О статье Павелка. По своему содержанию она неправильна, исторически звучит фальшиво. Этот человек может организо­вать провокацию, но не он решает дело. То же мо^кно сказать и о Свитаке. Он в клубе «К-231», но не он основной функционер, и он не решает дело.

О выступлении студентов. Они симпатизируют нам и поддер­живают КПЧ, и мы все вопросы хотим с ними урегулировать политическим способом, без примейения административных мер.

Какая ситуация сейчас в стране? КПЧ Пользуется авторите­том как никогда. Происходит консолидация наших сил. Мы надеемся на XIV съезд КПЧ, от которого мы многого ждем, и мы в своей политической деятельности отголкнемся от него. Вы верьте нам. У нас имеются недостатки, но просим доверять нам, мы республику никуда не отдадим. Если появится какая- либо у нас опасность, мы ее сами ликвидируем, но чтобы только между нами отношения оставались честные и правдивые. Вот вы не захотели приехать к нам в другой город. А что было бы, если бы приехали? Вас бы приветствовали так же, как здесь, в погра­ничной зоне. Наш народ за дружбу с Советским Союзом».

На этом первый день совещания закончился. Он для нас ничего отрадного не принес. Обстановка накалялась, напряже­ние росло.

Поздно ночью, около 24.00, мы поездом возвратились на свою территорию. Вся делегация в вагоне Брежнева собралась для совета. Что же делать дальше? Как направить совещание по желаемому для нас руслу, чтобы оно принесло положительные результаты? Из выступлений Дубчека, Черника, Смрковского видно, что вопрос обостряется. Чехи явно идут на конфронта­цию и считают себя уже чуть ли не «победителями». Среди нашей делегации было единство — повернуть ход совещание по нашему желанию. Л. И. Брежнев до крайности нервничает, теряется, его бьет лихорадка. Он жалуется на сильную голов­ную боль и рези в животе. На нашем совещании пришли к решению, что завтра, 30 июля, с утра, до пленарного заседа­ния, нужно собрать совещание «четверок»: с нашей стороны — Брежнев, Подгорный, Косыгин, Суслов; со стороны чехов — Дубчек, Черник, Свобода, Смрковский. На заседании этих «чет­верок» выработать совместные действия, добиться какого-то взаимного понимания, выработать общую платформу. Хотя по ходу дела каждый из нас понимал и видел, что сделать в этом отношении почти ничего невозможно. Но у нас другого выхода не было. Обсуждались и другие предложения — прервать пере­говоры, уехать в Москву, проконсультироваться с пятью со- цстранами, подписавшими варшавское письмо, а затем «дей­ствовать». Но как действовать и на кого опереться в Чехослова­кии в наших «действиях»? Вопрос оставался довольно неопреде­ленным и туманным.

После совещания разошлись в свои вагоны почти в четвер­том часу ночи. Спалось плохо, тревожно, мучила неопределен­ность завтрашнего дня.

30 Еюля 1968 года. 9 часов утра, наш поезд снова отправля­ется на чехословацкую территорию. Вот и граница. Как поло­жено, стоят наши пограничники и чехословацкие, но уже замет­но усиленньп^1и нарядами. Состав на границе совсем замедляет ход, чувствуется полнейшая пограничная напряженность, толь­ко и того, что не проверяют наши документы, но наши погра­ничники передают по всем правилам состав чехословацким пограничникам. На перроне нас встречают члены Президиума ЦК КПЧ, но на сей раз еще более сдержанно. И снова выкрики: «Берегите Дубчека!» Сегодня на площади перед зданием, где проходят переговоры, собралось довольно много народа. Чув­ствовалось, что все это специально организовано и подобран для этого специальный состав. Весь этот народ был выстроен в каре. Чехи нам вроде бы невзначай предложили пройти возле народа, поприветствовать его. Люди были какими-то угрюмыми и напряженными. Нас приветствовали довольно сдержанно. При появлении Дубчека его приветствовали просто неистово, ему бросали хреты, провозглашали здравицы в его честь. Где-то

далеко и глухо был один-два выкрика в честь дружбы народов СССР и ЧССР, КПСС и КПЧ. Но чувствовалось, что это бьш^ «дежурный», вынужденный лозунг.

«Четверки» ушли на совещание, мы, остальные члены деле^ гации, беседовали с чехословацкой делегацией, проверяя и «щу­пая» друг друга, выясняли настроение друг друга. Время тяну­лось мучительно долго, совещание «четверок» продолжалось более четырех часов. После совещания собралась вся наша делегация. Брежнев проинформировал нас о том, как проходи­ло совещание «четверок». При этом он сказал: «Разговор был очень острый, чехи нас заверили в своей к нам дружбе. Мы добились того, что визиты в Чехословакию Тито и Чаушеску были отложены. Но напряжение не снято, предстоят сложные переговоры».

Брежнев окончательно заболел — головная боль и расстрой­ство желудка. Очевидно, сказалось нервное напряжение, и он ушел к себе в вагон, оставив за себя Суслова.

Открьшось пленарное заседание нашего совещания.

Первым выступает Л. Свобода. Он сказал: «В самые труд­ные времена мюнхенского периода Советский Союз выступал за Чехословацкую республику, но правительство того времени не приняло предложения Страны Советов‘^. Наш народ никоща не забудет, что именно Советский Союз, Советская Армия спасли чехов и словаков от фашистского порабощения и угнете­ния. Наша свобода скреплена священной братской кровью. Фашизм хотел уничтожить 70 миллионов славян, и заслуга Со­ветского Союза перед всеми народами Европы за йх спасение от фашистского уничтожения. В Чехословакии построен социа­лизм Советский Союз может жить без Чехословакии, а Че­хословакия не может п не хочет жить без Советского Союза. Поймите, товарищи, что если у нас и выступают отдельные правые, даже контрреволюционные элементы, то они не пред­ставляют трудового народа нашей страны».

До сих пор Л. Свобода выступал без текста, и это бьшо остро, логично, убедительно, просто хорошо. Но вот пошло выступление Л. Свободь! по написанному тексту — оно бесцвет­но, неубедительно, кто-то написал ему текст, а он, бедняга, даже не может его хорошо прочесть, путается, сбтаается, нер­вничает. Дежурная критика прошлого партийного руководства, и все это звучит фальшиво, неубедительно. Одним словом, как говорят, с «чужого голоса». И вообще когда критикуют людей, бьшших у власти, то это как-то даже возвеличивает людей, бьшошх у власти. И ничтожно вьи-лядит человек, критикующий прошлое, а не настоящее; ведь для критики насто)пцего нужен характер и смелость.

\

\ В заключение своего выступления Л. Свобода сказал: «Наш народ хочет дружбы с Советским Союзом. Наши различные взгляды на некоторые вопросы не могут повлиять на дружбу наших народов и стран социалистического общества».

Выступление М. А. Суслова. Он не отступает от основных тезисов, хотя сама обстановка этого требует. Его речь носит сугубо «теоретический» характер. Кажется, все сказано пра­вильно, даже убедительно, торжественно и высокопарно. Но все это в данной сложной обстановке мало кого трогает, а в особенности чехословаков. Речь Суслова ими была прослу­шана с каким-то скептицизмом. Они видят, что это говорит закоренелый догматик, человек, оторвавшийся от жизни. Сус­лов закончил свою речь словами: «Дружба наших партий и на­родов основана на марксистско-ленинской основе».

Выступление В. Биляка. Вот смысл и содержание его речи: «Хочу сказать вам, товарищи, чтобы вы поняли, что нам трудно, всему Президиуму ЦК КПЧ, а в особенности отдель- ньп4 членам Президиума. Мы критикуем друг друга, но мы работаем в ненормальных условиях. Не Президиум определяет и решает главные вопросы нашей политики, а средства массо­вой информации, которыми мы почти не владеем, а второй центр глушит нашу работу. Нет стихийности в том, что вас так встречают. Все это организовано, и мне лично стыдно за то, что вас так встречают у нас, тем более коща проходят такие важные переговоры между нашими партиями. Смрковский го­ворит, что дисциплина должна быть во всем. Это так, но если дисциплина направлена против своих друзей, то это уже очень плохо. Вашим опасениям я верю больше, чем нашим гольдштю-

керам»^21^

Биляк говорил остро, страстно, нервничал. Продолжая свою речь, он говорил: «Я хочу сказать, что никто из нас не хочет возвращаться к старому, и вы этого не хотите. Но мы в нашем Президиуме говорим с разных позиций. У нас через голову ЦК многие члень! 1^ ведут каждый по-своему борьбу с нашими ошибками. Нам надо бы больше работать над сплочением наших сил, не ослаблять КПЧ, не предавать все прошлое нашего общества уничтожающей «критике», не искажать исто­рических фактов и самой истории — ведь в ней подвиг народа! Мы не использовали ваш опыт в борьбе с опгабками, мы не должны, не имеем права замалчивать наши трудности и сложно­сти. У нас появилось много доктринеров, которые каждый своими методами старается «лечить наше общество».