На рубеже XIX и XX столетий конкуренция приобретает уже более зримые очертания. Поль Отле и Анри Лафонтен предложили концепцию упорядочения всемирной системы научной коммуникации и назвали её документацией. Термин «книга» казался исследователям для этих целей узким, и они предложили более широкое понятие — «документ».

Жизнь без конкуренции уходила в прошлое. С целью сохранения единства стали возникать профессиональные библиотечные ассоциации, проходить съезды. Реакция общества на такие объединения была полярной: одна его часть их приветствовала, вторая — критиковала. Приведу для примера два отклика на решения Первого Всероссийского съезда по библиотечному делу (1911). «Самым общим результатом съезда, — результатом, которому суждено быть занесённому в скрижали русского библиотечного дела, — является бесспорно категорическое провозглашение библиотечного дела особой самостоятельной специальностью и библиотекарей — учёной профессией» («Речь». 1913. № 108. С. 3).

Второй отклик. Представители правой печати назвали библиотечный съезд «бестолковым», «нелепым», съездом «150 олухов всех оттенков» («Новое время». 1911. 10 июня и «Русское знамя». 1911. 11, 16 июня.). Бурю негодования вызвала резолюция съезда об учреждении библиотечных курсов. «Ахинеей» назвало эту идею «Новое время» (1911. 9 июня), а «Свет» посчитал проект учреждения курсов «ядовитым» (1911. 11 июня).

Знаменательным событием в библиотечной жизни стало создание в 1927 г. Международной федерации библиотечных ассоциаций — ИФЛА, которая отметила в 2002 г. (Глазго) своё семидесятипятилетие. Тенденция к объединению набирала силу. Тем не менее, внутри уже сформировавшихся структур возникали разногласия.

Назревал конфликт, перешедший с конца 40-х годов XX столетия в информационную войну, между сторонниками традиционной библиотечной (гуманитарной) культуры, идущей от Гутенберга, и нетрадиционной, представленной учёными естественнонаучного профиля, разрабатывающими новые компьютерные технологии. Мощь критики обрушилась на библиотеку, работающую, по мнению учёных-естественников, неэффективно в эпоху кризиса. Среди аргументов называли: устаревшие системы индексирования документов, ручной одноаспектный поиск в каталогах, нигилистическое отношение библиотекарей к механизации и автоматизации процессов обработки научной литературы. Библиотечных работников обвиняли в консерватизме, косности, инертности, неспособности понять последствия технологических изменений, вызванных вычислительной техникой.

Библиотека становилась «научным Ватерлоо», а библиограф рассматривался как «старый часовой» при внедрении новых методов поиска информации[72]. Произошёл раскол в рамках библиотечной профессии, её единство было нарушено. Вольно или невольно, но возник вопрос о границах библиотеки. Всё сосредоточилось на её внутреннем пространстве.

В результате конфликта двух культур был нанесён существенный ущерб обеим сторонам. Прежде всего, произошло понижение статуса библиотечной профессии. Я сам был потрясён цифрами и фактами. Так, только в США в 1978-1999 гг. закрылись 14 самых престижных библиотечных школ, включая Чикагский университет (первая библиотечная школа, предложившая докторскую степень по библиотековедению), Колумбийский университет и университет Case Western Reserve. «Пиррова» победа досталась и документалистам: уходили со сцены престижные документационные центры. Центр А. Кента (CDCR) закрыл свои двери в 1971 г. Чтобы известить об этом, университетский журнал поместил объявление: «Документационный центр поглощён». Сегодня документалисты больше не существуют[73].

Подобная картина в несколько ином варианте наблюдалась и в СССР. С середины 60-х годов исчезли библиотечные институты как самостоятельные учебные заведения. Профессиональная библиотечная подготовка ведётся в рамках вузов культуры и искусства, очень редко в университетах. С конца 70-х годов были упразднены факультеты специальных библиотек, а к началу 90-х отдельные библиотечные и библиографические кафедры стали работать под прикрытием информационно-библиотечных факультетов.

Закрытие библиотечных школ в США и свёртывание профессиональной подготовки в России показали бесполезность конфликта двух культур. Если информационные специалисты не могут работать вместе, их будущее в опасности. Даже в 80-е годы отголоски борьбы не способствовали повышению престижа. Сошлюсь на результаты Всесоюзной НИР  «Библиотечная профессия: современное состояние и перспективы» (1988). «Прекраснодушная инфантильность, доверчивая покорность и непритязательность выглядят сегодня как типичная социально-психологическая черта совокупного библиотекаря. Но этой чертой, разумеется, обладают далеко не все. Обращают на себя внимание две социально-психологические группы: группа агрессивных нигилистов, не верящих в изменения к лучшему, и группа разумных оптимистов, отдающих себе отчёт в негативных тенденциях и готовых им противостоять…»[74]. Дополнительно можно отметить, что некоторые библиотекари, которым сейчас уже лет за сорок, пришли в библиотечное дело, имея различное образование, из разных учреждений и многим из них трудно адаптироваться к новым условиям.

Интернет изменил уклад традиционной библиотечной жизни. Появились привлекательные люди с заманчивыми предложениями (посредники — провайдеры), гарантирующие передачу на компьютер пользователя научной информации за небольшую плату. Вместе с тем, есть серьёзные аргументы, заслуживающие того, чтобы с ними считаться, в частности, неконтролируемый рост числа электронных библиотек. Сейчас трудно судить о том, какие нас ждут перемены, но разделение поколения на «отцов и детей» уже произошло[75]. Речь идёт не о возрасте, а о психологии отношений. И «отцы», и «дети» теперь есть в любой крупной библиотеке. Их точки зрения на библиотеку и книгу сильно отличаются. Я бы сказал так: «новое поколение («дети») мыслит компьютером, а старые («отцы») — книгой. Для «отцов» Интернет знакомый, но не совсем ещё освоенный и не очень привычный феномен, чуждая среда. «Отцы» справедливо полагают, что наша цивилизация становится image-oriented — ориентированной сначала на картинку, образ, а потом уже на слово. Из этого следует, что «… компьютер возвращает людей в Гутенбергову галактику»[76]. О том, что из себя представляет галактика Гутенберга, можно судить по данным, приведённым в книге Е.Л. Немировского: только за 386 лет существования печатного станка (до 1940 г.) увидело свет 3 681 960 названий книг[77].