Упрощать надо и для удобства массового культурного производства, и для доступности восприятия. Это та самая простота, которая хуже воровства. Через некоторое время уже невозможно понять, где копия, а где оригинал. Многократное копирование и воспроизведение создает самодостаточную стихию, в которой оригинал исчезает.
Ребенок, который постоянно употребляет конфеты «Мишки», рано или поздно увидит и картину Шишкина «Утро в сосновом бору». И поймет ее как дополнение к конфете. На худой конец, как первоисточник конфеты. Так лучше будет?
Самоочевидно, что попсовая культурная продукция не может быть авангардной, экспериментальной или новаторской, хотя она с легкостью впитывает в себя результаты прежних экспериментов: совершенно не важно, что авангард сорок, шестьдесят или сто лет назад бросал вызов классике, для массовой культуры новейшего времени он сам превращается в классику.
По той же причине попсовому сознанию недоступна ирония. Смех - сколько угодно, юмор - как можно больше. Но не ирония. Ибо ироничное отношение к миру предполагает сомнение. А сомнение подрывает убедительность простоты и гарантированную доходчивость банальности.
Естественный принцип такой культуры - это консерватизм. Не обязательно в политической области, хотя, как правило, и в ней тоже. Но политика - это не главное. Культурная продукция такого типа запрограммирована на успех, а потому просто не может позволить себе отступления от канона, который (как показывает опыт) этот успех гарантирует. Если элементы политического радикализма входят в рецепт успеха, значит, будет и радикализм. Майка с лицом Че Гевары - фундаментальный атрибут попсы. Но в данном случае образ революционера помогает решению сугубо прагматической и фундаментально консервативной задачи. Он должен быть знаком привычного, якорем, привязывающим вас к знакомому, безопасному и простому смыслу, не требующему анализа и понимания. На майке может быть Христос, Че или Кенни из South Park?а. На худой конец, сойдет и борода Карла Маркса (что бы мы делали, не будь у основоположника бороды?). Не может быть на майке, например, Герберт Маркузе или Марк Аврелий. Почему? Потому что публика не узнает их по внешнему виду. Появление незнакомой физиономии вызывает вопросы. А это уже плохо.
Банальность и доходчивость - два важнейших принципа. По-английски это называется play safe, играть наверняка. У банальности есть огромное преимущество. Она понятна. Ее можно презирать и осмеивать, но ее нельзя не знать.
Дурной вкус и пошлость? Как ни хочется прибавить и эти два пункта к списку характеристик попсовой продукции, но это не соответствовало бы истине. Да, 90 % подобной продукции пошлы и безвкусны, но есть еще 10 %, которые свидетельствуют о наличии хорошего вкуса. Никто не запрещает сделать работу хорошо. Это в принципе не требуется, но специально и не наказывается. Если очень хочется, то можно. Посему отдельные проявления хорошего вкуса то здесь, то там наблюдаются в сфере массовой культуры, хотя и в умеренных количествах.
Безусловно, подобная массовая культурная продукция существовала задолго до нашего времени. И, живя по этим законам, она далеко не всегда приносила только зло. В конце концов, такие методы способствовали закреплению некоторых культурных норм, и далеко не всегда - самых худших.
Однако современная попса имеет еще одно принципиальное отличие, о котором нельзя забывать.
Попса - это то, что создается всегда ради денег. А количество денег, поступающих в данную отрасль, выросло неимоверно. Попса становится индустрией, а индустрия растет. Тут важен размах, масштаб, недостижимый и немыслимый в недавнем прошлом.
Можете себе представить автора диалогов для мыльных опер, пишущего в стол? Сочинителя популярных песенок, который эти песенки не продает на радио, а скрывает от публики, мучаясь мыслью, что он пока так и не достиг совершенства? Пиарщика или политтехнолога, составляющего проект медиа-кампании исключительно для того, чтобы прочитать его вслух избранному кругу из полудюжины ценителей? Автора рекламных плакатов, сжигающего свои произведения в камине?
Конечно, не все проекты реализуются. Но все они создаются для реализации. В сфере попсы могут быть неудачные - сорвавшиеся или не состоявшиеся - проекты, но нет и не может быть обращения к будущим поколениям. Потому что будущего нет. Есть только настоящее, определяемое спросом и предложением на рынке.
Рынок - главное. Место встречи покупателя и продавца, место оценки товара, пространство реальной практики. Для католиков вне церкви нет спасения. Для попсы вне рынка нет творчества. И это уже принципиальное отличие современной эпохи.
Товар на рынке имеет ценность лишь тогда, когда он реализуется. Вещь самостоятельного значения не имеет. Только как меновая стоимость.
Проект не может быть незавершенным или получившим неожиданный, незапланированный смысл. В противном случае - это неудача, а неудача - это самый главный грех, главное преступление, главный кошмар, который преследует любого представителя попсовой культуры.
На мой взгляд, трудно представить себе воплощение идеи попсы более полное, чем дворец в Царицыне, достроенный Лужковым. Тут вам и классика, и новейшие технологии, но главное - деньги, деньги, деньги. Проект великого В. И. Баженова, не удовлетворивший Екатерину II, переработанный не менее великим архитектором М. Ф. Казаковым, но так и не завершенный, на два столетия превратился в живописные романтические руины, изящно-трагичное воплощение блестящего века, уникальный памятник эстетическим разногласиям между художниками и императрицей.
Но это только уходящему в прошлое романтическому сознанию кажется, будто руины остаются архитектурным шедевром. А с точки зрения столичного чиновника - это просто возмутительный долгострой. Проблема Баженова состояла в несвоевременном прекращении финансирования. Но сегодня проблема финансирования решена, и дворец будет достроен - в соответствии с новейшими вкусами и технологиями.
Обращая свой взор на руины Царицына, Лужков, вероятно, считал, что спасает проект Баженова. Ну, кто был Баженов до прихода Лужкова? Неудачник. Лузер.
А теперь все в порядке. Помощь пришла.
В этом смысле попса принципиально нова и, несмотря на весь свой консерватизм, тотально современна. Представление о том, что художественную или мировоззренческую проблему можно решить с помощью достаточного финансирования, отражает высшее развитие буржуазного сознания, недоступное даже для людей, живших в «золотой век» европейского капитализма. Это уже не классический либерализм с его сентиментальностью и моральными условностями. Перед нами передовой, современный, циничный и бескомпромиссный неолиберализм, для которого гуманистическая мишура прошлых двух веков окончательно (и резонно) представляется не более чем балластом, в лучшем случае - идеологической ветошью из бабушкиных сундуков.
Принцип неолиберализма - тотальный рынок. Следствие этого принципа - проникновение рынка в сферы, ранее ему не принадлежавшие. Попса великолепно выражает этот дух, это настроение. По отношению к неолиберализму культура попсы - это то же, что и авангард по отношению к эпохе революций.
Попса - принципиальное, бескомпромиссное и по-своему яркое выражение духа времени. То, что немцы XIX века называли Zeitgeist. Не нравится? Что поделаешь. Какой Zeit, такой и Geist.
Строго говоря, сам неолиберализм представляет собой не более чем попсовое переложение либерализма классического. В нем нет новых идей, зато он мастерски популяризирует и вульгаризирует идеи Адама Смита, Джона Локка и любого другого либерального мыслителя, который подвернется под руку. И не останавливается на уровне теории, а немедленно воплощает эту вульгарную версию в практику, тут же подкрепляя каждый свой шаг потоком охранительного славословия. На такой основе появляется целая литературная школа, суть которой состоит в способности складно и красиво излагать азбучные истины торжествующей пропаганды. Общие места пересказываются многократно, восторженно и талантливо. Заголовок книги Томаса Фридмана «Плоский мир» с удивительной точностью воспроизводит идеологию этой школы. Это автор, про которого кто-то из его поклонников восторженно сказал: «Фридман уверен, что в мире нет ничего такого, в чем он бы не разбирался». И в самом деле, почему нет? В плоском мире невозможно заблудиться. В нем нет загадок. И нет завтрашнего дня.
