— Могу. Не нуждайся я в помощи, не сидел бы в кабинете доктора, — выдавил Марко подобие шутки — и усмотрел у врача в глазах милостивое подобие улыбки.
— Тогда перестаньте же видеть во мне врага. Я — ваш союзник в этой борьбе. Расскажите, что заставляет вас чувствовать себя отверженным. Кто, так сказать, изгоняет вас из города людей.
Марко перевел дыхание. Сглотнул. Повернул кольцо крестом наружу. Сколько ненужных движений, Господи. Да у этого Айболита таких, как я, сидело в кабинете немерено. «Все, что я вижу — вижу во сне… А ты наяву приходи ко мне». Вот он и приходит наяву после каждого сна — стоит напротив на хорах. А потом — на кафедре. А потом — через четыре места в трапезной. На эту Пасху пел Exultat тоже он, один из лучших голосов Санта-Марии. «Эта ночь! Возвращает падшим невинность и унывающим — радость!» Долго ли можно выдержать такую жизнь? Пришел лечиться — так лечись. Таблеток от педерастии тебе никто не пропишет. Где-то слышал, что пробовали лечить электричеством…
— Это мужчина, — сообщил, как с обрыва прыгнул. И ничего, мир не перевернулся, а доктор не набросился на него с электрошоком.
А даже с каким-то удовлетворением пощелкал суставами пальцев. Покивал.
— Наконец-то мы подошли вплотную к цели вашего визита. Я рад сообщить вам две хорошие новости. Первая: вы человек отважный, с большим потенциалом внутренней честности. Водички не желаете? Этот стакан — на случай, если вам захочется пить. И вторая новость: ваша болезнь излечима. Вы далеко не первый, кто обращается к доктору с подобной проблемой, и при наличии настоящего желания исцеление, я бы так выразился, не только возможно, но даже неминуемо.
Марко с наслаждением пил воду с привкусом накипи, потому что это был отличный способ перевести дыхание и не смотреть Айболиту в глаза. Сказать, что ему полегчало, — ничего не сказать. Дальнейший разговор, каким бы он ни был, уже не станет настолько ужасен, краснеть долго не придется.
Однако Марко здорово ошибался. До окончания первого сеанса ему еще пришлось неоднократно покраснеть. Вернее, по его скверному обыкновению, покрыться красными пятнами.
Часто ли вы видите этого мужчину, объект влечения? Да, часто, каждый день. То есть вы хотите сказать, что живете вместе? Нн-нет… Он преподаватель. Я вижу его в университете. Тогда не каждый день, вы ошиблись. Или все-таки каждый? По выходным и праздникам вы тоже встречаетесь? Да, иногда… Мы, можно сказать, соседи, кроме того, встречаемся в церкви. Вы сказали, он ваш преподаватель — следовательно, он вас старше по положению и, насколько я понимаю, по возрасту? Старше, да. Лет на пятнадцать, наверное. Не казалось ли вам когда-нибудь, что он тоже испытывает к вам некоторое влечение?
Марко так яростно сказал «нет», что у него заболели перенапряженные голосовые связки.
Не волнуйтесь. Все, что вы сейчас рассказываете, мы будем использовать в нашей дальнейшей терапии, вы подготавливаете почву для лечения. Выпейте еще воды. Отвлечемся немного на сны. Вам снятся эротические сновидения с участием этого мужчины? Далее вопрос, который вам может показаться обидным и слишком откровенным; прошу вас, постарайтесь спокойно обдумать ответ. Вы говорите не о себе, вы говорите о своей болезни, не стоит отождествлять себя с нею. Это ровно то, от чего мы хотим избавиться, и вам нужно научиться абстрагироваться от своего врага, научиться отделять его от себя, чтобы потом эффективнее заняться уничтожением. Итак, в эротических снах с участием объекта влечения вы видите себя в активной или в пассивной роли? Или роли периодически меняются? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.
Вопрос доктора вполне мог бы убить Марко в попытке на него ответить; однако спасло его крайнее изумление. Он вдруг ясно осознал, что ответа не знает. До того места, где появляются — что за ужасное выражение — активная и пассивная роли, он в своих ночных видениях попросту ни разу еще не доходил. Просыпался раньше. Или замирал на какой-то уже высшей для него точке телесного восторга и беззакония — там, где более искушенный человек увидел бы разве что начало.
— Не знаю, — искренне ответил он. На редкость искренне для полного уверток разговора. Доктор кивнул, сказал несколько слов о психологическом блоке, о том, что пока не пришло время для столь глубокого анализа, и — о счастье — перевел разговор на другое.
Нравились ли вам когда-нибудь женщины? Да, конечно. Ощущали ли вы влечение к ним? Были ли у вас близкие отношения с ними? Да, у меня была девушка, даже две, если считать ту, что в школе. Когда у вас последний раз происходил половой контакт с женщиной? (Тут Марко покраснел-таки окончательно: краска со скул разлилась по всему лицу, ошпарила даже шею). Да, собственно… Никогда. Целоваться — целовался, еще как. Остальное… Сначала мы были слишком молодые, потом… Потом мы решили, что все равно не поженимся, а значит, расстанемся… Да, наверное, это из-за религиозного воспитания. Из-за него, да. Добрачный секс осознавался как грех. А сейчас? Что — сейчас? И сейчас осознается. Но вы хотели бы когда-нибудь в будущем создать семью? Я… Ну… Я об этом как-то не думаю. У меня учеба сейчас… карьера… Это главное. Но вы же как-то планируете свою дальнейшую жизнь? После получения необходимого диплома вы видите себя отцом семейства, мужем любимой женщины, может быть, любовником?
Да, соврал Марко, решив, что на сегодня довольно мучений. Да, наверное, вижу. В следующий раз он сдаст все, что до сих пор оборонял, деваться уже некуда. Но сегодня рассказывать о том, что он еще и монах…
Доктор наверняка видел, что он чего-то недоговаривает. Однако причину его смятения все-таки понял неправильно — или в утешение Марко дал ему понять, что понимает неправильно. Да, собственно, и время сеанса подходило к концу: круглые львиноликие часы на стене — привет от святого покровителя — сообщали, что у профессора Спадолини оставалось на Марко еще пять минут.
— Главное, что я хочу вам сказать, что я, условно выражаясь, задаю вам на дом — научитесь разделять себя и болезнь. Не нужно ненавидеть себя. Презрения вы тоже не заслужили. Вы хороши. Вы мужественны, достойны нормальной жизни, умны, у вас приятная внешность, высокий уровень честности, критический ум. Вы не гомосексуалист (брови Марко невольно приподнялись в изумлении). Это попросту ваша болезнь, преодолев которую, вы создадите семью, найдете свое место в обществе, окончательно станете собой. Ваша болезнь излечима. Вы хотите убить ее в себе — и с моей помощью вы это сможете. При таких положительных установках, я думаю, примерно за полгода регулярных сеансов мы сможем вызвать у вас отвращение к самой идее гомосексуальных отношений. Поверьте, через полгода, самое долгое — через год при взгляде на предмет вашего нынешнего влечения вы будете испытывать максимум легкую приязнь, а мысль о контакте с ним вызовет не возбуждение, а рвотные позывы. Ничто не помешает вам спокойно заниматься карьерой, а после, при желании, построить нормальную семью.
Марко кивал, голова казалась пустой, словно бы сама раскачивалась, как воздушный шар на веревке. Было легко и тошно, как после промывания желудка. Хотелось скорее оказаться на улице.
Он едва не вышел в неправильную дверь, в ту же самую, в которую входил; оказывается, выходить нужно было в другую сторону, чтобы случайно не столкнуться со следующим клиентом, возможно, ожидавшим своей очереди. Такая конфиденциальность понравилась Марко — лучше даже, чем в исповедальне, где по меньшей мере видишь всегда, кто уступает тебе место, вставая с колен. Если Марко собирается вернуться и продолжить сеансы — собственно, приступить к лечению — он должен завтра же до полудня перезвонить доктору. Если он не перезвонит, Спадолини немедленно заполняет это место в своем расписании другим пациентом: время профессора крайне ограничено. Первый сеанс оплачивается отдельно, но за курс терапии, рассчитанный пока что на полгода, деньги нужно будет отдать вперед. Все понятно, все замечательно. Ждите моего звонка, доктор. Всего вам доброго, жду вашего звонка. Как говорится среди верующих людей — с Богом.
