Мать Облигатия родила законную внучку Тейлефера сорок пять лет назад. Что случилось с этой девочкой?

Росвита стояла на коленях, вспоминая слова псалма: «Начало мудрости — это понимание, но оно может стоить вам всего, что вы имеете».

Ей необходимо убежать, скрыться, даже если она лишится всего, что у нее есть. Нельзя допустить, чтобы Айронхед захватил их в плен. Им придется прибегнуть к помощи Хью, даже если ее осудят за это.

Ей необходимо выяснить всю правду, узнать про ребенка Облигатии.

Она обещала настоятельнице сделать все возможное. Было ясно, что кто-то еще узнал тайну матушки и разыскивает девочку, надеясь найти единственного потомка императора Тейлефера. Она обязана помочь Адельхейд, Теофану и королю Генриху. Господи, сколько всего на нее навалилось!

И всему виной ее чрезмерное любопытство.

Песня королевы Саломаи Премудрой звенела в ушах. Крошечная часовня пропахла плесенью и пылью.

«Не поддавайтесь соблазнам, чтобы не свернуть с пути истинного. Многие потеряли свой путь и погибли. Жертвам соблазна нет числа».

Пусть будет так.

Она давно поняла, что любопытство погубит ее. Несмотря ни на что, она выяснит всю правду, независимо от того, куда заведет ее эта дорога.

Если бы Захария знал, как долго им придется идти до дворца спиралей, он бы скорее всего не пошел за ней. Летом они пересекли западные пограничные земли, а теперь, когда начались осенние дожди, они пробирались по Вендару и старым дорогам герцогств Фесс и Саония, направляясь к древнему королевству Варр, которым ныне правили короли Вендиша. Они видели башни Отуна, но ни разу не зашли в какой-нибудь город или поселок. Они охотились на мелких животных и собирали коренья в лесу, голодать им не приходилось. Да и лошади пока хватало травы вдосталь.

Иногда в деревнях они обменивали шкуры убитых животных, корзины или волшебные амулеты, сплетенные Канси-а-лари, на муку, соль или сидр. Однажды хозяйка дала им теплую одежду в обмен на амулет от бесплодия. Молодая фермерша хотела ребенка, но долгожданный малыш все не появлялся. Захария поразился, увидев, насколько живо Канси-а-лари откликнулись на ее беду. Ради этой несчастной женщины она прервала их путешествие на целый месяц, в течение которого беспрерывно потчевала фермершу тертыми лесными орехами, чаем из майорана и разными маслами и зельями из крапивы и жасмина. Захария внимательно наблюдал за ней. У него была хорошая память, и он старался запомнить все ее действия, потому что Канси-а-лари знала и умела делать то, что давно уже запретила Церковь. Травы Канси-а-лари помогли, и вскоре женщина забеременела. В благодарность она сшила им верхнюю одежду, что значительно облегчило путешествие. Теперь от них не шарахались как от бродяг. А когда кончались припасы, они могли попросить приюта на ближайшей ферме, не опасаясь, что на них спустят собак.

В Кандлмесе они отдали паромщику два медяка и средство от бородавок за то, что он переправил их на противоположный берег Олиара. Зато теперь они оказались в Салии. Захария изумился, обнаружив, что Канси-а-лари говорит на салийском наречии едва ли не лучше, чем на вендийском.

Здесь дожди выпадали редко, а снега вообще никогда не было. В такие солнечные дни путешествовать — одно удовольствие, но на лицах встречавшихся им людей ясно читалось отчаяние: если дождь не польет землю в ближайшее время, урожая не жди. Крестьяне здесь были суеверны и не хотели впускать в свои дома чужестранцев, поэтому Захария и Канси-а-лари каждую ночь устраивались на ночлег в лесу. Впрочем, ничего страшного в этом не было. Было тепло, и пусть Захарии иногда не хватало эля, воды в окрестных ручьях можно было набрать сколько угодно.

Наконец через горы они вышли к морю. Захария слышал рассказы о море, но никогда не видел его. По правде сказать, он не мог представить себе такой реки, у которой не видно противоположного берега. И вот теперь море лежало перед ним. Скалистые утесы сменились мягким песком, волны лениво накатывались на берег, оставляя на нем кружевную пену. Захария восхищенно смотрел на горизонт и заходящее солнце, неумолчный рокот волн завораживал его.

— Скоро мы отправимся туда, — сказала Аои, глядя на запад и прикрыв глаза рукой.

Солнце окрашивало волны в розовый цвет и отражалось в них, разбиваясь на тысячи осколков. Но только ли солнце блестело там, далеко на горизонте?

— Чурендо, — пояснила Канси-а-лари.

На берегу появились козы, они подозрительно принюхались к чужакам, а потом по очереди напились из ручья.

— Придется ждать полнолуния, — объявила женщина. Они разбили лагерь в небольшой ложбине, заросшей низким кустарником. Захария натаскал камней и соорудил из них грубые стены, а Канси-а-лари сплела из водорослей нечто вроде циновки, из которой они устроили крышу. Прошло несколько дней, за это время он уже привык к шуму моря, но не перестал удивляться таинственной регулярности приливов и отливов. Они охотились на диких коз, пили воду из ручья и ели оставшийся хлеб. Захария нашел даже несколько старых сморщенных редисок и дикий лук, которыми приправил жаркое.

В тот день, когда по подсчетам Канси-а-лари на небе должна была появиться полная луна, женщина сказала, что им необходимо привести себя в порядок. День стоял прохладный — лето уже давно миновало, а вода просто обжигала холодом, но Канси-а-лари была непреклонна: в чурендо нужно идти чистыми. Они привыкли друг к другу за время долгого путешествия, и она, не стесняясь его наготы, принялась мыть Захарию. Она вымыла его с ног до головы, обследовав буквально каждый сантиметр его тела — уши, глаза, кожу между пальцами, тщательно вычистила грязь под ногтями, промыла рану, нанесенную Булкезу. Захария чувствовал себя жертвенным животным: еще в детстве ему довелось видеть, как его бабушка подобным образом мыла ягненка, прежде чем принести его на алтарь богов плодородия, чтобы они послали хороший урожай. Но когда Канси-а-лари так же тщательно стала мыть себя, он понял, что это часть особого ритуала и что туда, куда они идут, не принято являться с немытыми ушами и траурной каймой под ногтями. Канси-а-лари, судя по всему, не видела в нем мужчину, потому что совершенно спокойно мылась перед ним и даже попросила вымыть ее сзади, сказав, что очень неудобно мыть спину себе самой. Он чувствовал влечение к ней, и это было совершенно естественно — перед красотой Канси-а-лари не устоял бы ни один мужчина. Впрочем, Захария понимал, что подобные порывы лучше сдерживать.

Вопреки ожиданиям, когда он оделся, она не разрешила ему обуться в сандалии, зато на запястьях и щиколотках нарисовала белые браслеты, которые больше всего походили на кандалы для строптивых рабов. Свою собственную одежду и обувь она спрятала в седельную сумку.

До самого вечера он наблюдал за ее приготовлениями. Прежде всего она натерла свое тело маслом, потом достала из сумки не меньше дюжины маленьких мешочков, в которых хранились разные краски, семена и снадобья. После чего принялась разрисовывать себя странными знаками: ярко-оранжевые спирали украсили ее живот и грудь, на бедрах появились желтые ромбы, а ноги расчертили голубые зигзаги. На пальцы рук и ног она нанесла белые полоски, похожие на когти леопарда. Затем она надела свою кожаную юбку, завязала на лодыжках и коленях тесемки с кисточками, на шею повесила два ожерелья из полированных кабаньих клыков, а в волосы воткнула острую костяную иглу и три разноцветных пера — золотистое, как солнце, зеленое, как весенняя трава, и черное, как ночь. Копье она украсила лентами, а к древку привязала колокольчики.