— Я выбираю мир, — чуть не задохнувшись от сделанного над собой усилия, с трудом выговорил лонабарец. — Я, Меньо Блико Верховный, дам тебе место возле себя. Приезжай ко мне прямо сейчас, и мы обсудим условия мира и равного дележа добычи.
— Мы обсудим их по видеотелефону, — безоговорочно произнес Киннисон.
— Невозможно! Я…
— Это создаст те самые условия равноправного мира, о которых ты только что говорил.
— Я не доверяю коммуникационным линиям. Если ты приедешь ко мне, до тем самым докажешь свое миролюбие. Если же не приедешь, то начнется война.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — согласился линзмен. — Помимо всего прочего, тебе нужно спасать свое лицо, а мне — нет. И если я объединюсь с тобой, то все равно не смогу вечно избегать твоего дворца. Но прежде, чем окажусь в нем, хочу, чтобы ты услышал три вещи — напоминание, совет и предупреждение. Напоминаю, что первый обмен любезностями стоил тебе в тысячу раз дороже, чем мне, советую подумать еще раз — но уже более серьезно — об айсберге. И предупреждаю, что если снова возникнет конфликт, то ты потеряешь не только шахту, но и все, что имеешь, включая собственную жизнь. Учтя все сказанное, ты не устроишь мне западню. Еду.
Киннисон спустился в торговый зал и подозвал одного из гангстеров, находившихся у него на службе.
— Прими дела, Спот, — улыбнувшись, произнес он. — Я собираюсь навестить дворец Меньо Блико. Если через два часа я не вернусь, то распоряжайся всем, что найдешь здесь, пока я не появлюсь снова.
— Спасибо за доверие, босс, я позабочусь обо всем, — проговорил тот, и линзмен понял, что благодарный лонабарец мысленно уже простился с ним.
Готовый ко всему, Киннисон взял такси, доехал до дворца и смело прошел через надежно охранявшиеся ворота. Линзмен был уверен в том, что на него не нападут, пока он не попадет в комнату Блико, специально оборудованную для расправы над ним. Впрочем, Киннисон почти ничем не рисковал. Он знал, что при первых же признаках опасности мгновенно убьет каждого, кто окажется в пределах досягаемости его внутреннего зрения. Еще не подойдя к охранникам, Киннисон почувствовал, как с помощью следящих лучей его обыскали с ног до головы, пытаясь найти спрятанное оружие.
Разумеется, они не нашли ничего, кроме перстней, заколки на галстуке и других украшений. Но ведь нет ничего подозрительного в том, что Картифф — известный ювелир — носит крупные и очень дорогие изделия из золота и платины. А то изделие, которое сконструировал Ворсел и изготовил Торндайк, ни один следящий луч не смог бы отличить от настоящих драгоценных металлов и камней.
Тщательно обысканный и сопровождаемый четверкой вооруженных телохранителей Блико, Киннисон проследовал в кабинет Его Высочества. Провожатые пропустили его вперед, а сами встали у двери.
— Глупец! — воскликнул Блико, не поднимаясь из-за массивного письменного стола. На его лице появилась презрительная и недобрая улыбка, — Жадный доверчивый глупец! Ты оказался в моих руках. И как просто попался на удочку! Все здание защищено броней и экранами — моими броней и экранами! Твои друзья и сообщники, кем бы и где бы они ни были, тебя не видят и не узнают, что случится. Если твой корабль попробует выручить тебя, то его раскрошат на мелкие куски. Я сам выколю тебе глаза, вырву ноздри, сдеру кожу…
Казалось, Блико был готов лопнуть от ярости; глаза вылезли из орбит, а на губах выступила пена.
— Едва ли ты сможешь что-либо сделать, — холодно заметил Киннисон, — К сожалению, ты даже не попытался воспользоваться хоть каплей той жижи, которую ты называешь своими мозгами. Неужели ты считаешь меня полным идиотом? Не я, а ты попался на удочку…
— Стража, взять наглеца! Мне надоело его тявканье — вырвите ему язык! — взревел лонабарец и, как одержимый, вскочил с кресла.
Охранники повиновались, но, не успев сделать даже одного шага, попадали на пол. Все четверо свалились, словно подкошенные, и не двигались. Их смерть была мгновенной и безболезненной. Они даже не поняли, что с ними произошло, — просто наткнулись на невидимое препятствие и упали замертво. Киннисон же стоял неподвижно, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
Но Блико еще не был повержен. За стенами кабинета находились снайперы, вооруженные мощными излучателями. Диктатор уже не думал пытать свою жертву. Единственное его желание — убить Картиффа любой ценой. Он подал сигнал, но приказ снова не был выполнен. Киннисон внутренним зрением заметил прятавшихся стрелков, и каждый из них погиб, еще не дотронувшись до спускового крючка своего излучателя. Тогда цвильник выхватил из кармана коммуникатор и охрипшим голосом прокричал новую команду. Но все было бесполезно — смерть всюду опережала его.
— Ах ты, исчадье ада! — взвыл Блико и резким движением рванул на себя ящик стола, чтобы достать оружие. Слишком поздно! Линзмен прыгнул и, еще не коснувшись ногами пола, нанес сокрушительный удар. Тиран Лонабара рухнул на ковер и замер, не в силах перевести дыхание. Он находился в сознании. Киннисону нужны были его мысли.
Одной рукой линзмен, как стальным обручем, стиснул шею цвильника, а другой сорвал с него мыслезащитный экран. Сопротивляться было невозможно, — нападавший отлично знал все болевые центры на теле противника и в любое мгновение мог парализовать его. Ментальное противодействие тоже не могло сравниться с превосходящей силой разума, натренированного на Эрайзии. Полностью подчинив врага своей воле, землянин настроился на биоритм его мозга и начал поиск необходимой информации. Начал — и от души выругался. Не может быть… выше всякого понимания…
Блико не имел ни малейшего представления ни об одном, даже самом незначительном ответвлении той обширной культуры, которая противостояла Цивилизации. Он знал о Лонабаре и остальных своих владениях. Ему было известно многое, даже слишком многое о человечестве и Цивилизации. Однако о Босконии он не знал ничего.
Киннисон нахмурился. Его предположения не могли быть настолько ошибочными. Кроме того, не укладывалось в голове, что какой-то недалекий простачок способен самостоятельно проделать такую огромную работу. Глядя в бледное лицо Блико, он глубоко вздохнул. Постепенно разрозненные обрывки начали складываться в осмысленную картину.
Когда все окончательно прояснилось, Киннисон снова настроился на ритм мозга диктатора и принялся с особой тщательностью изучать линии его памяти. Кропотливая работа отняла много сил, но зато через некоторое время он нашел то, что искал: едва различимые, но все-таки несомненно существовавшие шрамы и швы. Недаром он говорил Иллоне, что оперативное вмешательство в мозг не может пройти бесследно.
Итак, кто-то основательно поработал над мозгом Блико. Киннисон при всем своем интеллекте не подобрал бы мысленных комбинаций, с помощью которых можно восстановить утерянные звенья. Лонабарец и сам не ведал, что представлял какую-то ценность для Босконии. Какую — теперь уже не имело значения. Важнее, что у него наверняка был галактический коммуникатор, по которому он получал необходимые указания и приказы — откуда-то отсюда, из Первой галактики.
Лирейн? Подобное предположение заставило Киннисона вздрогнуть. Нет, всего лишь предположение, его собственный домысел. Пока ему не стоит слишком беспокоиться.
Но любопытно, что тогда как Иллона помнила об участии Елико в экспедиции на Лирейн, — в его сознании таких воспоминаний нет. Он вообще не знал о существовании Лирейна II. Странно, очень странно! Может быть, девушка ошибалась? Нет, — внезапно решил Киннисон. Ее воспоминания слишком подробны и точны. Кроме того, космический полет такой дальности и важности не мог быть совершен без ведома диктатора Лонабара. Одно то, что он ничего не помнил о нем, говорило о многом, — в частности о том, что для Босконии (или для кого-то, скрывавшегося по ту сторону Боскопии) информация о Лирейне II имела огромное значение и тщательнейшим образом оберегалась от того, кого они считали таинственным линзменом Икс-А-Иксом и от Галактического Патруля. От ненавистной Земли и от проклятых линзменов! И Мак находилась на Лирейне II — ОДНА! Конечно, она в достаточной безопасности, но…
