Александр Валентинович Амфитеатров Стихотворения Зловредный полковник и спасительный костёр Петербургская баллада По распоряжению морского министерства у слушателей военноморской академии был отобран учебник полковника Кладо. Из учебника были вырезаны и сожжены страницы, заключавшие в себе критику некоторых деятелей русско– японской войны, а также проводившие взгляды на необходимость отстаиванья своих мнений. После операции книга была возвращена слушателям. («Киевская Мысль» № 64). Споём мы на лад петербургской земли: – Ой, ладо, ой, ладушки-ладо! В морском министерстве намедни сожгли Учебник полковника Кладо. Почто же такой возгорался костёр, Как призрак былых инквизиций? Крамольный учебник был слишком остёр В разборе цусимских позиций. Коварною ложью смущая умы, Шептал он, с кивком на уронцы, Что в битве тогда победили не мы, А нас расчесали японцы. Сплетая для внемлющих юношей сеть, Шипел он змеиным обманом, Что надобно думать, сужденья иметь, Не быть автоматом-болваном. Но зоркая Правда на хитрую ложь Восстала с коробкою спичек, И вырезал ложь из учебника нож, И вспыхнули пачки страничек. Безумный полковник! ты вник ли, когда Преступное тлело тисненье, Что паче ерунд всех твоя ерунда — Отстаивать право на мненье? Держи, коли велено, руки по швам, Нам критиков даром не надо… На лад министерский пропели мы вам: Ай, Кладо! Ай, Кладушки-Кладо! Ода на победу над граммофоном Тов. м.в.д. Золотарёв обратился к Щегловитову с предложением ввести цензуру граммофонных пластинок. Телеграмма Ты знаешь бич ужасный века? Ты слышал звук удавный тот, Как будто душат человека, А он, хоть душат, всё поёт? Внебрачный правнук аристона, Синематографа кузен, Под мрачной фирмой граммофона, Россию взял в крамольный плен. Холмы, долины, грады, веси, Взревели, им оглашены, Как будто в них вселились бесы, Геенским скрежетам верны. Но в помещении закрытом Ещё свирепей граммофон — Как будто болен дифтеритом В нём даже Собинова тон! Орёт жестокая машина, Хрипя, храпя, шипя, звеня — Гремит Шаляпина «Дубина», Его-ж – «Колена преклоня»! То – Карапетом либо Ицкой Врёт анекдоты без конца, То заголосит вдруг Плевицкой Скандал про «Ухаря-купца». Подобны ржавому железу В нём трели даже серебра… Порою грянет «Марсельезу», Порою рявкает «ура»!.. А, в заключение несчастий, Звончее, чем локомотив, Гнусит он Вяльцевою Настей, Как будто насморк захватив. Но граммофонного страданья Свершился рок, окончен срок, И, горделивым в назиданье, Готов решительный урок. Патриотической натуре Несносен стал крамольный рёв, И подчинить его цензуре Решил мосье Золотарёв. Статьёю сто двадцать девятой Заткнётся дерзостная пасть. Узнаешь, граммофон проклятый, Что значит крепкая-то власть! Одет в намордники повсюду, Явишь закона торжество, Пища: «простите! я не буду! Не буду больше, вашество!». Спасла от горя государство Опять Всевышнего рука, И новый опыт Золотарства Прославят русские века! Афоризмы
1 Наш век – таинственный и пёстрый маскарад, — Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке! — Где ум давно надел дурачества наряд, А глупость с важностью гуляет в умной маске! 2 Когда ты истинный поэт, Твори без фанаберий, Не издавай свой юный бред И не пиши мистерий. Не позднее 1912 Мнительный лаокоон, или Обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду Хоть говорят, говорят, что «времена уж не энти-с!», Но – timeo Danaos et dona ferentes! [1]Стал полицейский смирней, не сразу он тычет нас в dentes, [2]Но – timeo Danaos et dona ferentes! Меньшиков вновь либерал… Колпак хоть фригийский наденьте-с, Но – timeo Danaos et dona ferentes! Отдан под суд генерал, да какой еще! в анненской ленте-с! Но – timeo Danaos et dona ferentes! На либеральном играть кто не горазд инструменте-с! Но – timeo Danaos et dona ferentes! Ох, крокодильей слезы не было б в сем инциденте-с! Ох, timeo Danaos et dona ferentes! Много весны на словах! Нам покажи в документе-с… Да-с! Timeo Danaos et dona ferentes! Чуткая юность мрачна… Жив, значит, нюх-то в студенте-с! Timeamus Danaos et dona ferentes. [3]30 ноября 1904 Рим Герой нашего времени Позвольте рекомендоваться: Я петербургский либерал. Люблю в идейках завираться… Но – кто не врал? Но – кто не врал? Я красен, но и осторожен: Рад слово смелое прочесть, Но – тем, кто неблагонадежен… Имею честь! Имею честь! Мысль зарубежную смакуя, Шлю эмигрантам комплимент, Но в русских недрах – начеку я: Я не студент! Я не студент! Прогресса заповеди верен, Кляну я тьму: да будет свет! Но – друг мой неблагонамерен… Нас дома нет! Нас дома нет! Пленяем остроумья ширью, Бывает, брякну что-нибудь… Но – чтобы рисковать Сибирью?! Счастливый путь! Счастливый путь! Святой гуманности поборник, Я равноправья женщин жду. Но – если бьет курсистку дворник, Я обойду! Я обойду! Люблю раскупорить котомку! Когда с друзьями я кучу, Пью смело тост – «за Незнакомку!!!» Но кто она – молчу! молчу! Я зол, что нравы наши грубы: От произвола гибнет Русь! Но – треснет мне хожалый в зубы… Я оботрусь! Я оботрусь! Всегда, везде, во всем я – влеве! Отрежу правду – хоть царю!.. Молчал как мертвый я при Плеве, Зато при Мирском – говорю!!! За право земства – новый Муций — Борюсь я в гордой тишине. Но… земцы ищут конституций!! Я в стороне! Я в стороне! Свободу я люблю без меры И проповедую везде. Но – сколь противны мне эсеры! Как ненавистны мне эс-де! Горит душа невыносимо! Я революцией дышу! И только Горького Максима Не выношу! Не выношу! Свободу прессе! К свету! К свету! Я – гласной правды паладин! Но – хлопнут честную газету… Так подпишусь на «Гражданин»! На безобразия цензуры Негодовать я храбр и быстр. Но – на меня карикатуры?! Карай, министр! Ссылай, министр! Я в убеждениях упорен, В устоях – просто исполин: Я тверд, как Алексей Суворин… Отец, конечно, а не сын! Еврейства мукам и печалям, Согласен я, предела нет… Но – мы знакомы с Левендалем: К нам на журфикс! К нам на обед! Я прогрессист, но без нахальства, Мне страшен каждый генерал: Лишь с дозволения начальства Я – петербургский либерал! Характер у меня – лягушкин, Я – земноводный по уму: Мне руку даст Бобрищев-Пушкин, — Что ж? Я пожму! Что ж? Я пожму! Я компаньон весьма веселый, Певали мы недурно встарь… Залиться жутко «Карманьолой», Так гряну «Славься, русский царь!». Пророк пиров, при звоне кубков «Глаголом жгу сердца людей»… Вы лишь не требуйте поступков: Я без затей! Я без затей! Я не построю баррикады И цитадели не взорву: Я к Пасхе жду себе награды И к Рождеству, и к Рождеству! Приятен мне огонь протеста, Но – надо ж чем-нибудь и жить: Коль прогорит по земству место, Пойду в полицию служить. Конечно, горькая опека… Но учит нас разумный век: Не место красит человека, Но красит место человек! Плачу в гимназию за сына… По дому трачу денег тьму… Покорен долгу гражданина, Я приспособлюсь ко всему! Готов ходить во всяких бармах, Кто палку взял – тот мой капрал. Но – верьте: даже и в жандармах, Я – либерал! Я – либерал! 1904 Рим вернутьсяПолустишие Вергилия: «Боюсь данайцев, даже дары приносящих» (лат.). – Ред. вернутьсяБоимся данайцев, даже дары приносящих (лат.). – Ред. |
