Если же скажешь, что надлежало определить наказание делающим это, то спрошу: какое наказание тяжелее сего? Ибо когда они увидят, что рожденные ими, которых они желали бы видеть гораздо в большем уважении, нежели себя самих, не участвуют ни в молитвах, ни в торжествах, ни в городских и священных собраниях, тогда, посмотри, какому подвергнутся истязанию. Посему–то, думаю, узаконено и следующее: всякая душа, которая не будет обрезана в день осмый, погубится от рода своего (Быт.17:14).

Иные отвергали и сей закон, как не имеющий смысла, и изречение это относили к обрезанию душевному. Иначе, говорили они, надлежало бы сказать, что потребится не маловозрастный младенец, а не обрезавший сына своего. Но если слово сие и относится собственно к душе, то я не отвергаю и буквы, потому что и при буквальном значении сохранится та же мысль. Это самое тягостное наказание для отцов, когда гибнуть дети. А что до детей, если, может быть, умрут до возраста, способного распознавать доброе и недоброе, то они и не узнают, что были под наказанием. Если же и придут в сей возраст, то без великой тягости перенесут наказание, облегчаемое привычкою, тем паче, что вина непроизвольна. Родители же будут терпеть невыносимое наказание.

Посему, если спрашивал ты о страданиях непроизвольных (о произвольных же не думаю, чтобы стал ты и добиваться ответа, так как знаешь, что Озия, не по праву приступив к священству, и будучи царем, поражен был проказою), то да будет воздано благодарение Богу. Если же разумел ты не так, то справедливо будет людям умным принять мое мнение и потому, что ясности предпочел я здесь приличное и досточестное, и не обнаружил нескромно тайн естества.

582. Схоластику Иоанну.

Никто, думаю, если имеет мужественный образ мыслей и достоин называться мужем, не пленяется смотрением на людей женоподобных, которые обращают в позор человеческую жизнь, и тогда выше всего бывают ценимы, когда наипаче воспламеняются.

583. Диаконам Емилиану и Пелагию.

В самой точности знаю, что кроткое и исполненное мудрости слово, подобно врачебному пособию, может угасить воскипающее в сердце раздражение. Но можно ли и в наших словах найти успокоительное врачество, этого не знаю еще в ясности. Впрочем, если будет успех, употреблю все усилия, а если не достигну цели, то, хотя и премного буду тем опечален, однако же менее всего стану упрекать самого себя.

Итак, поскольку ваша распря простерлась, как говорят, до самого неба, и не вас только, но и многих других уязвляет смертельно, то желал бы я, чтобы она угасла и уничтожилась, даже обратилась в дружбу. Если же это, как говорят иные, невозможно, то желал бы, чтобы непомерная спорливость ослаблялась хотя бы молчанием и не усиливалась тем, что говорится и явно, и тайно. Ибо, если перестанете друг о друге говорить непозволительное, то постепенное угасание и ослабление распри приготовит вас к тому, что воспламенится между вами дружба.

Для больных, если не становится им хуже, — бывает это уже началом выздоровления, потому что в самых скоротечных болезнях и неизменность положения справедливо почитается улучшением оного. Так и для вас, весьма сильно страждущих — ибо, конечно, не почитаете себя здоровыми, когда враждуете так друг с другом, — если болезнь не станет приходить в большую силу, будет это началом исправления. Поэтому, если заблагорассудится вам совершенно прекратить распрю или не заходить в ней далее, то не лишу себя благой надежды, что достойно слова — решать споры словом.

584. Епископу Феону.

Если хочешь послушаться меня, то вовсе не доводи врагов своих до крайности, а если послушаешься себя, то не очень доводи, чтобы, приняв в советники эти крайние обстоятельства (а они способны довести до безрассудства, когда поощряются отчаянием), не сделали они с тобою подобного тому, что сам ты замышляешь с ними сделать. Ибо надзирающее над поступками нашими Правосудие за ненасытность побеждающих нередко приводить дела в противоположное состояние.

585. Пресвитеру Евлогию.

О сказанном у Пророка Даниила (гл.10).

Думаю, что человеку святому не возможет воспротивиться демон. И сие явствует из того, что Апостолы изгоняли демонов, а также и из того, что Павел словом изгнал духа прорицания, приводившего в смущение людей (Деян.16:16). Да и в мученических храмах благодать, неотступно пребывающая в телах святых, мучит демонов. А если сие подлинно так, что показывает и действительный опыт, то как мог демон противостоять Ангелу (Дан.10:13)?

Напротив того, думаю — хотя не утверждаю сего, высказываю же только свое мнение — что могло быть противостояние Ангела Ангелу, потому что, по словам Моисея, каждому народу уделен Ангел; ибо сказано у Моисея: егда разеляше Вышний языки, яко разсея сыны Адамовы, постави пределы языков по числу Ангел Божиих (Втор.32:8). А если скажешь: почему же один Ангел другому не уступал? То отвечу, что весьма они уступали друг другу, однако же твердо стояли оба в Божественном законе: один указывал на Божественное повеление, требующее освободить Иудеев из плена, даже если не хотят и не покаются они, а другой, опираясь на деяния Иудеев, утверждал, что справедливость требует оставаться им еще в земле чуждой. Поскольку Бог обещал исшествие благочестивым и праведным, то должно, говорил Ангел, замедлить с исполнением повеления, так как Иудеи еще не покаялись и не обратились к молитве.

А что Бог похваляет и ненависть к злонравию, подтверждает это бывшее с Финеесом, потому что его, в одно мгновение совершившего два убийства, Бог почтил священством, чего не соделал бы, если бы узаконивал только благость. И закон повелевал, чтобы раба Еврея освобождали на седьмой год, а если не захочет стать свободным, приводили к дверям скинии, где провертывали ему ухо, и он навсегда уже оставался рабом (Исх.21:6). Иудеи же, когда наступило время освобождения, не показали ни малой заботливости об освобождении, потому, может быть, что желали жить вместе с варварами и подражали их нечестию и образу мыслей. Поэтому Ангел Персов утверждал, что вовсе не следует давать Иудеям свободы, если и закон освобождает желающих, а на желающих оставаться в рабстве подтверждает приговор о владычестве над ними, не побеждаясь бесчеловечием, но полагая в основание справедливость. Но другой Ангел, противопоставляя справедливости благость, полагал, что должна препобедить Божия милость, предопределившая освободить Иудеев, даже если будут и недостойны.

Поэтому оба Ангела препирались по Божественному закону: один — как ненавистник злонравия, а другой — как исполненный благости. Ибо то и другое восхваляет Бог. Но победила милость, потому что благостью устранена справедливость, а после Божественного приговора всякое слово недействительно. Нередко и воины препираются между собою, и каждая сторона выставляет на вид то, чего требует справедливость, но приговор царя решает спор. Сие же сказано и соделано было на пользу, чтобы и Даниилу Пророку знать, что он услышан, и народ, услышав, что Бог, по собственному Своему обетованию и по ходатайству праведного, спасает его, даже недостойного соделаться более целомудренным и возжелать исшествия в той мысли, что весьма великие улучит блага, если сподобится увидеть отечество.

586. Схоластику Евдемону.

Поскольку писал ты мне, спрашивая, по какой причин нередко многие, погрешив в одном и том же, несли не одно и тоже наказание? То отвечаю на сие: потому что велика точность у Судии; в грехопадениях принимается в рассмотрение не только род греха, но и решимость согрешающего, его достоинство, время, место, происхождение, также и то, скорбел ли он после греха или услаждался им, оставался ли беспечальным, пребывал во грехе или раскаявался; притом, как согрешил: будучи ли увлечен обстоятельствами и по расположению или обдуманно; а равно и многое другое, на основании чего производится само следствие, взвешивается и различие времени, и состояние образа жизни.

Ибо не одно и тоже наказание потерпит согрешающий одним и тем же грехом до закона, по законе и по благодати. Напротив того, наказание первого будет легче, другого — строже, а последнего — нещадно. Все это ясно возвещено в Священных Писаниях.