Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но в тот же вечер в шатер фельдмаршала зашел Меншиков.

– Повар, дурак, ужин мой испортил, – с порога заявил он. – Позволь, я у тебя потрапезничаю.

Фельдмаршал, который в другое время рад был бы принять у себя царева любимца, засуетился и стал взволнованно уверять, что есть пока нечего.

– Зайдите попозже, Александр Данилович, – быстро говорил Шереметев, поглядывая в тот угол, где за занавеской хоронилась отправленная им туда Марта. Это было весьма предусмотрительно, ибо о любовных подвигах Меншикова ходили легенды. Однако же предусмотрительность не помогла. Фаворит заметил красавицу, вывел ее из угла и сказал укоризненно:

– Эх, господин фельдмаршал, ну к чему тебе такая молоденькая? О душе бы подумал, а не о плотских утехах!

Шереметев насупился, но ссориться с Александром Даниловичем не стал – знал, что себе дороже выйдет. А Марта улыбалась: молодой рослый Меншиков понравился ей куда больше тучного старика.

Довольно долго она была фавориткой Александра Даниловича, жила у него в доме, вела хозяйство, присутствовала на всех ассамблеях – и была привечена царем.

В 1705 году двадцатитрехлетнюю красавицу перевезли во дворец Петра. Марта приняла православие, ее нарекли Катериной Алексеевной Михайловой. А уже через год новая связь государя была закреплена рождением дочери, тоже Катерины, которая, к сожалению, умерла совсем малюткой.

Очень скоро царь понял, что не мыслит себе без «Катеринушки» жизни. Он часто отлучался и едва ли не ежедневно писал ей «цидулки». Вначале, в первые годы их совместной жизни, государь обращался к ней попросту – «матка», но позже, после 1711 года, когда наконец Петр объявил Катерину своей законной женой, он стал называть ее куда более ласково. Отныне в начале царских посланий написано: «Катеринушка, друг мой, здравствуй». А на пакете надпись «Катерине Алексеевне» заменяется другой: «Государыне царице Екатерине Алексеевне».

Петр, отличавшийся немалой скупостью, не жалел денег на подарки любимой женщине. Он посылал ей штуки материй, и редкостные часы, и кольца с печатками, и устриц – «сколько мог сыскать». А когда ей становилось грустно, то царь торопился прислать бутылку токайского с пожеланием: «Дай бог на здоровье вам пить; а мы про ваше здоровье пили».

Царь постоянно заботился о Катерине. Забывая первенца-сына, решительно изгладив из памяти образ злополучной первой супруги, а за ней и Анны Монс, он как зеницу ока хранил и оберегал новую и более счастливую фаворитку. Он тщательно расписывал ей маршрут, если она отправлялась без него в какую-нибудь поездку, он справлялся о ее здоровье, когда она бывала в тягости, едва ли не каждый день и постоянно подчеркивал, что волнуется именно за нее, а не за ребенка, хотя она должна была родить ему наследника престола, потому что на Алексея царь с некоторых пор надежды возлагать перестал.

Чем же так пленила сурового и грозного царя эта женщина из простонародья? Как удалось ей управлять этим столь прежде непостоянным человеком?

Она отнюдь не была красавицей. Черты ее лица даже, пожалуй, могли изумить своей неправильностью, но в полных щеках Катерины Алексеевны, во вздернутом носике, в бархатных – то горящих огнем страсти, то томных – глазах, в ее алых губах и круглом подбородке заключалось столько неизъяснимой прелести, а высокая пышная грудь была столь маняща, что привязанность Петра к фаворитке, к «сердешненькому другу», казалась естественной.

Царевич Алексей, который по вполне понятным причинам не слишком жаловал новоявленную государыню, не раз говаривал с раздражением своим близким людям:

– А главное, что мне обидно, так это батюшкины слова о ней. Мол, она, мачеха-то моя, умна! С ней можно о политике толковать, потому что присоветовать дельное умеет. – И добавлял с горечью: – Матушка-то, царица Авдотья, у него в глупых ходила.

От Катерины Алексеевны не требовалось особой образованности (да и о какой вообще образованности могла идти речь, если она была неграмотна?), но ей от природы дано было искусство сочувствия. Если же учесть, что Петр, как и любая незаурядная личность, всегда чувствовал себя одиноким (даже в окружении множества людей), то ясно, как должен он был ценить ту, что могла выслушать его, ни о чем не прося, утереть слезы, поплакать, сострадая, и по-матерински прижать к груди, когда одолевала хворь.

Катерина Алексеевна родила мужу вне брака двух дочерей – Анну и Елизавету и (уже после свадьбы) двоих сыновей – Петра и Павла. Наследником же все еще официально считался Алексей Петрович, сын Евдокии, и сердце нежной матери восстало против этого. Катерина не любила пасынка и упорно (хотя зачастую, возможно, бессознательно) настраивала против него мужа.

…После пострижения матери маленький царевич Алексей остался на попечении сестер отца в старом подмосковном, а потом московском дворце. Кто занимался его воспитанием, неизвестно. Петру некогда было обращать внимание на сына; иногда, впрочем, он вдруг спохватывался и принимался рассуждать о необходимости отправить Алексея на учебу за границу, но дела за словами не следовали. Так что в основном царевич рос под влиянием не воспитания, но – среды. Волей-неволей его фигура притягивала к себе всех противников нового, того, что внесено было в жизнь России Петром.

Алексей был благочестив, но благочестив показно; он обожал то, что терпеть не мог его энергичный отец, а именно: созерцательное бездействие. И вдобавок царевич, человек вообще-то неглупый и незлой, был достаточно слаб духом и потому пристрастился к вину.

– Не люблю бывать с батюшкой, – жаловался он. – Мне это хуже каторги. Все теребит, все чего-то от меня добивается. А я его боюсь и не понимаю.

Петр же с годами действительно все чаще пытался приобщить сына к государственным делам. Он повсюду возил его с собой и несколько раз давал важные поручения, с которыми царевич не справлялся. Петр приходил от этого в такое неистовство, что жестоко бил сына, но это, разумеется, не помогало и не могло помочь. Царевич еще больше замыкался в себе, и в его голосе при разговоре с отцом начинала звучать та самая покорность судьбе, что граничила с гордыней и очень раздражала Петра в Евдокии Лопухиной.

Царь никак не желал смириться с тем, что наследнику престола не под силу стать опорой стареющему отцу. И в 1710 году Петр решил женить сына – конечно же, на иноземке. Выбор пал на Шарлотту, дочь герцога Вольфенбютельского и воспитанницу польского короля Августа.

Когда царевич находился на водах в Карлсбаде, ему устроили встречу с невестой. Первое свидание не произвело на Алексея приятного впечатления, ибо у него были несколько иные представления о женской красоте. Он предпочитал особ шумных и ярких, а Шарлотта была слишком уж изящна, слишком грациозна… короче говоря, она показалась ему европейкой до мозга костей и потому не понравилась. Однако же против воли отца он не пошел и женился на этой девушке, которая искренне привязалась к нему… что, впрочем, было немудрено, потому что Алексей отличался привлекательной внешностью и умел, когда хотел, быть любезным и обходительным.

Свадьбу сыграли четырнадцатого октября 1711 года в Торгау, где русский священник в присутствии царя, польской королевы, канцлера Головкина и семейства Вольфенбютельского герцога обвенчал царевича с принцессой Шарлоттой.

К сожалению, через два дня после свадьбы произошел случай, который огорчил Алексея и убедил его в том, что жена навсегда останется ему чужой. Петр сказал, обращаясь к сыну и указывая на Шарлотту:

– Я теперь возлагаю всю свою надежду на влияние умной жены твоей; если ты не исправишься и не откажешься от старых обычаев, то навсегда останешься негодным.

Царевич настороженно взглянул на Шарлотту. Отныне он видел в ней доносчицу и предполагал, что она часто жалуется на него царю.

Однако же Алексей исправно выполнял свой супружеский долг, и у него родился сын, маленький Петр.

Итак, в России теперь были два возможных претендента на престол, два тезки – сын царя Петр Петрович и сын Алексея Петр Алексеевич. И государь решил навсегда удалить старшего сына от трона. В 1715 году, после смерти царевны Шарлотты, Петр передал Алексею большое письмо, в котором указывал на его полную и вопиющую неспособность к делам и требовал либо исправиться, либо отказаться от надежды когда-нибудь сделаться царем.

55
{"b":"3162","o":1}