его посылай. Унхай как стер с его глаз блестящую муть оголодавшего хищника, нападающего на

всех подряд, без различий, – жертвы то, либо такие же охотники, как и он. Уходить нам, похоже,

поздно… Но Унхай, по крайней мере, сумел сдержать этого хищного зверя – и поступил он

148

правильно… Он сделал, что мог… хоть и с промедлением. Это ко времени. Его стараниями и

нашей силой – Нор стабилен. И наши задержки здесь – напрасно точно не пропадут…

Уже слышны шаги – там, за дверьми… Мои руки холодеют… Уже прошли сигналы от наших

затаенных фоновых мыслей, от наших напряженных глаз, прикованных к перебойному свету там,

за дверьми… Он идет – Айнер – скорее летит… Нор мертвеет под его, еще не бьющим по нам,

ровным шагом, под его, еще не врезанным в нас, светлым взором. Кровь заливает Соргу лицо, но

он, запертый оцепенением, не препятствует багровой темноте, ползущей к его глазам. А Унхай

стирает с лица последние отсветы отражений до полной непроницаемости. Допрос будет здесь и

сразу – с натиском, с напором, не дающим нам думать, собрать ситуацию сговором. Он будет

вышибать из нас только правду и выбьет… А какой стороной оборотит его решение истинный ход

дел, никому не известно, – формальной штрафной единицей, карающим бичом… смертоносным

лучом…

Айнер ворвался ветром – вздыбленный до обгорелых под огнем и замерзших льдом под

конденсатным спадом волос… С распахнутой шинели спадают кривые портупеи и на расстегнутом

кителе едва мерцают посаженные погоны… Но сапоги сияют начищенной угрозой, как и прежде.

Он с ходу накрыл нас недозволительной бранью – его уже закоротило…

Стикк вбежал за ним, бледный и заспанный, – никогда не видел его таким неприглаженным… И

“спутник” Айнера встал у двери, преграждая и вход, и выход… Лесовский, при виде этой

подавленной растрепанной сжатости взводного и лихой победоносной надменности Айнера,

потупил, как-то прикрыл сумраком, этот его тревожный, разбрасывающий вызовы направо и

налево, взгляд вместе со всей обычной решительной спесью. Он пригасил прожигающий

проницанием огонь синих глаз перед наставленными на него бледными клинками, глазами

офицера-S9, чем потеснил и мою неколебимую уверенность в нашей правой силе, не знаю уж

теперь отчего и явленную… Теперь что-то сдавило эту “правую силу” где-то под ребрами до

слабого пульсирующего биения и окончательно остановило мои мысли…

– Оружие бросить! Нор – к стене! Руки за голову! Смотреть прямо! Прямо мне в глаза! Унхай,

портупею его мне под ноги! Сорг, Герф, Влад – к стене! По стойке “смирно”! Смотреть прямо!

Унхай, бичи их мне в руки! И три шага назад! К стене! Смотреть прямо! Одно неверное движение

и не к стене – к стенке встанете! Где Хорн?! Ко мне его! Быстро!

Такой расстановкой Айнер разом обозначил положение каждого…

– Что тут за забой?! Кровищи напустили! Стикк! Зашиби твоих создателей!.. Третье отделение

перебито на переходе! Эти – на границе части! А ты где был?! Отчет мне немедленно – и

подробный! Со всеми снами, которые ты видел, когда тут рядом вооруженные стычки проходили!

– Так точно. Отчет будет – точный и подробный с приложением ментальных, визуальных и

цифровых форматных дополнений.

Стикк так и не успел пригладить волосы и застегнуть мундир до того, как его челюсть, как

обычно, свела судорога ущемленной гордости и перешедшей ему дорогу несправедливости. На нем

перчаток нет, и страшные шрамы на тыльных сторонах ладоней бьют по глазам, как и его,

изошедшее синюшной бледностью, перекошенное лицо. Нет, никогда его таким “настоящим” не

видел… И никогда мне его еще не было жаль – никогда не грызла перед ним совесть… Бывало

злил он – да разное было… Но я всегда его с какой-то стороны да уважал. Это он по ерунде

взъедался обычно, не иначе… Только сейчас понимаю, что он намерен сделать – нас выгородить…

себе в ущерб… Он за нас ответственность возьмет, не переложит ни на кого – примет, как

случалось уже, что на руках его карателями черным по белому писано. За что только, не знали мы –

зато теперь ясно стало, и я борюсь с собой, чтобы перед ним глаз от стыда не опустить… Может,

правда, еще что-то за этим стоит, но мне сейчас, честно, на то плевать… Тот, кто Айнеру

противостоит открыто, – бесстрашный человек. И Унхай, верно, к таким “бесстрашным”

принадлежит – он только зубы сжал покрепче под остановленным на нем светлым и холодным

взглядом офицера-S9…

– Унхай, докладывай обстановку!

– Произошел сбой по причине…

– Что сбился?!

149

– Причиной стали стимуляторы. Агрессию удалось пресечь быстро. Поломки боевых единиц

выявлены и устранены.

– Устранены! Верно, устранены! Вместе с боевыми единицами! Третье отделение с их

долбанным сержантом остывает у врат сектора под ногами патрульных Скара! А твои люди, Унхай,

бродят ночью при оружии по кровавому хвосту этих дезертиров! Унхай, какого черта?!

– Бойцы обнаружили пропажу товарищей по оружию, пошли на перехват. Но задержать

соратников на территории части не смогли.

– Задержать?! Почему не доложили?!

– Не хватило времени.

– Унхай! Они успели покалечить друг друга! Но не доложить!

– Их мысли замедлены после химических ускорений, заданных при штурме. Они действовали

на рефлекторном уровне бойцов N2.

– Что ты несешь! Это тебе не примитивные машины! Это было умышленное действие!

Сержант не отступил, но, похоже, перешел в оборону. А Стикк собрал волю с духом, зажал их

по кулакам и заступил дорогу налетевшему на нас Айнеру… Сейчас пустит в ход заточенные

извечной грызней зубы – напрямую ими правду резать будет.

– Так точно, командир. Это было умышленное действие – с погрешностью по указанной

сержантом причине. Бойцы не доложили о сбое. Они старались прекратить ошибку

нейропрограммы, сорванных химическими ускорителями, товарищей по оружию. Старались

остановить, поврежденных тяжелыми препаратами, соратников без чужой помощи, с целью

избежать неточности следственного разбора ситуации командующими, удаленными от точки

событий, и последующего непомерно сурового наказания, командир.

– Стикк, ты понимаешь, что это значит?! Остановить дезертиров, не доложив командующему о

дезертирстве – значит укрыть опасных для системы военных преступников и скрыть информацию,

ставящую под угрозу безопасность системы! Это преступление, караемое жестко, как дезертирство

во время боевых действий! Это приговор к строгой высшей мере без рассмотрений!

– Никак нет. Нужно учесть, что в крови нарушителей был высок уровень ускорителей.

Приговор не должен быть ограничен отягощенной высшей мерой. Наказание должно быть

смягчено.

– Это сводит приговор к неотягощенной высшей мере! Но это неизбежно – казнь!

– С учетом прекращения ошибки нейропрограммы бойцов, сорванных химическими

ускорителями, сбой был бы устранен их соратниками – они собирались прекратить ошибку. При

неудачном перехвате, сбой был бы жестко устранен командующими, что происходит здесь, или

бойцами службы безопасности – что произошло с третьим отделением у секторных врат. Таким

образом эти бойцы не могли допустить ни одного серьезного нарушения, кроме неподчинения

приказу – “доложить о нарушении без промедлений”. Это вообще переводит приговор с высшей

меры к карательной – приговор тех, кто пошел на перехват, и тех, кого задержали и чьи

нейропрограммы переключили.

– Не выйдет так, Стикк! Не выйдет так дать никаких послаблений ни тем, ни другим! Они не

способны точно оценить состояние нейропрограммы! А единственный способ надежно пресечь

серьезную ошибку нейропрограммы – перезагрузить нейросистему! Перезапуск системы проходит

только через глубокую кому – через полное отключение! Другие методы не действуют! Они могли