Ныне и присно и во веки веков».
В дверях часовни появился священник. Он пригнулся, проходя под аркой, и обратился к молящемуся:
— Прошу прощения, что помешал вам, лорд Хью…
Тот поднял голову и посмотрел на вошедшего. Удивительно, даже не зная, что за ним наблюдают, он повернулся так, что свет озарил черты его красивого лица самым выгодным образом. Хью словно позировал для картины — кроткая поза, добрый взгляд — словом, идеал священника.
— Брат Доминик. — Хью мягко улыбнулся. — Говорите же, брат. Что вас тревожит?
— Ответила ли мать настоятельница на вашу просьбу, лорд Хью? Она встретилась с вами? Позволила поговорить с королевой Адельхейд?
— Я не получал от нее никаких известий. Но все в руках Господа. Мы должны верить и молиться.
— Некоторые спрашивают, не объясняется ли ваше желание переговорить с настоятельницей лишь боязнью попасть в плен к лорду Джону. В конце концов, вы в безопасности здесь, наверху. У вас есть надежда на спасение, а те, кто помог вам сюда добраться, остались внизу и обречены на страдания.
— Твои упреки больно ранят меня, брат, но я признаю, что заслужил их. — Хью произнес это совершенно спокойно. — Я не испытываю никакой неприязни к священникам и солдатам, которые сопровождали меня. Разумеется, солдатам лорда Джона вообще не стоило захватывать нас в плен и приводить сюда, но что было, то было. Узнав о нашей миссии, лорд Джон должен был освободить нас и позволить спокойно продолжить путь. Однако, как я понял, он человек честолюбивый и собирается использовать нас в качестве заложников. Если мне не удастся выполнить возложенную на меня миссию — что ж, я погибну мучительной смертью, как и мои товарищи. Если же все пойдет как надо, мы продолжим путь в Дарр и я предстану перед госпожой иерархом, как было решено на совете в Отуне.
Брат Доминик фыркнул, словно был недоволен собой.
— Ваши слова вполне разумны, лорд Хью. — Он помешкал, а потом продолжил так тихо, будто собирался сказать нечто, не предназначенное для чужих ушей: — Трудно поверить, что кто-либо решится обвинить вас.
Хью смиренно склонил голову:
— Господь знает правду.
Брат Доминик огляделся по сторонам, потом расправил складки своего одеяния. Казалось, он чего-то боится, возможно, того, что сказал слишком много.
— Не буду больше мешать вашей молитве, — наконец вымолвил он и ретировался.
Хью еще долго стоял на коленях, не двигаясь и не произнося ни слова. Росвита едва осмеливалась дышать. Потом ее взгляд приковала к себе фреска на стене часовни — уже поблекшая от времени, но вполне различимая. На ней были изображены люди Аои, одетые лишь в перья да узкие набедренные повязки, они проходили через горящую арку, за которой виднелся круг из каменных столбов. Дальше можно было разглядеть какие-то красивые и необычные здания и еще одна каменная корона — из сияющего прохода выходили те же путешественники. Очевидно, неведомый художник хотел показать, куда ушел народ Аои.
Хью шевельнулся, и Росвита снова уставилась на него. Из-под одежд он достал небольшую деревянную шкатулку, плотно перевязанную красной лентой. Он развязал ленту, откинул крышку и достал веточку можжевельника и аккуратно завернутую в белый холст книгу.
Росвита отшатнулась и ударилась головой о низкий потолок. Она зажала себе рот рукой — откуда у него Книга Тайн?
Хью начал громко читать:
— «Во время полнолуния можно узреть нити, сотканные планетами, и дэймонов, живущих в сферах, что располагаются ниже Луны. Известно, что человек, желающий достичь земных благ или исполнить свои желания, может поймать этих дэймонов. Для этого нужно произнести заклинания и назвать семь имен святых учеников, а потом воскурить дым можжевельника так, чтобы клубы его опутали и связали дэймонов. Непостижимыми путями они переходят в тело человека, ибо их тела состоят из воздуха и огня небесного, и когда сливаются они с человеком, то выполняют желания подчинившего их».
О Господи, что случилось с Лиат на суде в Отуне?
Теофану потянула Росвиту за собой, и Палома вывела их в большой коридор. Росвите пришлось несколько минут стоять, опираясь на стену, — ноги у нее подгибались, словно она только что взобралась на гору. Потом они снова прошли через трапезную и вышли в библиотеку. Узкие вертикальные окна, больше похожие на бойницы, давали достаточно света, и Росвита увидела фрески на стенах. Сестра Петра сидела за небольшим столиком возле окна и водила пером по пергаменту. Росвита на минуту задержалась. Несколько недель назад она просила мать Облигатию закончить незавершенную сестрой Амабилией копию «Жития святой Радегунды». Наверное, сестра Петра переписывает труд брата Фиделиуса.
Но Теофану и Палома уже ушли вперед, и Росвите пришлось чуть ли не бегом догонять их, вместо того чтобы спокойно побеседовать с сестрой Петрой. За много веков людские ноги и руки отполировали камни монастыря так, что простая скала казалась драгоценным мрамором. Они спустились по лестнице и вскоре дошли до площадки, где столкнулись с сестрой Хиларией, которая ходила за водой. Из-за ее плеча выглядывали две служанки из свиты Адельхейд. У всех у них в руках были ведра с водой.
— Добрый день, ваше высочество, — поздоровалась сестра Хилария. — Сестра Росвита, рада видеть вас снова на ногах.
Они посторонились, чтобы дать женщинам пройти на кухню. Оттуда доносились вкусные запахи. В очаге горел огонь, и бедная сестра Люсида, которая была не только кривой и горбатой, но и слабоумной, подкладывала в него поленья. Гутта и еще одна женщина раскатывали на столе тесто, двое слуг помешивали похлебку из конины.
Сестра Хилария вылила воду в большую бочку и похлопала увечную сестру Люсиду по плечу. Та что-то сказала, но Росвита не смогла разобрать ни слова. Сестра Хилария рассмеялась:
— Нет, я не дам тебе лука. Ты до него сама не своя, так что я не хочу вводить тебя в грех!
Люсида разразилась каркающим смехом — очевидно, это была дежурная шутка. А Хилария отправилась к двери, радостно сказав служанкам:
— Еще один разок, друзья, и на этом мы закончим.
— А через час все начнется заново, — простонала одна из служанок.
Теофану и Палома уже ушли, и Росвита снова поспешила за ними. Она была еще слаба и поэтому спускалась осторожно. Становилось все темнее, но поскольку у монахинь не было масла для ламп, спускаться приходилось на ощупь. Росвита споткнулась на какой-то канавке, и Теофану поддержала ее за локоть. Росвита обнаружила, что в конце канавки лежит огромный валун округлой формы.
— Осторожнее! — вскричала Палома. — Он может покатиться по коридору и заблокировать его.
— На случай атаки, — пояснила Теофану. — Судя по всему, монахини не слишком полагались на человеческую набожность и доброту.
— Ну что вы, — с изумлением ответила Палома. — Не монахини построили эти помещения. Они всегда тут были. Мы просто живем здесь. Даже матушка Облигатия не знает, насколько велик лабиринт. Я несколько раз брала с собой свечу и спускалась вниз, чтобы осмотреть все, но так ни разу и не добралась до конца — свеча догорала, и я возвращалась обратно. Пойдемте. Это прямо за углом.
Росвите потребовалось несколько минут, чтобы понять, что же собственно ждет их за углом. Они вошли в большую пещеру, такую высокую, что потолок терялся в темноте. Тут горела единственная лампа, освещая сидящую в кресле королеву Адельхейд. Ее развлекали солдаты: один играл на расстроенной лютне какую-то веселую мелодию, другой подыгрывал ему на флейте, третий насвистывал, а остальные кружились и приседали под музыку, исполняя совершенно невероятный танец. Королева Адельхейд смеялась и хлопала в ладоши, как ребенок, казалось странным, что королева, привыкшая к утонченным развлечениям при дворе, так радуется нехитрой солдатской забаве. Некоторые из ее придворных улыбались, другие смотрели угрюмо. Адельхейд заметила Теофану и жестом предложила ей сесть на стул рядом. Но стоило только солдатам увидеть принцессу, как они смутились и веселье угасло.
