Фосфатные рудники, косяки рыб и нефтяные скважины, похоже, представляют собой более ценный товар, чем любые международные пришиты или договоры. Здесь начинается катастрофа этого излишнего населения, у которого столько упущенных жизней, начинается медленное прозябание этих человеческих отшельников, вышедших из гнусного политического процесса, который никто не желает возобновлять. Перед нами не повергнутое правительство или некое меньшинство верных ему людей, оказавшихся в изгнании, перед нами процесс вытеснения значительной части целого народа. Мы говорим об обществе, чьи члены младше 30 лет родились в лагерях и вряд ли у них будет другое место проживания, чем это «не-место», отсутствующее на картах. Что станет с этими вечными чужеземцами? Те из них, кому удается получить за границей более высокий статус, сталкиваются с дилеммой принести в жертву своих и уйти или пожертвовать собой ради них и закрыться в стенах из необожженного кирпича. Под железным контролем со стороны Алжира и под давлением нескончаемой смены пустых дней посетителю этих мест не удается представить себе, что может ожидать этих кочевников, пребывающих в заключении. Этому посетителю хочется заключить вместе с Зигмунтом Бауманом,[18] что «можно быть вечным беженцем. Пути возвращения в утерянный — или, скорее, уже не существующий — домашний рай почти отрезаны, и все выходы из лагерного чистилища ведут в ад».

Верно то, что именно сейчас обнаруживается очень много других скоплений беженцев в мире, где пребывают более 22 миллионов человек, но сахарский «мешок» ближе всего к нам и более «наш», чем остальные. Я хочу сказать, что мы во многом ответственны за отчаяние, в которое погружены сахарцы: ответственны последнее франкистское правительство и последующие правительства демократической эры, так же как и нынешнее правительство. И мы все, граждане, ответственны за то, что допустили это. Не зря, в этой связи, относительно политической вины немецкого общества за нацистские ужасы Карл Ясперс[19] провозгласил, что «любой гражданин ответственен за действия своего правительства или властей, если только он не говорит или действует открыто против них».

Эта ответственность проистекает из нашего прошлого как колониальной власти, и бывшая колония это еще помнит. Они все еще довольно часто прибегают к нашему языку и преподают в школах испанский вместе со своим языком. Но ответственность растет, пока не становится чистым позором, если предполагается, что мы оставили их в момент, когда именно мы, и никто другой, должны были вернуть им их политическую свободу. Мы бросили их на разграбление со стороны более сильного соседа, забыв о нашем много раз данном слове и взятых на себя обязательствах, с абсолютным пренебрежением к резолюциям Организации Объединенных Наций. Нет более точного термина, чтобы все это обобщить как предательство. Так Сахара перестала быть испанской, одновременно перестав быть сахарской, и пережила умеренную колонизацию, испытав полный грабеж своей территории.

С тех пор и по сегодняшний день нет недостатка в гуманитарной помощи, предоставляемой Испанией, это так, что без сомнения выражает похвальное чувство солидарности в испанском обществе. Но все это ложное утешение, если только наш парламент и правительство не начнут переводить такой милосердный жест в настоящее действие правосудия для Сахары. Эти беженцы мешают, поскольку являются свидетелями огромной низости, совершенной по отношению к ним, но никогда не поздно исправить ситуацию (еще многие остались в живых). Чувство гуманности не должно заслонять справедливость, а частная мораль не может заменить общественное действие. В целом: помимо гуманитарного присутствия уже давно там требуется политическое вмешательство. Каким оно должно быть, лучше знают дипломаты и знатоки международной конъюнктуры, но начальный импульс должны дать мы, испанские граждане. Цель не может быть иной, как исполнение много раз повторенных резолюций Организации Объединенных Наций. То есть проведение соответствующего референдума по вопросу о праве на самоопределение.

Ведь это право, которое в нынешней ситуации сопровождает каждого сахарца и потому должно быть признано. Речь не идет о том, чтобы позволить им исполнить свой каприз, о том, кем они хотят быть политически, ни объявить произвольное желание отделиться от Марокко. Им не нужно ни придумывать давнюю историю в поддержку своих претензий, ни предъявлять изначальные и маловероятные коллективные права. Международный Гаагский трибунал (и по запросу самого марокканского монарха) уже раз и навсегда заявил 16 октября 1975 года, что не обнаружил «никакой связи территориального господства между территорией Западной Сахары и Королевством Марокко или мавританским сообществом. Таким образом, трибунал не нашел юридических связей (…), которые бы видоизменили деколонизацию Западной Сахары, и в частности, принцип самоопределения через свободное и подлинное волеизъявление народов территории».

У права на самоопределение с намерением добиться политической независимости, согласно лучшим современным исследованиям (наши националисты, конечно же, гордятся тем, что не знают их), «терапевтическая» основа. Она состоит в том, что это последнее средство достижения особой политической общности, чтобы покончить с длительной дискриминацией или насилием со стороны центрального правительства, с пренебрежением к правам человека на этой территории или, наконец, с его присоединением силой со стороны государства-завоевателя. Отсюда предпочтительным полем для исполнения такого права стали бывшие колонии. Вместе и порознь, они являются обязательным условием, которые там и не менее 30 лет выполняются с избытком.

Отсюда следовали бы другие дополнительные привилегии. И нашему правительству предоставляется великолепная возможность, приняв эту инициативу во внешней политике, затем взяться за политическую педагогику во внутренней. Это стало бы подходящим моментом для того, чтобы испанские граждане осознали, почему у бесспорного права в случае с Сахарой в отношении к Марокко нет достаточных законных оснований, как в случае со Страной Басков в пределах наших границ. Все аргументы, которые будут приведены в пользу тех, должны быть приведены против этих. Таким образом, если не будет хватать доводов, одно лишь предположение этого бокового убедительного эффекта должно было бы воодушевить нас на то, чтобы благоприятствовать процессу самоопределения сахарцев.

И не только это. Политические риски будут большими, без всякого сомнения, но Испания восстановила бы на мировой арене признание, которое она начала приобретать с первым провидением международной политики, продиктованной нынешним правительством. Настал час, чтобы наш король, вместо слащавых двусмысленностей в отношении марокканского режима, вспомнил о слове, данном принцем 1 ноября 1975 года людям из Эль-Аюна. Настал также момент попросить председателя правительства Сапатеро, чтобы тот гаев, которым он так хвастался, выводя испанские войска из Ирака, он продемонстрировал и сейчас, поддержав правое дело сахарцев. Потому что речь идет о долге, чью выплату уже не могут больше ждать эти выносливые кредиторы.

Нури Зияд[20]

Сахара: Обязанность переключиться на высшую скорость

В Мадриде Мигель Моратинос, глава испанского МИДа, встретился с Питером ван Вальсумом, личным посланником генсека ООН в Западной Сахаре.[21] В Алжире президент Абдельазиз Бутефлика, после выздоровления, провел переговоры с президентом Бразилии да Сильва Лулой. Проблема Сахары всем своим грузом повисла в воздухе во время обеих встреч. Правительство Сапатеро старается, насколько это возможно, играть положительную роль в этом вопросе, но сталкивается при этом с очевидными затруднениями, поскольку значительная часть испанского гражданского общества все еще находится во власти доводов, высказываемых представителями Фронта ПОЛИСАРИО. Бутефлика же не перестает мусолить свою симфонию о праве сахарцев на самоопределение. Эти мелкие расчеты продолжают ослеплять его в представлении о том, чем мог бы стать Великий Магриб.