— Согласен, господин советник. Но вопрос о Флюгере самый существенный, не правда ли? Вебер исходил в своих рассуждениях из того, что только у одного лица имелся мотив выкрасть коллекцию, а затем убить Геердтса. Это лицо и есть тот самый Флюгер. После сорок пятого года он бежал под вымышленным именем в Южную Америку.

— Но как он мог убить Геердтса, если, как вы говорите, он там и проживает? — вмешался в разговор Воок.

— Я сказал, что он бежал в Южную Америку, но не говорил, что он до сих пор живет там. Времена изменились, и он мог возвратиться.

— И вы думаете, — продолжал Воок, — что Флюгер осел в Рендсхагене?

Шоппенхауер кивнул.

— Конечно, не под своим именем, — пояснил он.

— А под каким?

Шоппенхауер пожал плечами.

— Поэтому я и задаю вопрос советнику уголовной полиции, не был ли он знаком с Флюгером ранее?

— С вашего позволения, уважаемый Драхвитц, теорию господина Шоппенхауера я нахожу весьма интересной. — Воок повернулся к Драхвитцу, затем, обращаясь к комиссару, добавил: — Если я правильно понял, вы полагаете, что Флюгер проживает в нашем городе?

— Да.

— И придерживаетесь мнения, что вор и убийца — одно и то же лицо?

— Конечно.

— Но здесь в ваши рассуждения, видимо, закралась ошибка. Зачем Флюгеру понадобилось убить Геердтса? Ведь он уже украл документы, идентифицирующие его личность.

Комиссар рассматривал Воока с задумчивым интересом.

— Есть две причины, — сказал он. — Рендсхаген — городок маленький, а Геердтс много колесил, подбирая помещение пол выставку. Возможно, он встретился с Флюгером и опознал его. — Шоппенхауер замолчал и скользнул взглядом по морщинистому лицу Шлихтинга.

Воок хмыкнул и спросил:

— А вторая причина убийства Геердтса?

— К Флюгеру попали только фотокопии документов, — пояснил Шоппенхауер. — Ему же нужны были негативы, а он их не нашел. Негативы обнаружил Вебер. Но спустя несколько часов после того, как он отыскал их, его тоже убили.

— Видите ли, коллега Шоппенхауер, тут мы действительно впервые столкнулись с интересным моментом, — вмешался в разговор Драхвитц. — Как нам сообщила Жаннет Мессемер, Вебер нашел негативы коллекции Геердтса в камере хранения на вокзале и отправил их почтой по железной дороге.

— Именно так, — улыбнулся комиссар.

— Но он должен был незамедлительно передать материалы в наши руки! — возмутился Драхвитц. — Сокрытием столь важных документов он нарушил закон!

— Совершенно верно, — ответил комиссар. — Но довольно сложно привлечь мертвого к ответственности.

— А где теперь негативы? — спросил Драхвитц. — Куда он их отправил?

Шоппенхауер пожал плечами.

— На свой домашний адрес он их не отправлял. Мы справлялись у его секретарши.

— А до востребования?

— Советник уголовной полиции Линдберг обещал помочь с этим делом, но речь идет не только о главпочтамте, но и о районных почтовых отделениях. К тому же мы не знаем, отправил ли он посылку пол своим именем или воспользовался паролем.

— Но нам известны место отправления и время! — горячился Драхвитц.

— Конечно, конечно, — успокоил его Шоппенхауер. — Но это займет некоторое время. А пока мы, может быть, попытаемся выяснить, не знал ли еще кто-то, кроме Мессемер, что Вебер нашел негативы? — Шоппенхауер повернулся к Вооку. — Он разговаривал с вами по этому поводу?

Торговец антиквариатом покачал головой.

— Мы беседовали о Боге и мире, но, насколько я помню, имя Геердтса при этом ни разу не упоминалось.

— А вы? — спросил комиссар дантиста.

Шлихтинг отпрянул.

— Я ни словом не обмолвился с этим человеком!

Шоппенхауер вопросительно посмотрел на Фреезе, сидевшего отдельно от них за соседним столиком.

— Ничего не было сказано об этом, — сдержанно промолвил он.

— Вот удивительно, — произнес Воок с легким недоверием в голосе. — Ведь эта находка была как бы триумфом Вебера, и как раз вам-то он и должен был сообщить о ней.

Адвокат весело рассмеялся:

— Вы забываете мою профессию, господин Воок. Он ведь знал, что я никогда не стану оправдывать сокрытие вещественных доказательств.

— А почему вы, собственно, хотите знать, рассказывал Вебер об этом еще кому-то или нет? — спросил Драхвитц.

— Потому что это связано с его предполагаемым убийцей, — ответил Шоппенхауер.

— Да, да, коллега Шоппенхауер. Я вас понял, — Драхвитц натянуто улыбнулся. — Мне хочется еще раз услышать подтверждение вашей теории о том, что смерть Вебера и смерть Геердтса взаимосвязаны. Но поверьте, в смерти вашего друга нет ничего таинственного, это был несчастный случай на охоте, и ничего больше!

После такого заявления Драхвитца наступила тишина. Все повернулись к комиссару и напряженно ждали, как он отреагирует.

— Несчастный случай на охоте? — переспросил Шоппенхауер.

Драхвитц молча кивнул.

— И вы пришли к такому выводу на основе вашего расследования? — осведомился комиссар.

— Да.

Шоппенхауер посмотрел на сидевшего рядом антиквара.

— А как ваше мнение насчет несчастного случая на охоте?

— Это был несчастный случай, господин Шоппенхауер, — промолвил Воок.

Комиссар повернулся к столику, за которым сидел Фреезе.

— А вы? Вы ведь тоже были на охоте?

— Я тоже полагаю, что произошел несчастный случай, — ответил адвокат, осматриваясь вокруг. — Я уже намекал вам об этом, Шоппенхауер. Учитывая наше состояние в то утро… и потом… не забывайте о тумане.

Воок чуть было не прыснул от смеха. Этот адвокат просто золото! Комиссар с видом глубокого разочарования откинулся на стуле. Затем, выдержав небольшую паузу, усталым голосом произнес:

— Если это так, то все мои умозаключения кошке под хвост.

Присутствовавшие несколько оживились. Первым поднялся Драхвитц.

— Ладно. Тогда мы, пожалуй, пойдем.

— Обед за мой счет, — сказал Воок, увидев в руках Драхвитца бумажник.

— А кто, собственно стрелял? — спросил комиссар.

— Как кто стрелял? — Драхвитц все еще копался в бумажнике. — Мы не знаем.

— Действительно?

Снова наступила тишина, компания, казалось, почувствовала, что комиссар водит всех за нос.

— Пока никто не доложился, — сообщил Драхвитц. — Такое повеление можно по-человечески понять.

Шоппенхауер кивнул, затем его холодный взгляд уперся в торговца антиквариатом.

— Ваша вылазка на охоту была импровизированной, не правда ли?

— Пожалуй, да, — без колебаний ответил Воок. — Идея родилась под настроение.

— Откуда оружие?

— Из моей коллекции.

— Все?

— Большая часть. Несколько ружей я взял перед охотой у своих друзей.

— Вы проверяли их?

— Да.

— А в то утро? Вы сами выдавали ружья?

— Да.

— А патроны? Их тоже выдавали вы?

Воок неожиданно замолчал.

— Ну? — дружески произнес Шоппепхауер. — Кто выдавал патроны?

— Я.

— На что охотились?

— На мелкую дичь, уток.

— Пулями?

Разговор снова застопорился. Ища поддержки, Воок взглянул на Драхвитца, но тот промолчал.

— Ну?

— При чем тут пули? Ведь на уток охотятся картечью! — выпалил Воок.

— Я тоже так считал. Но Вебер был убит пулей!

Воок недоуменно посмотрел на комиссара.

— Но я… выдавал только картечь. Клянусь!

— Что все это значит? — спросил Драхвитц Шоппенхауера.

— Вы спрашиваете меня, господин советник? — Рука Шоппенхауера, словно рапира, ткнулась в сторону Воока. — Ружья-то были выданы этим господином и патроны — картечь, как он утверждает, — тоже. Тот факт, что в картечь была подсунута пуля, доказывает запланированное убийство!

— Может быть, вы случайно выдали пулю, господин Воок? — пришел на помощь антиквару Драхвитц.

— Я могу отличить патрон с пулей от патрона с картечью. И вообще, что значит «случайно»?

— Значит, пулю вы подсунули сознательно? — неожиданно вклинился в разговор Шлихтинг.

— Может быть, вам? — оживился Шоппенхауер.

— Вы что, с ума сошли? Я вообще не сделал ни одного выстрела! — Шлихтинг не мог оторвать взгляда от Воока и нервно добавил: — Ну, скажите же что-нибудь, Воок! Ведь это была ваша идея с несчастным случаем!