— Ну же, мы чрезмерно разгорячились, да? В этом нет нужды, совершенно никакой, уверяю, — он уставился на кончик пальца. Пыли на нем не было. — Не сомневаюсь, что у вас были добрые намерения, мальчик мой. Если вам интересно мое мнение.

— В январе, — сказал Росс, — ваша дочь отчаянно нуждалась в деньгах. Я чувствовал себя ответственным за то, что убедил Фрэнсиса растратить последние шестьсот фунтов на шахту. Мне хотелось вернуть ей деньги, но я знал, что в подарок она их не примет. И я изобрел способ, чтобы она ни о чем не узнала. Я считал, что шахта обречена. Считал так до конца июля.

— Сомнительная история, — заявил Джордж. — Никто...

— Ваше мнение меня не волнует... И я не собираюсь выслушивать ваши домыслы.

— Подождите, — сказал Джордж, когда Росс собрался уходить. — Думаю, следует отдать вам должное. Да, мистер Чайновет? При определенных условиях я готов принять ваши объяснения. Эта затея, как вы сказали, без сомнения, обременительная, но иногда люди ведут себя не по-деловому. С добрыми намерениями. Да, мистер Чайновет? Весьма обременительная. Законность сделки неоспорима, поскольку цель благородна. Но всё же этот жест, причем мелодраматичный жест, давайте это признаем, предполагает очевидные последующие действия.

Все, затаив дыхание, ждали продолжения. Мистер Чайновет не понял, о чем говорит Джордж, и озадаченно прищурился.

— Какие последующие действия?

— Возврата половины доли в шахте, ныне успешной, обратно во владение Джеффри Чарльза.

Росс приподнял перчатки — до сих пор старые и штопанные.

— С какой стати мне это делать?

— Что ж, вы спасли Элизабет в сложной ситуации. Теперь этот жест перестал иметь ценность, поскольку то, что вы получили взамен, стоит больше того, что вы ей отдали. Положение кардинально изменилось.

— Как и ее обстоятельства.

— Разумеется. После нашей свадьбы. Но вы действовали ради Джеффри Чарльза. Сын Фрэнсиса не может рассчитывать на мою щедрость. Всё его имущество — половина акций вашей шахты.

— Была. Но он продал ее мне.

— На самом деле вы, как опекун Джеффри Чарльза, продали ее себе же.

— Да. Считая ее бесполезной.

— Только по вашим словам. К тому же теперь шахта приносит прибыль.

— К счастью для меня.

— Таким образом, очевидно, что если это действительно с вашей стороны был дружеский жест ради Джеффри Чарльза, теперь вы должны поступить противоположным образом. Иначе ваше поведение становится сомнительным.

Росс похлопал по руке перчатками.

— Что очевидно вам, Джордж, и что очевидно мне — совершенно разные вещи. Как совместный с Элизабет опекун Джеффри Чарльза, я исполню свой долг и сделаю для него всё, что в моих силах, то же касается имущества, которое оставил ему Фрэнсис. В январе этого года я продал его долю в Уил-Грейс за шестьсот фунтов. Это больше, гораздо больше того, на что я мог рассчитывать. Если бы акции попали на открытый рынок, за них не дали бы и пятидесяти фунтов. Даже и десяти! Вы бы сами не дали за мою половину десяти фунтов. Шахта была банкротом. Я тоже так считал. Кое-как мы смогли продлить ее работу до лета. После несчастного случая ее закрыли, но потом открыли вновь. А теперь мы добываем уйму олова. Олова, хотя искали медь. Но зато в таком количестве, что залежь простирается повсюду, куда ни копни. Что ж, теперь вся прибыль законно принадлежит мне. Я не считаю, что она принадлежит Элизабет или Джеффри Чарльзу, или мистеру Чайновету, или вам. И если вы питаете надежды как-то меня обжулить, то лучше забудьте об этом, толку не будет.

Танкард кашлянул, пожевал пальцы и посмотрел на Джорджа.

— Раз уж вы высказались столь ясно, — сказал тот, — то мы последуем вашему примеру. Мы оспорим законность продажи.

— На каком основании?

— Вы узнаете это в свое время.

— Жду не дождусь.

— В любом случае, вам не избежать судебного процесса пикантного характера. Человек, обманувший своего подопечного.

— До сих пор, — сказал Росс, — я вел себя спокойно. Не хотел испортить вашу вульгарную новую мебель.

— Вам и не удастся, — ответил Джордж. — Мне стоит только позвать, как сюда прибегут трое слуг.

— Без них вы и шевельнуться боитесь, — отозвался Росс.

Джордж вспыхнул.

— Возвращайтесь к своей судомойке, — бросил он.

В отличие от Джулии, Джереми плохо переносил отсутствие матери, и по возвращении Демельза обнаружила у него расстройство желудка. Дуайт сказал, что у Джереми легкие колики, и прописал успокоительную микстуру. Когда он закончил и оба спустились вниз, Демельза спросила:

— Ты останешься на обед? Росс уехал в Тренвит, но скоро вернется.

— В Тренвит?

— Да. Что-то там по поводу имущества Фрэнсиса.

— А, понимаю. Благодарю, я останусь, как раз хотел повидаться с вами обоими. Хочу, чтобы вы первыми узнали о моих планах. Я получил место корабельного хирурга во флоте.

— Ох... — встревоженно посмотрела на него Демельза. — И это окончательно? Ты точно решил?

— Да, и это к лучшему. У меня есть друг в Адмиралтействе, сэр Ральф Слессор, он обещал посодействовать. Конечно, нет ничего сложного в том, чтобы получить место на корабле, важно найти хороший корабль.

— Ты уже во второй раз грозишься нас покинуть, и теперь... Ты уверен, что это к лучшему?

— Что ж, здесь я не нахожу покоя. Я пытался, но всё без толку. С одной стороны, меня тревожит война. А сам я застрял в тихой заводи. Это неподходящее место для молодого человека. Я должен получить больше жизненного опыта.

— Значит ли это, что ты уедешь на многие годы, как будто отправишься в тюрьму, или сможешь вернуться, когда от этого устанешь?

— Это только на время, но я еще не знаю, на какое именно. Старые корабли отправляют в плавание, как только находят для них экипажи, но это непросто. Говорят, после начала войны едва набрали сорок тысяч человек.

Демельза подошла к окну и прищурилась от косых лучей солнца. Солнце высветило на ее волосах сверкающие искорки.

— А Кэролайн? Ты что-нибудь о ней слышал?

— После Рождества она выходит замуж за лорда Конистона, не знаю, кто он такой. На прошлой неделе мне сообщил об этом ее дядя.

Теперь Демельза поняла главную причину его бегства, потому что это было именно бегство.

— Мне так жаль, в особенности как это случилось. Меня так огорчает мысль о том...

— А меня больше не огорчает. И я благодарен, что избежал... О, я любил Кэролайн, и до сих пор люблю, — он отвел взгляд. — Но мы не подходим друг другу.

— Вот и Росс. Удивительно, как я могу отличить стук копыт Брюнетки от других лошадей. Дуайт, почему бы тебе не повидаться с Кэролайн, чтобы с ней объясниться? Ты не виделся с ней в Лондоне? Меня так расстраивает, что всё это произошло — неважно, к добру или к худу — но из-за того, что ты спас Росса.

— Нет, думаю, что она давно уже это предчувствовала, и в этом только моя вина.

Демельза редко повышала голос, но когда Росс бросил кобылу у конюшни и, ссутулившись, вошел в гостиную, она взвизгнула.

Он полностью лишился сюртука, за исключением одной манжеты, болтающейся на запястье. Сорочка была порвана на спине, а голова замотана шейным платком. Через повязку сочилась кровь.

— У тебя прямо-таки дар оказываться в нужное время в нужном месте, — сказал он Дуайту и сел на стул, чтобы доктор его осмотрел.

— Ты упал? — спросила Демельза. — Что-нибудь сломал? Как это... Нет, ты ведь не падал! Росс, кто это сделал? Ты подрался в Тренвите! Боже, такой порез на голове! Дуайт, я принесу воды...

Она помчалась на кухню, и через секунду Джейн Гимлетт тоже носилась с мазями и полотенцами. Когда Демельза вернулась, Росс уже начал свой рассказ.

— Я даже и в мыслях такого не держал! Но что поделаешь! Каждый раз, когда я его вижу, а увидеть его в доме Фрэнсиса — это все равно, что в моем собственном, и это выражение лица... А когда он сказал такое, я просто не мог больше терпеть, вся респектабельность слетела. Боже, но до чего ж мне полегчало! А его гостиная...