Но она продолжала регулярно писать ему, и её письма оставались очень доброжелательными, полными тепла и уважения, и иногда были настолько личными, что Снейпу не всегда удавалось сохранять тон своих ответов сдержанно–деловым.

Время шло, а Лили все никак не могла привыкнуть к своей новой жизни. У неё все чаще возникали сомнения в том, что она сделала правильный выбор, решив учиться на целителя. Когда изматывающая летняя практика наконец закончилась и началась учеба, Лили поначалу почувствовала себя увереннее. Профессора были вроде бы довольны ей, хотя хвалить студентов здесь было не принято, и если тебя ругали не очень часто, то это уже считалось достижением.

Однако очень быстро начались практические занятия, где им приходилось иметь дело с пациентами, причем все было уже гораздо серьезнее, чем летом. Они самостоятельно, хотя и под присмотром профессоров, должны были ставить диагнозы и проводить довольно сложные магические процедуры, и теперь от их действий зависели жизнь и здоровье людей. Лили много раз с благодарностью вспоминала Снейпа, заставлявшего её отрабатывать различные заживляющие заклятья на нем. После этих тренировок она, по крайней мере, не падала в обморок при виде кровавых ран и не теряла самообладания, глядя на обезображенных разными проклятьями волшебников.

Но, несмотря на это, часто у неё всё валилось из рук; она делала нелепые ошибки, а иногда просто терялась и не знала, как следует поступить, и уверенности в своих силах у неё не было. Лили казалось, что все считают её выскочкой, попавшей благодаря протекции директора школы сразу на второй курс.

Особую проблему представляли её однокурсники. Кобрус назвал их «серьезными ребятами», и это было еще слабо сказано. Лили думала, что все её товарищи будут старше её на год. На деле оказалось, что кроме неё сразу после школы поступил в университет только один парень, сын того самого обладателя дурацких кудряшек Гносиуса из приемной комиссии. Парень был потомственным целителем в четвертом поколении, вырос в больнице и чувствовал себя здесь как рыба в воде. Все остальные были гораздо старше.

Например, Виолетта Митчел, уже совсем взрослая женщина, имела пятерых детей, и, по её же словам, ей просто надоело таскаться в больницу после каждой их ссоры. «Детишки все темпераментные, магия из них так и прет, а управлять ею они еще не могут, — объясняла она. — А так я сама буду разбираться с последствиями их глупых выходок».

Или, скажем, Джон Трейтон — здоровенный парень, обладатель темного загара и многочисленных шрамов. Он со своими друзьями зарабатывал тем, что отлавливал разных магических животных. Это была очень опасная работа, и в конце концов Джон решил выучиться на целителя, «потому что где ж ты в джунглях больницу найдешь».

Кое‑кто уже не один год проработал в больнице на разных мелких должностях, постепенно набираясь опыта и знаний.

Словом, Лили окружали взрослые люди, хорошо понимавшие, зачем они здесь учатся и чего хотят от жизни. Рядом с ними она ощущала себя совершенно беспомощным, глупым ребенком. Не то, чтобы её не любили, просто никому до неё особенно не было дела — у всех хватало своих забот, и уже успевшие хорошо узнать друг друга ребята не спешили признавать её своей.

Лили, привыкшая к тому, что в школе она пользовалась уважением и популярностью, чувствовала себя очень одиноко. Вдобавок к этому, ей было не с кем поговорить о своих проблемах. Лучшая подруга, Рози, да и Джеймс, с которым они хотя и ссорились постоянно, но все‑таки очень любили друг друга, остались в Хогвартсе; родители считали, что она просто слишком строга к себе и к тому же очень устает, поэтому и хандрит, а Саймон… Саймон стал совсем другим. Или это она сама стала по–другому относиться к нему? Лили не знала этого, но ей все труднее становилось терпеть его самодовольные рассуждения о том, что счастье не в знаниях и не в учебе, что надо уметь веселиться и расслабляться.

— Ты становишься такой же кислой и нудной, как твой обожаемый Снейп! — упрекал он её.

— Оставь Снейпа в покое! — сразу начала заводиться Лили. — Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что он за человек!

— Ну и проваливай тогда к нему, раз он такой замечательный! — Саймон злился, а в такие моменты он всегда был противен Лили.

— Знаешь, — вдруг совершенно спокойно сказала она, — проваливай‑ка лучше ты сам.

Через пару дней он пришел просить прощения, но Лили уже приняла решение и сразу почувствовала себя гораздо спокойнее. На этом их отношения закончились, и она ни разу не пожалела об этом.

Конечно, Лили могла написать обо всех своих трудностях упомянутому Снейпу. Он‑то наверняка понял бы её. Но профессор всегда так радовался успехам Лили, так гордился своей лучшей ученицей, что она не хотела его огорчать. К тому же, ей было стыдно признаться ему в том, что она не справляется с ситуацией и готова сдаться. Какое‑то время Лили продолжала учиться, стараясь изо всех сил, а потом произошла ужасная история, окончательно лишившая её мужества.

…Очередное занятие по снятию проклятий вел целитель Стракус. Это был еще не старый и очень циничный человек, считавшийся, однако, в больнице одним из лучших специалистов. В середине занятия в кабинет вдруг торопливо вошла дежурная приват–ведьма.

— Профессор Стракус, там новое поступление… Очень сложный случай, желательно ваше присутствие.

— Пойдемте, — кивнул Стракус студентам. — На сложный случай посмотреть всегда полезно.

«Сложным случаем» оказалась женщина, проглотившая семечко веревочника. Она вовремя не обратилась в больницу, и теперь семечко проросло внутри неё. Его не удавалось ни извлечь при помощи манящих чар, ни уничтожить. Теперь стоявшие вокруг неё целители смотрели на Стракуса, ожидая от него каких‑нибудь предложений.

— Безнадежно, прошло слишком много времени, — нахмурившись, произнес тот, но продолжал внимательно смотреть на женщину.

— Может, попробуешь? — спросил один из целителей.

Лили не поняла, что тот имел в виду, но Стракусу, очевидно, это было понятно. Он еще какое‑то время смотрел на лежащую перед ним женщину, потом сказал:

— Ладно… Скорее всего, не поможет, но пусть хоть студенты посмотрят. Будут знать, как такие вещи делаются…

Волшебники очень редко прибегают к хирургическому вмешательству, у них есть другие способы лечения. Но Стракус владел этим магловским приемом, и теперь пытался извлечь проросшее семечко механически. Когда он, проведя палочкой, сделал разрез, стало видно, что все внутренности несчастной женщины оплетены гибкими тонкими побегами, выросшими из семечка.

— Поттер! — вдруг сказал он. — Говорят, вы хорошо умеете заживлять раны?

Лили, в ужасе смотревшая на происходящее, ничего не ответила. Однако Стракус не спрашивал — он приказывал.

— Идите сюда, будете мне помогать.

Он принялся с помощью разъединяющего заклятья отрезать куски побегов веревочника, велев Лили останавливать кровь и заживлять освободившиеся внутренности. Ей пришлось призвать все свое мужество, чтобы превозмочь подступавшую к горлу тошноту и действовать быстро и четко. Она потеряла счет времени и оторванным побегам, полностью сконцентрировавшись на своей задаче. Но все их усилия ни к чему не привели. В какой‑то момент Лили увидела, что Стракус выпрямился, опустив палочку, и поняла, что женщина умерла.

Глядя на мертвое тело, она почувствовала, как её ноги подкашиваются. Последним, что услышала Лили перед тем, как потерять сознание, были слова Стракуса, обращенные к студентам:

— Вот вам наглядный пример того, что любое лечение нужно начинать своевременно.

«Как он может говорить об этом так спокойно…» — с ужасом подумала Лили и отключилась.

Когда Лили пришла в себя, то обнаружила, что лежит на кушетке в том же кабинете, где проходила операция. Тело уже убрали. Все разошлись, и остался один Стракус. Увидев, что Лили очнулась, он подошел к ней и протянул стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью.