Он был в списках кандидатов, которых должны выдвинуть от обществен­ной организации — республиканской Коммунистической партии. И вдруг, когда выходили на финишную прямую, Первый снял его кандидатуру, отго­ворившись тем, что и без того много претендентов из центрального аппарата. Что толку сетовать, Иван Митрофанович привык действовать, добиваться своих целей. Путь в депутаты через прямые тайные альтернативные выборы не усыпан ни розами, ни ромашками. То там, то тут он слышал иронию простого народа, что это будут не выборы, а пощечина руководителям. «Да найдем мы тебе альтернативную пешку», — успокоил друга Злобин. А тут еще оказия. Опьяненные гласностью, некоторые ретивые коммунисты требовали правды о бюджете Компартии республики. Такого не было никогда. Иван Митрофанович немедля отреагировал, не дав зародиться буре, подготовил с управляющим делами ЦК обширную информацию о бюджете и попросил Любомира дать ее в «Правде». Приход и расход были составлены безупречно и надежно. О при­вилегиях и льготах ни слова. В конце сногсшибательный финал: «В связи с аварией на Чернобыльской АЭС с целью содействия ускорению по ликвидации последствий исключить из плана строительство центральной поликлиники, а также зданий под райкомы в семи районных центрах». Московские партий­ные иерархи информацию отметили как умную и своевременную. Ему позво­нил один из самых высоких и приближенных к первой особе. Вот тут Ивана Митрофановича на волне похвалы и осенило. В доверенное лицо он определит себе Любомира Горича! Умница, талантливый человек, он не только составит предвыборную программу, но и с блестящим ораторским искусством будет представлять его на встречах с избирателями. Он пригласил корреспондента к себе в кабинет и по-отцовски, сердечно, уважительно изложил Любомиру свою просьбу. Горич опешил. Он не знал, что за этой просьбой кроется, но простота Ивана Митрофановича развеяла сомнения.

— Ты первый, к кому я обратился за поддержкой. Поверь, это не ответная просьба за восстановление в партии Барыкина, о котором ты хлопотал... Не вижу, кроме тебя, на кого можно опереться. Все мы, аппаратчики, немного заскорузлые, прямолинейные. Мало личностей. В тебе есть, наблюдаю давно, умение видеть явление, проблему человека в контексте других проблем и реа­лий. Высшие чины, у нас в этом плане тупоумие, должны опираться в своей деятельности на мудрых советников. Если меня выберут, я уйду в парламент, возможно, возглавлю Верховный Совет. Хочется послужить не словом, а делом. Уж что-что, а чем живет народ, как он живет, я знаю. Так я могу рассчитывать на твою помощь?

Взгляд его излучал благодушие.

— Я согласен, — словно находясь под гипнозом, ответил Любомир, не испытывая, однако, радости от этого сговора.

— Спасибо, друг. Я не ошибся. Тут я набросал некоторые тезисы... про­смотри, оцени их своим ясным умом. Сфотографируй ситуацию. Вот тебе мой дачный телефон. Кстати, у моей дочери в эту субботу именины. Я вас пригла­шаю с супругой к себе. Часиков этак в пять. Ты бывал в Дроздах?

— Не доводилось.

— Я пришлю за вами машину. Оставь мне свой новый адрес.

Любомир положил на стол свою визитную карточку.

— О, и по-английски на карточке? Правильно. Надо выходить на междуна­родную арену. Значит, договорились. В субботу встречаемся у меня.

Камелия восприняла эту новость восторженно. Он и не подозревал, что в ней, независимой, иногда просыпалась зависть к женам и детям властей предержащих. Ее отец, крупный профсоюзный лидер, все же чувствовал себя среди кандидатов в ЦК и Политбюро мелкой рыбешкой, она это помнила. В семье часто говорили о том, какую обслугу имеют высокие чины, охраняе­мые кагэбистами. Камелия уговорила мужа по этому поводу купить новый костюм. «К такому человеку едем. Папа когда-то в молодости работал с ним вместе». Любомир невольно поддавался ее восторженному настроению, не пытаясь урезонить, мол, это человек средних способностей, службист, кото­рый по отработанному ритуалу партии к шестидесяти достиг полагающейся ему по возрасту и выслуге лет партийной высоты. Трагедия поколения отца, да и его, в том, что они боготворили высших партийных чиновников, не задумывались об их таланте. Априори казалось, что утвержденный на пост первого секретаря обкома талантлив, как лауреат государственной премии, а уж первый секретарь ЦК мудрец, гений, цвет нации. Лицемеры всех рангов возносили имидж борцов за идеалы до космических высот. Сколько востор­гов излили политические обозреватели центрального телевидения казенным целовальникам! Он за всю свою журналистскую практику столько эпитетов не использовал, сколько они умудрялись выпалить за неделю визита вождя в зарубежье. Должность и талант: как часто замечал он в этом сочетании дисгармонию. Камелия... что уж судить... женщина остается женщиной. Но ведь и в нем идолопоклонство до конца не изжито. За вечер он состряпал Горностаю предвыборную программу: кратко, доходчиво, с полным набором нужных фраз. Разместил по абзацам.

«Цель политической платформы кандидата в народные депутаты СССР:

1. Социальная справедливость.

2. Благосостояние народа.

3. Экологическое равновесие.

4. Духовная свобода граждан.

Средства:

1. Демократизация политических структур.

2. Обеспечение социальной справедливости и гарантированная оплата по труду.

3. Возрождение рынка как оптимального регулятора экономики».

К месту вставил отрывки из якобы состоявшегося где-то выступления кан­дидата: «Экономика, развивающаяся в ущерб социальной сфере, по существу бессмысленна. Всякие экономические и социальные реформы обречены на неудачу, если не сопровождаются реформами в области права и политики».

Нашлось место и лирике: «Уважаемые товарищи избиратели! В канун ответственного момента в жизни нашей страны, в период революционной перестройки убедительно прошу Вас найти несколько минут времени, чтобы ознакомиться с тем, что меня до глубины души волнует».

Любомир в пересказе биографии кандидата на первом месте поставил фразу о том, что дед секретаря ЦК пал жертвой сталинской коллективизации. Затронул проблему отношения к инвалидам, воинам-афганцам, женщинам и детям-сиротам, роль семьи в общественном воспитании подрастающего поко­ления. Это было подчеркнуто в тезисах Ивана Митрофановича красным каран­дашом. Заканчивалось это развернутое воззвание перечнем заслуг и наград кандидата, его обязательностью следования выдвинутым обещаниям:

1. Быть всегда с людьми. На деле реализовать свою позицию, свои убежде­ния, твердо отстаивать их, уважая оппонентов.

2. Выработать и принять дополнительные меры по выполнению програм­мы «Жилище—2000». Только социалистический путь развития республики в составе обновленной федерации. Каждой семье в Белоруссии — индивидуаль­ный радиометр — дозиметр! (И это было подчеркнуто красным карандашом.)

Работой своего доверенного лица Иван Митрофанович остался доволен. Пока все ладилось. Одно настораживало: где баллотироваться? Идти наобум по нынешним временам было рискованно. Могли запросто прокатить высокий партийный чин. Хотелось быть уверенным в победе. И вот когда они со Зло­биным, похожие деятели, но не похожие темпераментами, сошлись за рюмкою коньяка, ректор обрадовал:

— Попытаешь счастья на периферии. Есть альтернативная пешка. На роди­не моего двоюродного брата. Его сына выдвинули кандидатом. Не знаю, какую попросят мзду...

— Не без этого.

— За два дня до голосования он снимет свою кандидатуру.

— Железно?

— Думаю, надежно. Ты останешься в бюллетенях один.

— Кто он?

— Механизатор. Работник толковый. Быть политиком, депутатом ведь не всем дано, это искусство. Он четыре года стоит в очереди на квартиру и пять лет на «Жигули». Да помоги ты ему в житейском плане, он самолично пойдет по хатам местечка агитировать за тебя.

— Г арантии?

— Девяносто девять процентов. Я уже переговорил с ним.

— Меня не подключай. Я не должен участвовать и что-либо предприни­мать.

— Уж как не знать. Он ради машины лыжи навострил в депутаты.