Литмир - Электронная Библиотека

Крики и рыдания тут же прекратились. Остолбенев, Катрин смотрела на мужчин, открыла рот, чтобы что-то сказать, но, не в силах выговорить ни слова, закрыла глаза и опустилась на плечо Тристана, совершенно обессиленная.

Он тут же поднял ее на руки.

– Ее комната готова? – спросил он.

Ренодо заторопился:

– Конечно! Сюда… Я покажу вам дорогу…

Несколько минут спустя Катрин уже лежала на мягком стеганом одеяле в удобной кровати. Глаза были закрыты, но она была в сознании. Она слышала все, что происходит вокруг нее, но была совершенно безучастна. В голове стоял шум, тела своего она не чувствовала, ей казалось, что она плывет в тумане.

Стоя у кровати, Тристан и Беранже смотрели на нее с озадаченным видом, не зная, что предпринять. Наконец Тристан проговорил:

– Надо поручить ее заботам жены трактирщика, чтобы та ее раздела, уложила и подежурила у нее. Ей надо заснуть! И ты, мой мальчик, будешь прав, если поступишь так же. Я пойду к коннетаблю и все ему расскажу. Он испытывает дружеские чувства к госпоже Катрин: он, конечно же, согласится принять ее и выслушать. Она одна может что-то сделать для своего мужа.

– Монсеньор очень рассержен на мессира Арно?

– Очень! – признался он. – Госпоже де Монсальви будет очень трудно добиться прощения этому неблагоразумному…

– Но в конце концов, – вскричал паж, готовый расплакаться, – он не может казнить графа де Монсальви за такую малость?

– Такая ли малость – слово принца? Несмотря на оказанные услуги, меня не удивит, если Монсальви лишится головы.

– Тогда, – крикнул паж, – берегитесь! Потому что не будет ни одного благородного человека во всей Верхней Оверни, который не возьмется за оружие!

– Ну неужели! Мятеж?

– Это может дойти и до революции, так как простые люди примут в ней участие. Скажите монсеньору, чтобы он хорошо подумал, прежде чем наносить удар графу… Если он это сделает, то нанесет удар по всей стране.

Страсть пажа понравилась прево. Он отвесил ему такой хлопок по спине, что тот согнулся.

– Вы прекрасный адвокат, мессир де Рокморель! Вы не очень похожи на своих братьев, но по крайней мере так же горячи. Я все в точности передам… тем более что сам люблю отчаянных Монсальви – и его, и ее. Оставайся здесь, мальчик, спи, набирайся сил и присматривай за своей госпожой. Я вернусь вечером и сообщу о положении наших дел.

Он направился к выходу и услышал, как стонет лестница под внушительной массой мадам Ренодо, которая поднимала с пыхтением свои двести фунтов. На пороге Тристан обернулся и нахмурил брови:

– Стоит убедить ее не раскрывать перед коннетаблем и его пэрами… семейных связей с этим проклятым Легуа! Ни одна душа при дворе не знает, что она из простонародья. Для славы и престижа Монсальви лучше, если и впредь это останется тайной.

Беранже пожал плечами.

Суд Артура Деришмона

Полагая, что присутствие в Париже графини де Монсальви может заставить рассерженных овернцев выйти из их убежища, Тристан Эрмит поспешил сообщить им эту новость.

Покинув гостиницу «Орел», он прямиком отправился в кабачок «Большой Стакан», рядом с Гревской площадью, где часто можно было встретить кого-нибудь из овернцев. И не ошибся.

Встреча была короткой. Несколько хорошо воспринятых советов, которые подал Тристан, были достойно обмыты, как и подобает среди дворян, и, когда он собрался уходить, все стали дружески хлопать его по спине – от Рено Рокмореля до Фабрефора. Договорились о встрече на следующее утро.

Затем Тристан отправился в изысканную резиденцию герцогов Орлеанских и увиделся с высоким лицом, на поддержку которого рассчитывал в сложившихся обстоятельствах. Он вышел через полчаса, гораздо более спокойный, и, напевая, повернул лошадь к отелю «Дикобраз».

Эти активные действия имели на следующее утро весьма серьезные последствия. Когда колокола Сент-Катрин-дю-Валдез-Эколье прозвонили девять, мэтр Ренодо спросил себя, не пора ли забаррикадировать окна и двери и приготовиться к осаде. Дело в том, что у трактира появилась группа молодых шумных дворян с румяными и загорелыми лицами.

Но речь двух блондинов-гигантов была столь же правильна, сколь безапелляционна. С легкостью, как будто это была простая корзина, Амори де Рокморель схватил Ренодо и аккуратно внес в помещение его трактира, доверительным тоном внушая немедленно предупредить госпожу де Монсальви о том, что ее эскорт готов проводить ее к коннетаблю.

В эту минуту на пороге появилась Катрин. Ее было трудно узнать: эта женщина никак не походила на измученную путешественницу.

Предупрежденная на рассвете запиской Тристана, оставленной накануне вечером, что Ришмон примет ее в обеденный час[7], она долго занималась туалетом и оделась в одно из двух платьев, привезенных в своем тощем багаже. Она слишком хорошо знала свет, чтобы допустить ошибку и явиться в жалком одеянии просительницы, только что покинувшей свою провинцию.

Во все времена удивительная красота Катрин служила ей лучшим оружием. В свои тридцать пять лет она не стала менее красивой. Катрин благословляла свое пребывание в Гранаде в доме эфиопки Фатимы Купальщицы, от нее она почерпнула строгие принципы и ценные рецепты, благодаря которым ее совершенно не пугало убегающее время.

Катрин осознавала, насколько она красива в длинном платье из черного бархата, высоко подпоясанном под грудью. Снежная горностаевая оторочка окаймляла двойной заостренный вырез, спускающийся на спине до пояса, с узкими и длинными рукавами и длинным тянущимся на три фута шлейфом.

Ее золотые косы были уложены короной. На пальце сиял изумруд королевы Иоланды, другой изумруд, только более массивный, висел у нее на груди на тонкой цепочке. Бархат обрисовывал с изумительной точностью ее грудь, плечи и руки.

Восхищенный, очарованный Ренодо отступил назад к лестнице, как перед видением. Он, без сомнения, свалился бы снова, если бы Катрин не остановила его вопросом:

– Вы не видели моего пажа?

– Молодого мессира Беранже? Нет, благородная госпожа! Я видел, как он утром выходил из дома, на рассвете, но я не видел, чтобы он возвращался.

– Где он может быть?

– Увы, мадам, я ничего не знаю. Но мне показалось, что он очень спешил…

Катрин недовольно вздохнула. Нести шлейф дамы, когда она отправляется на торжественную церемонию, входило в обязанности пажа. До сих пор это был тот род услуг, которые Катрин никогда еще не требовала от Беранже, так как в Монсальви не было нужды соблюдать внешние светские условности. Напротив, именно в тот момент, когда ей как раз понадобился ее паж, он нашел способ улизнуть не предупредив. И одному Богу было известно, когда он вернется и не потеряется ли он в этом Париже, который был ему совершенно незнаком!

Решив обойтись без спутника, чье общество она уже научилась ценить, Катрин собралась выйти к своему шумному эскорту. Ее беспокоило, как она будет выглядеть в окружении сорвавшихся с цепи дьяволов, крикливых и недовольных.

Ришмону может не понравиться этот шумный кортеж вокруг безутешной супруги. Но, с другой стороны, было очевидно, что эскорт овернцев добавит ей уверенности. Может быть, Ришмон еще несколько раз подумает, прежде чем вынудить этих людей поднять мятеж, который никому не принесет пользы.

Перед тем как покинуть комнату, Катрин прочитала длинную молитву и затем спустилась по скрипучей лестнице в зал.

Рыцари застыли в той позе, в которой находился каждый в момент появления молодой женщины: один с открытым ртом, другой с полным стаканом на полпути к губам, но все завороженные красотой этой женщины, которую декорация трактира делала еще более редкой и ослепительной.

– Я рада вас всех приветствовать, Господа, и выразить чувство признательности и большое облегчение, которое я испытываю от того, что вы явились сюда все вместе защищать мое дело…

– Ваше дело, госпожа Катрин, это наше дело! – прогремел Рено де Рокморель.

вернуться

7

В одиннадцать утра. (Прим. авт.)

30
{"b":"3152","o":1}