«Сейчас я проснусь и буду лежать в постели Хью».

В этот момент, задыхаясь, она почувствовала, что в теле ее извивается какой-то червь. Шелковая живая лента проникла в нее и теперь все глубже погружалась в ее плоть, медленно растекаясь по телу эфирной волной, пока рука Лиат не поднялась, и не стала нежно ласкать Хью, пока тело ее само не прижалось к нему, ища его ласк, пока сама она не возжелала его по собственной воле…

Но это была не она.

Ложь и обман. В сфере Соморхас царили мечты и иллюзии.

— Нет, Лиат, — сказал Хью, словно прочитал ее мысли, будто она кричала об этом. — Это истинное желание твоего сердца. Я с тобой. Я не сон. Ты можешь ненавидеть меня, но посмотри, насколько мы похожи, ты и я.

Разве это не было правдой? Неважно, кем он был раньше и кем стал теперь! Разве не увидела она в нем родственную душу, страстную и нетерпеливую? О Владычица, неужели она всегда ненавидела и любила его одновременно?

Нет, в ней говорил шелковый червь.

Дэймон так глубоко проник в ее собственное сознание, что стало невозможно отличить ее собственные мысли, что подсказывал ей разум, и те, что произносил вслух ее голос.

— Я не похожа на тебя, Хью, — сказала она, каждое слово давалось с таким трудом, потому что дэймон пытался произнести за нее другое: «Я остаюсь с тобой, я люблю тебя и только тебя».

— Если сейчас ты отвернешься от меня, Лиат, то у меня не будет другого выхода, как стать тем, кем я был прежде. Ты пламя. Ты можешь спасти меня. Твоя любовь может дать мне очищение. Останься со мной, Лиат.

Пламя.

Она протянула руку к огоньку единственного светильника, трепещущего от усиливающегося ветра. Его руки крепко сжали ее.

Она взывала к пламени.

Комнату охватил бушующий огонь.

Хью исчез. Она стояла на бескрайней равнине, розовая дымка окутывала ее тело, туман лжи и обмана, в чьей ловушке она оказалась. В этой дымке она видела себя насквозь и заметила отблеск дэймона внутри нее, как часть ее тела.

Пламя полыхало на горизонте, стеной огня были отмечены врата Солнца.

Они исчезли, как только Лиат вновь увидела башни, дэймон опять пытался вернуть ее в мечту, в обман.

Она сделала один шаг вперед, к Солнцу, затем второй болезненный шаг, поскольку увидела Хью, он морщился от боли. Ей так хотелось подойти к нему, излечить его от мук, показать ему, что он действительно был желанием ее сердца. Только он. Больше никто ей был не нужен.

Третий шаг, Лиат будто ступала по разбитому стеклу, но она должна была пересечь равнину. Пламя ада, который был сферой Солнца, уже начало опалять ее одежды.

Огонь очищал ее. Она не боялась пламени. Никогда. Огонь все глубже проникал в ее тело, но это была не ее плоть, а дэймона, извивающегося и корчащегося, а пламя Солнца все сильнее обжигало, так что ему пришлось покинуть ее тело. Он скользнул вниз по сверкающему лучу обратно на Землю.

— Проклятие. — Голос Хью затерялся в треске пламени, когда стена огня предстала перед ней во всем своем великолепии.

Неужели все это было обманом? Или глубоко внутри себя она увидела истину, но у нее не хватило сил ее признать? Разве не правда, что в глубине души они охвачены одной и той же страстью? И то, что гораздо больше они похожи с Хью, чем когда-либо с Санглантом?

Истина была слишком ужасна, чтобы принять ее. Обнаженная, Лиат окунулась в обжигающие объятия Солнца.

Несомненно, причинами того, что старая Даррийская империя частично распалась, стали моральное разложение и развращенность, охватившие сам императорский дворец, что в конце концов привело к гниению. Старинные образы и непристойные языческие статуи, вырезанные из дерева, до сих пор загромождали дальние углы и забытые комнаты во дворце скопоса. Не все они были сожжены и заменены на святые фигуры, более подходящие для места, где властвовала Дайсанитская Церковь.

Гниение и разложение все еще протягивали свои щупальца к самому сердцу земной империи — и духовной, и светской ее сторонам. Многое из этого стало совершенно очевидным для Антонии, когда она сидела за длинным столом на празднике в честь Джоанны Вестницы и наблюдала, как король Джон, известный как Айронхед, публично приставал к дочери леди Новомо, которая прошлой весной приютила бежавшую королеву Адельхейд. Девочка была совсем юная, только начала вступать в подростковый возраст. Айронхед был сильно пьян и грубо обращался с ней, словно животное, каковым он на самом деле и являлся, даже позволил себе ласкать маленькую грудь девчушки через платье. Она безмолвно плакала, слезы градом катились по щекам от такого унижения на глазах у всех, но это его не остановило.

Это сделал Хью.

Он подозвал слугу и прошептал ему на ухо какие-то указания. Вскоре в зал под звуки лютни и барабана явились три любовницы короля — в комнатах Айронхеда дожидались еще двенадцать, если не больше. Это были очаровательные юные создания, искусные в сладострастных танцах, слишком откровенных, чтобы исполнять их при всех собравшихся. От их проказ и шалостей Антония несомненно залилась бы краской, если бы не была настолько суровой и невосприимчивой. Она понимала, что красивое тело привлекает к себе взгляды, хотя в себе уже давно подавила все плотские желания. Все это только мешало.

Но пресвитер Хью не был глупцом. Он знал, насколько слаб Айронхед. Как только внимание короля переключилось на непристойные движения танцующих девушек, Хью вывел заложницу короля и посадил на ее место одну из его любовниц. Пойманный в ловушку вина и страсти, Айронхед либо не заметил подмены, либо не обратил на это внимания.

Праздник шел своим чередом. Но где же религиозные чтения из книги святой Джоанны, повествующие об ее апостольском путешествии и святых муках? Никто не пел псалмов и не декламировал отрывков из Святых Стихов. Праздничные дни всегда проходили с должной торжественностью в Майни, когда она была епископом в том городе. Но скопос умирает и не может противостоять Айронхеду.

Посреди праздника Хью тихо поднялся и покинул зал. Антония поспешила за ним. Он укрылся среди столпов колоннады. Облака заволокли вечернее небо. Сыпал мелкий дождь.

Он был не один. Ощутив насыщенный аромат сирени, Антония поняла, что та женская фигура, что прижималась к нему, обнимала его, была одной из любовниц короля.

— Он не заметит, что меня нет этой ночью, — едва слышно произнесла молодая женщина. — Я мечтаю о вас с тех пор, как первый раз увидела.

Он твердо положил ей руки на плечи и отодвинул девушку в сторону.

— Прошу прощения, дочь моя. Но сердце мое уже занято.

Она зашипела, словно кошка, готовая броситься на обидчика.

— Как ее зовут? Где она?

— Не на нашей грешной земле.

Любовница короля заплакала.

— Я ненавижу Бога за то, что он украл вас. Вы должны согревать женские постели, а не молиться на холодном каменном полу.

— Не нужно ненавидеть Господа, — мягко произнес он. — Молись за исцеление своей души.

— Зачем мне молиться? Вы можете исцелить меня, если придете ко мне. Разве я не хороша? Все так говорят. Все другие мужчины желают меня.

— Красота не вечна. Когда мужчины перестанут обращать на тебя внимание, тебя выбросят на улицу. Что же скорее поможет тебе, дочь моя? Страсть мужчин или любовь Господа?

— Хорошо вам набожно говорить о любви Господа! Но кем я еще могла стать? Моя мать тоже была блудницей. Во дворце скопос по крайней мере пять пресвитеров, которых почитают подобно святым, и каждый из них может быть моим отцом. Что мне оставалось делать? Такая девушка, как я, внебрачный ребенок блудницы, только и могла пойти по стопам матери. Мне знакома только такая жизнь. Какой уважаемый человек обратит на меня внимание?

Пресвитер Хью даже не вздрогнул под таким напором агрессии и обвинений со стороны молодой женщины.

— Мне кажется, я знаю такого человека, — спокойно произнес он. — У одного уважаемого сержанта, который служит во дворце сконоса, есть брат, он портной, работает в нижней части города. Этот брат несколько раз приходил сюда навестить сержанта и видел тебя в саду. Думаю, он даже специально придумывал причины прийти к брату в надежде хоть на мгновение увидеть тебя. Но, конечно, его могут одолевать различные мысли о том, есть ли у него вообще шанс. Что может он, простой портной, предложить тебе по сравнению с шелками и вином, что ждут тебя в опочивальне короля?