После демобилизации надо было срочно устраиваться на работу. Семья хотя и маленькая, но живем мы довольно скудно, кое-когда нам помогают родители Любы, я же сам должен помогать моей одинокой матери. С жильем у нас тоже далеко не благополучно: тесно и неблагоустроенно, об этом тоже надо было думать. Я решил теперь идти только на завод — это более постоянное, почетное и уверенное дело. Когда я становился на военный учет, то мне порекомендовали по поводу работы обра­титься в Харьковский горком КП(б)У в отдел кадров. Так я и поступил. Но здесь мне стали предлагать «руководящие» должности — нач., зам., пом., зав.— и все в учреждениях и организациях. Но я твердо стоял на своем: только на завод. На меня смотрели с каким-то недоумением и, очевидно, думали: «Вот чудак! Ему предлагают руководящие должности, а он просится на завод».

15 декабря 1937 года. Итак, издан приказ по заводу: я назна­чен начальником кузнечно-штамповочно-заготовительного цеха. Завод «Серп и молот», где работало около 10 тысяч рабочих, официально считался заводом сельхозмашинострое­ния. Он выпускал молотилки разных конструкций и модифика­ций, веялки, триера, культиваторы, бороны и ряд другой сель­скохозяйственной техники. Это была, так сказать, открытая продукция завода. Кроме того, была большая номенклатура специальной продукции: артиллерийские снаряды из сталистого чугуна и стальные штамповочные головки к ним, их выпуска­лось миллион, специальные санитарные повозки и автофургоны для перевозки раненых; сотнями тысяч изготовляли носилки для переноски и транспортировки раненых. Изготовляли скорлупы фюзеляжа из специального шпона для самолетов конструктора Сухого, которые выпускались Харьковским авиазаводом. Мно­го было и другой специальной продукции. Ее общий удельный вес в производстве завода составлял около 45%.

Номенклатура огромная, около 800 рабочих цеха работают в три смены. Инженерно-технические кадры цеха неплохие, но они были очень задерганы неразберихой и излишней суетней. Мне как начальнику цеха прежде всего пришлось добиться реального плана и материально-технического обеспечения, строгого выполнения графика по сменам, технологическим агрегатам, значительно подтянуть технологическую и производ­ственную дисциплину. И все это, вместе взятое, решило исход дела.

Через пять месяцев цех стал передовым на заводе, повыси­лась заработная плата рабочих, пошла премия для ИТР и рабо­чих, поднялся моральный дух коллектргоа. Говорили, что совер­шилось «чудо», но чуда никакого не было — просто был наве­ден порядок, повысилась дисциплина и ответственность, возрос­ла материальная заинтересованность, развернулась борьба за качество выпускаемой продукции. Мой авторитет как начальни­ка цеха еще больше повысился. На заводской партийной конфе­ренции меня избирают членом парткома завода, а затем членом Сталинского райкома КП(б)У.

В октябре 1938 года дирекция, партком завода рекомендова­ли меня на должность начальника производства.

Значительно поправились мои материальные и жилищные условия. Я получил в благоустроенном заводском доме на улице Иванова, 9 хорошую комнату со всеми удобствами. Значитель­но легче стало всей нашей семье.

1939 год. Время бьшо тревожное и беспокойное со всех точек зрения. Почти каждый день, вернее говоря, каждую ночь происходили аресты работников завода. Были арестованы мно­гие кадровые квалифицированные рабочие, не говоря уже об арестах среди ИТР, включая начальника пожарной охраны завода. В общей сложности было арестовано около 80 человек; Некоторые из них возвратились на завод, но они хранили буквально «гробовое молчание» о том, что с ними произошло и за что их арестовьшали. О судьбе многих наших заводчан так мы ничего и не узнали, и они бесследно исчезли. Клеймо «враг народа», «оппортунист» постоянно мелькало в газетах, по ра­дио, в выступлениях партийных деятелей. Народ да и в целом партия были политически терроризированы. Все друг друга опасались, не доверяли: отец — сыну, сын — отцу. Доносами было опутано все и вся. Очень было т51желое время, и многие из нас выжили случайно.

По производству спецтехники, мобилизационным мероприя­тиям чувствовалось, что идет усиленная подготовка к возмож­ным военным столкновениям. Все это тоже волновало и трево­жило людей. Все ждали чего-то особенного и неприятного. Призьшы, утверждения: «Ни пяди нашей земли врагу, а если возникнет война, то воевать будем только на чужой террито­рии»,— несколько расхолаживали, притупляли общую и поли­тическую бдительность. В результате кое у кого появилось зазнайство и чванство по вопросам состояния нашей обороны и военно-технической мощи. В то же время внутриполитическая и внешнеполитическая обстановка была чрезвычайно сложной. Тем более если учесть, что уже к этому времени реально существовал военно-политический блок — так называемая ось «Берлин—- Рим — Токио», которая своим острием была на­правлена прежде всего против нашей страны.

Будучи в командировке в Москве, я по гостевому билету попал на XVIII партийный съезд ВКП(б) 2°, где видел и слушал И. В. Сталина и других партийных руководителей. Потом на заводе перед партийным активом мне пришлось несколько раз выступать с докладами и лекщмми по итогам работы съезда.

Напряжение в стране росло. Принимались самые жесткие меры по укреплению трудовой, производственной и технологи­ческой ДИСЩ1ПЛИНЫ. За один прогул или опоздание на работу свыше пяти минут строго судили и давали срок заключения до 2 и больше лет. За нарушение технологической дисщшлины, выпуск бракованной продукщ!и виновники привлекались к стро­гой судебной ответственности, а то и просто их обвиняли во вредительстве, и тогда их судила «тройка» Срок — до 10 лет тюремного заключения или специальных лагерей.

Какое ни трудное и тяжелое было то время, а все же с продовольствием дело обстояло очень хорошо, да и реальная зарплата была на должном уровне.

* *

Внезапно заболел наш малышка Борик. Бедный мальчик места себе не находил, плакал, просто извивался от боли. Врачи определили сильнейшее воспаление среднего уха и настоятельно рекомендовали срочно делать операцию. Операция довольцо сложная, и ее должны делать квалифицированные специалисты, хирурги ОХМАДЕТа (Институт охраны материнства и детства). Туда очень трудно попасть, и я обратился за помощью к депута­ту Верховного Совета, нашему директору завода П. С. Стре­лецкому. Он написал ходатайство, и Борю положили для опера­ции в охмадетовскую больницу. Но когда Борю осмотрели специалисты, то они сказали, что упущено много времени, предстоит сложная операция, потребовали от меня расписку о том, что если что случится с ребенком, то не должно быть с нашей стороны претензий. Выхода у меня не было, я дал расписку. У пятилетнего малютки долбили кость за правым ухом, чтобы дать выход образовавшемуся нарыву. На третий день после операции мы с Любой попросили свидания с Бори- ком. К моему удивлению, только мне разрешили свидание.Боре я купил подарки, в том числе и заводную железную дорогу. Сын сидел в кровати с забинтованной головкой. Увидев меня, заулыбался, тут же взял у меня из рук заводную желез­ную дорогу, завел ее, и восторгу не было конца. Врачи были поражены выдержкой и спокойствием ребенка и быстрой по­правкой после тяжелой операции. Они говорили, что, как правило, после такой операции ребенок лежит две недели, а Боря на четвертый день самостоятельно сидел в кроватке. Дела быстро пошли на поправку, и все обошлось благополучно.

Пригласили меня в министерство для беседы на предмет назначения главным инженером завода «Серп и молот». Откро­венно говоря, в 29 лет страшновато было браться за такой огромный и сложный объсхм работы. Но приказом министра Лихачева А. И. от 5 апреля 1939 года я был утвержден в этой должности.

Как главному инженеру, мне приходилось заниматься не только техникой, производством, технологией, но и многими другими организационными и хозяйственными вопросами. Про­водилась большая реконструкция завода, строительство специ­альных цехов, монтаж полученного нового оборудования под производство спецпродукции. Производство сельхозмашин на­чало резко сокращаться, объем же спецпродукции возрастать. Мое общественное положение в Харькове как технического руководителя крупного производства возросло. Я избираюсь депутатом Харьковского горсовета. Председателем горсовета тогда был Селиванов, впоследствии министр коммунального хозяйства Украины. Меня все больше привлекают к обществен­ной работе, дают задания Сталинский райком партии и Харько­вский обком КП(б)У. Наконец я в центре города в заводском доме получил хорошую трехкомнатную благоустроенную квар­тиру. Сбылась моя долголетняя мечта — я с семьей имею свою квартиру.