— Возможно, — с заметной долей иронии согласился Киннисон. — О чем именно?

— Я отвечу на твой вопрос. Знаешь ли ты, кто истинный правитель Фралла?

— Мне известно, кто был им, — сделав ударение на предпоследнем слове, сказал землянин. — Но принадлежи реальная власть тебе, Алкон не совершил бы столько грубых ошибок.

— Если это комплимент, то благодарю. Конечно, тебе известно, почему я не предотвратил их. Я хотел, чтобы тиран Фралла был самым сильным из всех фраллийцев. И могу сказать без лести, что сейчас он именно такой. Вот почему предлагаю тебе добавлять слово «сэр», когда ты будешь обращаться ко мне. а

— В свою очередь благодарю за оказанную честь. Я буду обращаться к тебе так, когда ты будешь называть меня «Ваше Высочество» — не раньше.

— Не будем торопиться. Лучше вернемся к твоему вопросу. Очевидно, ты не знаешь, что тиран Фралла — кто бы им ни был — открывает мне свои мысли.

— Я подозревал, что в прошлом нечто подобное практиковалось. Но в таком случае знай и ты, что я верю тому, кто верит мне, — правда, не могу не признать, что за свою короткую жизнь я встретил лишь несколько таких личностей. Честно говоря, ты не вызываешь у меня никакого доверия, и я открою тебе свои мысли ровно настолько, насколько ты откроешь мне свои.

— Бахвальство — признак невежества, Ганнель. Ты даже не знаешь, что я могу убить тебя в любой момент. Достаточно нескольких твоих неосторожных слов, и тебя не будет в живых. — Фосстен не повысил голоса, но в его тоне послышалась явная угроза.

— Не заставляй меня воспроизводить все последствия подобного замечания, — Киннисон тоже говорил спокойно, с полным сознанием своей силы. — Интересно ли тебе, почему я так уверен в том, что ты не примешь мое предложение обоюдно открыть наши мысли?

— Очень интересно.

— Потому что я подозреваю тебя в связи с линзменом Икс-А-Икс из Галактического Патруля. Возможно, ты и есть тот линзмен.

Услышав обвинение, Фосстен не выразил ни малейшего удивления.

— Пока у меня нет подтверждений такого подозрения, — добавил Киннисон, — но должен тебе сказать, что, как только они появятся, ты умрешь, причем без всякого воздействия моего разума, — просто под прицелом моего излучателя.

— Все и вправду становится очень интересным, — проговорил премьер, и его рука потянулась к потайной кнопке.

— Не дотрагивайся до выключателя! — резко приказал Киннисон. Он не совсем понял, почему Фосстен не скрыл своего движения.

— Могу я спросить почему? Это всего лишь… — Я знаю, что это такое, и мне не нравятся мыслезащитные экраны.

— Не будь ребенком, Ганнель, — усмехнулся Фосстен. — Тебе известно не хуже меня, что твое обвинение абсурдно. Но я все обдумал и решил, что наше взаимное недоверие не будет непреодолимым препятствием для совместной работы на благо Босконии. Я все больше убеждаюсь, что среди фраллийцев ты отличаешься своим разумом и лучше других сможешь распорядиться властью тирана. Мне было бы стыдно без нужды убивать тебя — тем более что в будущем ты, возможно, согласишься с моим предложением.

— Возможно, — сказал Киннисон, — но, полагаю, едва ли вероятно. — Решив, что знает причину столь странной уступчивости премьера, он добавил:

— Раз мы выяснили отношения, я тоже не вижу препятствий для нашего сотрудничества на основе полного и гармоничного взаимного недоверия. Как мне представляется, прежде всего мы должны посвятить наши совместные усилия уничтожению планеты Кловия и базирующегося на ней Патруля.

— Правильно.

Если Фосстен и заподозрил тирана в чем-либо не соответствовавшему его понятию о предельной искренности, то не подал виду, и разговор перешел на технические аспекты предстоявшей кампании.

— Мы не должны наносить удар до тех пор, пока не будем полностью подготовлены, — сказал Киннисон. Это свое утверждение он так часто повторял на многочисленных заседаниях главного штаба, что оно стало как бы его девизом.

Премьер-министр даже не подозревал, что Киннисон хотел дать Патрулю время на строительство неприступных оборонительных укреплений вокруг Кловии. Фосстен не мог знать ничего о космических конденсаторах звездной энергии, на сооружение которых требовалось затратить больше труда, чем на все опорные пункты Онло и Фралла.

Недоумение Фосстена усиливалось по мере того, как тиран Ганнель все упорнее настаивал на создании самого могучего и совершенного флота, какого еще не было в истории Боскопии. Не раз отвергая предложения военных инженеров, новый фраллийский властелин никак не мог добиться от подчиненных того, чтобы они разработали безупречный вариант снаряжения космической армады.

— Нам нужно все, что может пригодиться в битве линейным офицерам, — говорил он. А получив все, что хотел, отдавал новый приказ:

— Теперь, линейные офицеры, вам предстоит обучиться обращению со всеми новыми сложными приборами и установками.

Наконец даже премьер-министр не выдержал и начал протестовать, но к тому времени работа была уже завершена. Киннисон сам внес в нее немалый вклад. Система, которую он задумал и сконструировал, намного уступала патрульному флагману Z9M9Z, но превосходила все, что было известно военным инженерам Босконии. Успехом тирана восхищались не только офицеры главного штаба, но и сам Фосстен, отчасти усомнившийся в своих подозрениях. В конце концов Ганнель мог справиться с работой, подчиняясь своей собственной воле.

Подозрения Фосстена возобновились, когда тиран занялся боевой подготовкой солдат и офицеров флота. Муштровал он их безжалостно, особенно линейных офицеров. Его требовательность не знала границ. Он заставлял подчиненных совершать неслыханно сложные маневры и жестоко наказывал за малейшую неточность исполнения. Успокоился он только тогда, когда убедился в безукоризненной слаженности действий всего командного состава. Затем он получил следующее сообщение:

— Ким! О кей, можешь выступать — мы готовы.

Разумеется, это был Хейнес, с которым Киннисон поддерживал постоянную связь. Новый тиран Фралла уже давно заметил, что при защите своих мыслей обычным экраном он может пользоваться Линзой, не опасаясь детекторов премьер-министра. Поэтому стратеги Патруля были не хуже Киннисона информированы о каждом шаге босконцев.

Киннисон вызвал Фосстена и с глубокомысленным видом уставился в потолок.

— Боюсь, мы никогда не сможем подготовиться лучше, чем готовы сейчас, — со вздохом посетовал он, когда премьер-министр вошел в кабинет. — У тебя есть предложения, замечания или что-нибудь такое, что еще больше ухудшит мое настроение?

— Нет, никаких претензий. Ты и в самом деле отлично справился со своим делом.

— Гм-м… Ты так считаешь? — без энтузиазма проговорил Ганнель. — Но ты, конечно, заметил, что я еще ничего не сказал о самой атаке?

Разумеется, премьер-министр заметил столь странный недосмотр. Он подумал, что здесь у линзмена Икс-А-Икс непременно возникнут затруднения. Вот где он уличит его.

— Я долго размышлял над планом атаки, — продолжал сокрушаться Киннисон, — и в результате вынужден признать ограниченность своих знаний о современных способах ведения наступательных действий. И я решил, что если у тебя не будет возражений или каких-нибудь других кандидатур, то я дам тебе право разработать атаку так, как ты посчитаешь нужным.

Премьер был изумлен. Невероятно! Должно быть, Ганнель и в самом деле работал на Босконию, раз принял такое решение. Неготовый к подобной ситуации, он замешкался,

— У трубы есть два очень серьезных недостатка, — наконец проговорил он, — Во-первых, у нас нет никаких способов узнать, что творится на ее противоположном конце. Во-вторых, даже гипер пространствен пая труба не гарантирует полной скрытности. В случае с нападением на Землю мы можем утверждать, что враг не был застигнут врасплох.

— Правильно, — безучастно пробормотал Киннисон.

— С другой стороны, приближение через открытый космос будет заметно издалека, и противник успеет подготовиться к отражению атаки.