«…Мы потеряли семь тысяч человек убитыми и ранеными. Доблестный Лафайетт, раненный в ногу, продолжал сражаться, хотя кровь наполнила его сапог. Улучшив минуту, он снял его — и погиб на месте, разорванный шрапнелью. Армия отступила. Генерал Хоу захватил Филадельфию. В это скорбное для нас время мой долг — сообщить вам о смерти одного из самых замечательных молодых людей, уроженцев Уильямсбурга. Майор Патрик Хэллорен погиб, защищая свою позицию, будучи всего в трех футах от командующего…»

— Нет! — дико закричала Алисия, бросаясь прочь из гостиной.

Ее голова тряслась, будто повторяя «нет!».

— Нет!

Ее широко раскрытые глаза выражали ужас, всматриваясь в будущее, которое перестало для нее существовать.

— Нет! — закричала она, и ее голос сорвался в пронзительный вопль отчаяния.

Алисия проснулась среди непроглядной тьмы ночи, охваченная неизбывной тоской, которая была чернее ночи. В течение нескольких минут она бездумно лежала в постели, но когда из глубин сознания поднялось воспоминание о случившемся, ее душа заметалась в отчаянии и горе.

Сперва она потеряла Шона.

Теперь — Патрика.

Алисия зажала рот рукой, чтобы сдержать крик протеста против безжалостной судьбы, отнявшей ее любовь.

— Патрик, Патрик, — повторяла она его имя.

Оно звучало молитвой об избавлении, которого быть не могло. Постепенно в сознании оформилась мысль, показавшаяся ей единственным выходом из мрака безнадежной тоски.

Когда она потеряла Шона, у нее не осталось ни малейшей надежды, ни малейшего утешения. Она не могла прийти на его могилу, чтобы оросить ее слезами. Ей было отказано даже в этом. Никогда она не пройдет по тихим аллеям кладбища, чтобы положить скромный букет на надгробие своей любви. Никогда безутешные родственники не посмотрят ей вслед с сочувствием и печалью и не спросят: «Когда же она перестанет горевать?..»

Судьба не позволила ей проститься с Шоном. Но ей было достоверно известно, где погиб Патрик. Она могла отправиться на поле сражения и припасть к земле, принявшей ее любимого.

Несколько мгновений Алисия лежала, не шевелясь, потом вскочила с постели, словно подброшенная взрывом, рожденным отчаянием. Двигаясь быстро, но бесшумно, она зажгла свечу, стоявшую у ее кровати, и тихо выскользнула из комнаты, чтобы подняться на чердак.

Войдя в темную и пыльную кладовую, Алисия поставила подсвечник на пол и приподняла крышку массивного сундука, который ей показала Летти, когда знакомила с домом.

В сундуке хранились вещи, оставшиеся от погибшего сына тетушки Кэролайн. Мысленно попросив прощения у Роберта, отдавшего свою юную жизнь во имя светлых идеалов демократии, Алисия погрузилась в содержимое сундука, отбирая нужную ей одежду. Отыскав все, что могло пригодиться, она захлопнула крышку, подняла подсвечник и поспешила назад в спальню.

Через пятнадцать минут, одетая в белую сорочку с длинными рукавами, темно-желтые бриджи и сапоги, доходившие ей до колен, она подвязала волосы шейным платком и на цыпочках выскользнула из дому.

Выбравшись во двор, она бросилась к конюшне. Ей нужна была лошадь. Решимость переполняла ее. Алисия собиралась отыскать Патрика… или хотя бы его могилу…

Прежде ей не часто приходилось сидеть на лошади, только во время поездок на Кони-Айленд в Нью-Йорке. Она не была большим специалистом в верховой езде. На мгновение ее охватил страх, когда лошадь, к которой она приблизилась, презрительно фыркнула ей в лицо.

— Спокойно, детка, — прошептала Алисия, не понимая толком, к кому обращается: к себе или к лошади.

Путаясь в упряжи, она оседлала скакуна и вывела его из конюшни, держа под уздцы и ласково похлопывая по шее. Лошадь подозрительно фыркала, но не сопротивлялась.

Забраться в седло было не просто, но Алисия все же справилась и с этим после трех попыток. Натянув поводья, она пустила лошадь рысью, не вполне представляя, как ей удастся остановить коня в случае необходимости.

Застоявшийся жеребец резво рванулся по тропинке, перейдя с рыси на привычную иноходь. Алисия не возражала. Она не видела принципиальной разницы между аллюрами. Кроме того, она была настолько поглощена своими мыслями, что не замечала почти ничего.

Свежий ветер овевал ей лицо. Звезды мерцали над головой, луна озаряла неверным светом дорогу.

Лошадь шла мерным шагом, заставляя наездницу болтаться в седле и вскрикивать при особо жестких сотрясениях. Отдавшись ритму скачки, Алисия потеряла счет времени. По ее представлениям, она путешествовала уже около четырех часов, когда луна стала затягиваться темными тучами.

Где-то вдалеке прогремел приглушенный гром. Небо потемнело, став чернильно-черным. Начал накрапывать мелкий дождь, который вскоре превратился в мощный ливень, косо падавший на землю под порывистым ветром. Алисия устала и промокла до нитки, но у нее даже не возникло мысли остановиться и отдохнуть.

Медленно рассветало. Слабые лучи зари едва пробивались сквозь завесу тяжелых туч, тянувшихся вдоль горизонта. Алисию охватила тревога, которая передалась и бедной взмыленной лошади. Несчастное животное вздрагивало при каждом раскате грома и косило испуганным взглядом на вспышки молний, сверкавших прямо над головой.

Наконец громыхнуло совсем рядом. Дико заржав, лошадь рванула и понеслась сумасшедшим галопом, не разбирая дороги. Алисия не могла ничего предпринять. В ужасе она сжала поводья и пригнулась к шее скакуна.

Вспышка молнии на мгновение осветила лесную дорогу и чащобу, ее окружавшую. Выгнув шею, лошадь закусила удила и бросилась в сторону. Алисия откинулась назад, натянув поводья изо всех сил, но удержать обезумевшее животное было уже нельзя. Лошадь неслась напролом сквозь заросли малины и ежевики.

В следующее мгновение Алисия ударилась лбом о сук, загородивший ей дорогу в этой бешеной скачке, вскрикнула и вылетела из седла.

Едва очнувшись, она прошептала любимые имена, словно проверяя, помнит ли она главное о себе. Так и не придя к определенному выводу, Алисия решила открыть глаза.

Собравшись с силами, она приподняла веки, ожидая встретить темноту смерти. Но нет. По глазам ударил яркий свет. Ослепляющий, испепеляющий, прожигающий насквозь свет. Алисия зажмурилась. Впрочем, свет не был настолько ярким, как когда-то на дороге в Уильямсбург.

Голова раскалывалась от тупой боли. В висках ломило. Затылок был словно охвачен тугим обручем. Но боль казалась вполне терпимой в сравнении с ее прежними страданиями.

Алисия почувствовала, как кто-то тронул ее за руку. Она напрягла память. Неужели она до сих пор в лесу, всеми забытая и покинутая? Но кто коснулся ее? Кто это?

Алисию осторожно уложили на спину. До нее донесся незнакомый приглушенный голос:

— Потерпи немного. Доктор сейчас придет.

Доктор? Какой еще доктор? Кто разговаривает с ней?

Алисия хотела вновь открыть глаза, но ее остановил страх. Правда сейчас пугала ее больше, чем неизвестность.

Может быть, Летти обнаружила побег и подняла тревогу? Наверное, ее нашли в лесу лежащей с разбитой головой на сырой твердой земле, в грязи и крови?

Но она чувствовала под собой что-то сухое и мягкое. Это казалось совсем уже странным. Сознание Алисии тщетно пыталось разрешить загадку, когда она услышала звук, напоминавший скрип дверных петель. Дверь открылась? Кто-то вошел?

Голос рядом с ней вновь произнес тихие слова.

— Я здесь. С тобой. Я всегда буду с тобой. Я не отпущу тебя.

Алисия нахмурилась. Она уже слышала этот голос прежде, слышала эти слова, но во сне.

Теплая рука сжала ее ладонь.

Это не было сном!

В груди Алисии поднялось волнение, не дававшее ей вздохнуть. Она боялась открыть глаза, боялась обмануться. Но она должна была сделать это.

Медленно, дрожа от страха, Алисия подняла веки.

Она увидела стену, белую стену и длинный широкий коридор, который просматривался сквозь открытую дверь. Небольшое окно. Потолок. Пол. Белая стена. Дверь. Коридор.