. Правда, уже на следующее утро, ещё не получив ответа на отправленное письмо, Хрущёв направил новое послание к Кеннеди, в котором требовал, чтобы американцы убрали свои ракеты с турецкой территории. Хрущёв предлагал провести в течение 2 — 3 недель переговоры с США по всему комплексу возникших проблем. Это не устраивало Кеннеди, и он ответил только на полученное вечером 26 октября письмо, оставив без внимания следующее. Кеннеди заявлял о готовности США снять блокаду Кубы и о том, что США не будут нападать на Кубу, если из этой страны Советский Союз уберёт наступательное оружие. Одновременно, используя более конфиденциальные каналы, Кеннеди заверил Хрущёва, что США уберут свои ракеты из Турции, но позднее — после ликвидации кризисной ситуации. В любом случае Кеннеди требовал немедленного прекращения всех работ по установке ракет на Кубе и удаления под наблюдением ООН всего наступательного оружия с острова. В конфиденциальном порядке Кеннеди давал понять Хрущёву, что даже при желании президент США не в состоянии слишком долго сдерживать более жёсткую реакцию американских властей на действия СССР. Послание Кеннеди от 27 октября было опубликовано в советской печати, что являлось, в сущности, официальным признанием присутствия советских ракет на Кубе. Не без внутреннего сопротивления и, возможно, не без борьбы внутри руководства, но Хрущёв принял предложение Кеннеди. У него оставалось мало времени и и маленький выбор: или военные действия, или уступка. И он решил уступить. В письме от 28 октября Хрущёв заявлял: «Я отношусь с пониманием к Вашей тревоге и тревоге народов США в связи с тем, что оружие, которое Вы называете наступательным, действительно является грозным оружием. И Вы, и мы понимаем, что это за оружие»[95].
Хрущёв писал далее, что коль скоро США заявляют, что не совершат нападения на Кубу, то и мотивы, побудившие СССР поставить Кубе новое оружие, отпадают. Налицо всё необходимое для ликвидации конфликта. Поэтому Советское правительство отдало распоряжение о демонтаже, упаковке и возвращении в СССР всего этого оружия.
Это был решающий день и решающий шаг в ликвидации Кубинского кризиса. Обмен посланиями между Кеннеди и Хрущёвым происходил помимо Ф. Кастро, который получал информацию от Микояна. Но Кастро не считал заверения американского президента достаточной гарантией для Кубы. Кастро требовал прекращения полётов разведывательных самолётов США, прекращения торгового эмбарго и ликвидации на территории Кубы военно-морской базы США. Микояну пришлось потратить много усилий, чтобы убедить Кастро не создавать дополнительных препятствий к удалению советских ракет. Разумеется, у ООН не имелось никаких экспертов по ракетам. Чтобы не оставлять никаких сомнений в своём миролюбии, Хрущёв разрешил американским экспертам осмотреть советские корабли и пересчитать увозимые в трюмах ракеты.
