– Нет, я буду дежурить около него. Надо постоянно за ним ухаживать.

– Я буду дежурить, по крайней мере поначалу. Потом меня сменит Жосс, потом ты. Я обещаю, что разбужу тебя, если что-то произойдет.

Никто по-настоящему не спал в эту ночь, а только урывками. Страдания сделали больного невменяемым. Нужно было без конца усаживать его в кровати, поить, мыть. К тому же ночная духота, усиленная жаром костра во дворе и огнем в камине, была невозможной. Желая найти место попрохладнее, Катрин отошла как можно дальше от очага и на два часа заснула. Жосс дремал около одного из костров. Чтобы быстрее покончить с трупами, он зажег второй костер в огромном камине зала для охраны. К счастью, дров и сухих щепок было в достатке, и мало-помалу зараженные трупы превращались в безобидный пепел.

Когда наступил день, Катрин, шатаясь от усталости, встала с матраса и пошла помочь Саре ухаживать за больным. Он теперь был спокоен, но его безмятежность пугала сильнее, чем ночное возбуждение. Глаза с желтыми белками еще больше ввалились, а тело оставалось неподвижным, как у мертвого. Однако его еще несколько раз стошнило, и на этот раз Катрин в ужасе увидела, как у него из носа и рта потекла кровь. Бубон, на который постоянно накладывали новые припарки, по-прежнему увеличивался, чудовищно растягивая кожу.

– У нас ничего не получится! – рыдала Катрин. – Нам не удастся его спасти! Бывают минуты, когда он перестает дышать! Надо же что-то делать!

С ней случился нервный приступ, который Сара сняла с помощью нескольких пощечин и ведра воды.

– Тебе надо отдохнуть! – приказала она Катрин. – Иначе ты заболеешь, и клянусь тебе, что если это случится, я сразу же прикончу твоего супруга!

В это время вернулся Жосс. Как только рассвело, он протрубил в рог, вызвал монаха из монастыря.

– Скажите брату Антиму, что мы еще живы, и что мессир Арно тоже еще жив, и что я хочу молока, вы слышите? Молока! Я сейчас спущу на веревке ведро.

Вскоре он получил то, что просил. Несмотря на усталость, он был доволен своей маленькой победой. Сара напоила молоком Катрин и молоденькую мавританку. О ней забыли во время этой страшной ночи, она укрылась между сундуком для муки и глиняным кувшином для масла. Когда она увидела, что Сара взяла метлу, чтобы убраться в кухне, она вышла из своего убежища и молча взяла ее у нее из рук. Сара недоуменно посмотрела на девочку, затем, откинув мокрую от пота черную прядь волос, выбившихся из-под чепца, улыбнулась ей.

– Как тебя зовут? Меня – Сара, – добавила она, показывая на себя пальцем, – Сара!

– Меня… Фатима! – и дальше с видимым усилием: – Разговаривать немного!

– Превосходно! – воскликнула Сара. – Иди сюда, дочь моя, я дам тебе поесть и попить, потом ты сможешь работать. Сначала помоги мне перетащить этот матрас в парильню, чтобы госпожа Катрин там поспала.

Катрин пришлось подчиниться Саре, иначе та пригрозила закрыть ее на ключ. Она выпила молоко, легла на матрас и заснула, как выбившееся из сил животное. Ее разбудил грохот такой силы, словно наступил конец света. Она, вся дрожа, соскочила с постели, спотыкаясь в кромешной тьме. Решив, что еще ночь, она пошла к двери, выходившей во двор. В тот момент, когда она открыла ее, раздался новый раскат грома. Она увидела, что уже светло и на небе, сплошь покрытом черными облаками, сверкали страшные молнии. По-прежнему горел костер. Катрин заметила, как Жосс устремился на кухню как раз в тот момент, когда молния ударила в навес небольшого сарая, и тот тотчас же загорелся. Жосс выбежал с ведром воды, но вдруг небеса разверзлись и началась настоящая буря, такая сильная и неистовая, что пламя костра сразу же потухло, оставив лишь густой черный дым. Катрин в порыве радости бросилась к Жоссу.

– Дождь! Дождь! Наконец-то дождь! Господи Иисусе! Мы теперь не умрем от жажды!

В мгновение они оба промокли до костей, но этот ливень был таким желанным, что, опьяненные, они не двигались с места. Они протягивали к небу руки и так громко кричали от радости, что к ним выбежали Сара и Фатима.

– Мы не до конца прокляты? – воскликнула Сара, схватив Катрин в объятия. – Может быть, нам удастся остановить чуму, спасти твоего супруга, даже если он этого не заслуживает!

Ужасные вопли прервали ее на полуслове. Перепуганные, они бросились на кухню, где застали страшную сцену: Арно удалось подняться. Страдая от невыносимой боли, он сорвал рубашку, повязки и стоял у камина, качаясь и испуская хрипы.

– Он упадет в огонь, – крикнула Катрин и бросилась к нему.

Сара преградила ей путь.

– Посмотри! Бубон! Он только что лопнул! От этого он и обезумел. Принеси мне корпию, много корпии и перчатки.

Сара и Жосс схватили его сзади и уложили в постель. Действительно, из паха по бедру у него текла черная густая жидкость. Отвратительный запах заполнил комнату. Больной не сопротивлялся. То, что он поднялся от боли, сделав над собой нечеловеческое усилие, совершенно лишило его сил.

Из раны текли кровь, сукровица и гной. Вернулась Катрин. Она протянула Саре перчатки и связку корпии. В глазах ее была мольба.

– Осталась ли… осталась ли теперь надежда?

Улыбка осветила намокшее лицо Сары.

– Теперь, я думаю, да… если только он не потеряет слишком много крови! Но он крепок! К тому же подействует настой.

Весь последующий час они промокали и дезинфицировали рану. Фатима чистила капусту, морковь и горошек для супа. Когда наступила ночь, Арно лежал на чистой кровати с умело сделанными перевязками. Его сиделки надели сухую одежду и смогли наконец сесть за большим деревянным столом, чтобы в первый раз как следует поесть, с наслаждением прислушиваясь к грохоту водопада, стучащему по крыше.

Катрин, проспавшая большую половину дня, захотела дежурить первой, никто этого не стал оспаривать. Все поняли, что она будет счастлива остаться наедине с любимым мужчиной. Кто-то устроился в углу кухни, кто-то в парильне. Катрин села на уголок матраса, на котором лежал Арно, и, достав из кармана маленькие янтарные четки – подарок сестры Беатриче, с которым она никогда не разлучалась, – принялась тихо молиться, впервые за долгое время.

Она молилась, чтобы вместе с чумой, освободившей тело супруга, душа его тоже избавилась бы от снедающего ее недуга. Бог вынес свой приговор, но поймет ли и согласится ли с ним гордый хозяин Монсальви?

– Лишь бы он меня выслушал! – умоляла молодая женщина. – Лишь бы он позволил мне поговорить с ним, объясниться!

Объяснить что? То, что она перенесла со времени осады Монсальви отрядом д'Апшье, мечтавшим разграбить его? Она уже попыталась сделать это, когда они встретились в сарае близ Шатовиллена, но он не захотел ее слушать.

Поймет ли он наконец, что любовь жены спасла его от страшной смерти?

Она нежно взяла его безвольную руку и сжала в своей. Рука была еще горячей, но жар явно спадал. Катрин благоговейно поднесла ее к своим губам. Нет, она не будет ничего объяснять, ни защищаться, ни умолять, ведь придется лгать, скрывать происшедшее в королевскую ночь в Лилльском дворце. Все-таки он был прав: она была неверной женой, даже если он меньше всех имел право упрекать ее в этом.

«Когда он очнется, – подумала Катрин, – узнает меня, я сразу пойму его первый взгляд. Если он ненавидит и презирает меня, я молча уйду навсегда! Я не хочу, чтобы нас связывали жалость и признательность после такой любви и страсти!»

Дождь лил всю ночь и весь следующий день. Жизнь добровольных затворников входила в нормальное русло. Потеряв много крови, Арно лежал обессиленный, неспособный пошевелиться без посторонней помощи. Он перестал бредить и метаться, но находился в странной прострации. Сознание еще не вернулось к нему. Больной послушно глотал все, что ему давали, но по-прежнему не открывал глаз, и было невозможно понять, спит ли он крепким сном или просто дремлет.

Каждое утро Катрин приводила Арно в порядок, меняла ему белье, которое Фатима стирала потом во дворе. Она даже брила его, смазывая бальзамом его воспалившийся шрам.