Несколько человек, в том числе и Росвиту, подсадили в седла к другим всадникам, так что лошадям пришлось нести двойной груз. Росвита оказалась в седле у брата Фортунатуса, поэтому смогла опереться на его широкую спину. Спать она больше не хотела и с изумлением рассматривала окружающий их пейзаж. Казалось, они каким-то волшебным образом перенеслись в другой мир, где обитают совершенно фантастические твари: каменные василиски и драконы, грифоны и великаны. Восемь всадников возвратились назад, чтобы запутать следы на случай преследования.

У Росвиты кружилась голова, ей казалось, что она видит все словно сквозь туман.

— Что такое Великое Разделение? — спросила она, но не услышала ответа. В конце концов Росвита закрыла глаза и провалилась в блаженное забытье.

Ей казалось, что она покачивается на ласковых волнах океана, а перед ней раскинулась вся вселенная. Звезды рассыпались по черному бархату неба как драгоценные камни — она могла бы собрать их в горсть. Далеко внизу лежала земля. Вокруг нее раздавались голоса, эхом отзываясь у нее в голове; было темно, как в преисподней, куда никогда не проникают солнечные лучи и где торжествует враг рода человеческого.

Когда Росвита пришла в себя, оказалось, что она лежит на мягкой кровати с компрессом на голове, а целебные бальзамы облегчили боль в спине и плечах. Она даже смогла проглотить несколько ложек жидкой каши, хотя еще несколько часов назад думала, что не в силах выпить и глотка воды.

Над ней склонилась незнакомая женщина. Все ее лицо было изборождено морщинами, так что больше всего оно напоминало прошлогоднее яблоко, закатившееся под ларь и забытое там с осени.

— Что такое Великое Разделение? — снова спросила Росвита, удивляясь собственному упрямству: зачем она спрашивает и откуда вообще знает об этом? Ее голос прозвучал тихо и хрипло.

Старуха, склонившаяся над ней, смазывала щеки Росвиты каким-то целебным бальзамом.

— Ты страдаешь от сильной жажды, боли и беспокойства, дитя мое, — дребезжащим старческим голосом сказала она наконец. — Кто говорил тебе о Великом Разделении?

— Не знаю, — отозвалась Росвита.

Она оглядела круглую комнату, высеченную прямо в скале. В одной из стен были вырублены две щели, через которые проходили свет и воздух. Росвита лежала на соломенном тюфяке в самом центре комнаты. Почти все стены были покрыты фресками, они были очень древними, кое-где рисунок растрескался и краска осыпалась. Люди — нет, не люди, а похожие на них смуглые существа смотрели на нее зелеными глазами. Почти всю их одежду составляли короткие кожаные юбки или набедренные повязки, зато головы увенчивали пышные уборы из перьев, а шеи украшали бусы из ракушек и разноцветных камней. На фресках изображались разоренные земли и убитые жители; волшебницы, собравшиеся вокруг черного камня; рождение воинов из крови погибшего собрата; горящие города с остроконечными башнями и ступенчатыми пирамидами. А на последней фреске сияло созвездие, под которым был сооружен алтарь из семи камней — по числу звезд в созвездии. Эти звезды покровительствовали будущей Королеве, а само созвездие было ее Короной. И Росвита лежала прямо под ним, потому что располагалось оно в центре потолка — над ее ложем.

— Где я? — прошептала Росвита.

— Мы в монастыре святой Екатерины. Эта женщина отправилась в безлюдную пустыню, и молилась и постилась там до тех пор, пока Господь не послал ей видение: в небе она увидела ужасную битву и летящих драконов. А потом она услышала голос, который сказал: «Все, кто уже покинул эту землю, заново возродятся благодаря Великому Откровению, которое изменит мир, как когда-то изменило его Великое Разделение, в котором исчезли Аои». А после этого она пришла сюда и обнаружила эти рисунки, рассказывающие о жизни в те ужасные времена, когда Потерянные правили на земле. Потом святая основала тут монастырь, и мы заботимся о ветшающих фресках.

— Неужели это осталось от самого народа Аои?

— Кто знает, дитя мое? Их нарисовали так давно, что теперь уже невозможно точно сказать. Возможно, это последние свидетельства о жизни Аои. А может, обычные люди, которые тогда еще не умели писать, изобразили свою жизнь. Ну, хватит, тебе надо отдыхать. Поспи.

— А где остальные?

— С ними все в порядке.

Женщина ушла, и Росвита осталась одна, вернее, не одна, а наедине с теми, кто смотрел на нее со стен. «Они не похожи на нас», — подумала она. Эти люди показались ей суровыми и жестокими, высокомерными и хитрыми. Как писали в старинных книгах об эльфах: рожденные от связи людей и ангелов, они унаследовали холодную красоту небожителей и человеческие страсти и грехи.

Такой была и мать Сангланта. Росвита видела ее всего один раз, когда только приехала ко двору короля Арнульфа. Эльфийка называла себя «Алией», что на даррийском означает «чужая», а настоящего ее имени никто не знал. Ей что-то было нужно, и все думали, что она хотела ребенка, но как только он родился, эльфийка его оставила.

Чего же на самом деле хотела Алия? Узнают ли они об этом?

Росвита обратила внимание, что фреска, изображавшая круг камней и волшебниц, испорчена ножом. За отколотым куском простирались море и скалы. Эльфы, их города, друзья и враги исчезли.

Лиат не нравилось быть беременной. Она чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, ее все время тошнило, она стала капризной, как ребенок, и постоянно хотела спать. Ноги по утрам отекали, и любой пустяк мог довести до слез. Если раньше она могла бегать, не глядя под ноги, то теперь приходилось быть осторожной и осмотрительной, чтобы не оступиться и не навредить ребенку.

Но, несмотря на все эти мелкие неприятности, Лиат была безгранично счастлива. Она довольно вздохнула и откинулась на кровати. Эта кровать была самым первым предметом обстановки, который у них появился. Санглант сам помогал Хериберту мастерить ее, когда они только приехали в Верну четыре месяца назад. Санглант улегся рядом и положил руку ей на живот, в таких случаях он всегда говорил, что слушает, как бьется сердце их ребенка.

— Сильно бьется сердечко, — нарушил тишину Санглант. — Что с ним?

Лиат рассеянно гладила эйкийскую собаку, голос Сангланта вывел ее из задумчивости, и она решила поведать ему о своих соображениях:

— Когда я проанализировала движение звезд и планет, то вычислила точную дату и время, когда свершится великое событие, которое изменит наш мир. Это произойдет в полночь на десятый день месяца октумбрия 735 года. Посуди сам, три планеты встанут в надире — точке, противоположной зениту, две другие исчезнут из вида, а молодой месяц окажется на линии горизонта в доме Единорога, хотя обычно это созвездие видно только в предутренние часы. Только планета Атурна в полночь останется на небе и будет в доме Врачевателя, хотя на самом деле она окажется на пересечении Врачевателя и Кающегося.

— Это предсказание? — спросил Санглант. — Я думал, по звездам невозможно прочесть будущее. К тому же сейчас еще не 735 год. Или я ошибаюсь?

— Нет, все правильно, сейчас только 729 год, скоро наступит 730. — Лиат отрезала себе кусочек сыру и проглотила его, а потом продолжила: — Движение планет происходит постоянно, поэтому и можно предсказать, где та или иная планета окажется в определенный день. Но когда я вычисляю расположение звезд на этот день, мне все время кажется, что чего-то не хватает. Если бы я поняла, в чем дело, все встало бы на свои места и обрело смысл.

Санглант издал приглушенный стон и шутливо посоветовал:

— Ты могла бы рассказывать о звездах и одновременно разминать мне спину. На мне, кажется, живого места не осталось. Такой огромной ели, как я свалил вчера… — Он прервался, потерев синяк на левой руке. — В жизни такой ели не видел! Весь день я ее рубил, а сверху на меня сыпались иголки, а они, между прочим, колючие. У меня вся кожа расцарапана, а спина просто разламывается!

Впрочем, ворчал он с улыбкой, словно подшучивая над собой, — Санглант вообще старался ни на что не жаловаться. Он пододвинулся поближе к Лиат и, поглаживая ее живот, спросил: