Таково первое чувство, вызываемое у батюшки. Далее, это предание себя воле Христа естественнее нам:

«Христу Богу предадим: ибо нам, грешникам, естественнее всего и необходимее предавать себя Господу со всеми своими немощами и всякими нуждами, «яко благ и человеколюбец Бог». Ибо Бог по благости и человеколюбию и хочет, и силен удовлетворить все наши нужды и очистить всякие грехи, при ходатайстве пролиянной за нас Крови Сына Божия на кресте, страдания Его, при ходатайстве Божией Матери и всех святых»… Да, грешники на свои молитвы особой надежды иметь не могут: лучше предаться на заступление великих заступников и Самого Ходатая, во имя Коего Отец обещал исполнить всякое прошение: «Сей есть Сын Мой возлюбленный: в Нем», то есть к Нему собственно, а уж чрез Него ко всем «Мое благоволение».

Затем: предавая «себя и друг друга во всем, — в скорбях и радостях, в грехах и в правде или добродетели, в искушениях и напастях» «с успехами и неудачами, обидами со стороны ближних или расположением их, со всеми помышлениями, чувствами, намерениями, предприятиями, словами и делами» на «Главу» нашу, за молитвы Богородицы и святых; мы должны успокаиваться, как дети, отдавшие себя на руки родителей.

Такие у нас заступники, таков Един Ходатай.

Наконец, — «да памятуем, что мы и сами должны быть святы — и стараться всеми мерами быть такими, избегая греха во всех видах его, и домогаясь святости;» ибо «все святые, как и мы — члены Тела Церкви, Коей Глава Христос». Иначе мы не только не приимем просимого, — но даже изымаем сами себя из этого святого «сочленения», становимся ему чужими, а потому — и «предавать» не имеем права. Однако, упоминание батюшки, что даже «и в грехах» нужно предавать себя Христу Богу, утешает и ободряет всякого из нас: когда уж человек сам не может справиться с ними, пусть он просит «Пресвятую» и «святых» помочь ему ходатайством пред Спасителем, а Он — силен найти пути спасения грешнику, особенно за молитвы таких заступников… Но лучше бы жить свято: лучше бы хоть «стараться жить достойно такого родства — святого, нетленного, вечного».

И в особенности, — как это у о. Иоанна постоянно, — он убеждает любить друг друга, своих со–членов, ибо это значит — любить свое тело, себя самого:

«Любите искренно друг друга, друг другу воспомоществуйте, снисходите, терпите, друг друга подвизайте к добрым делам» в частности, — добавляет нам всем батюшка в объяснение этого предания Богу, — «не станем мстить за себя; не будем худо думать о ближних: ибо помышления наши погрешительны, лукавы». Все — предадим Христу: «Господь один испытует сердца и утробы» (Иерем. 11, 20).

Но как все у о. Иоанна ведет к восхищению! Даже прошения заканчиваются подъемом духа:

«Эти слова «Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную», и т. д. чрезвычайно важны, возвышенны и многосодержательны для всякого истинно православного христианина: они подъемлют его дух, дают ему несокрушимую надежду на Бога, крепость и силу; и убеждают жить свято».

Эктении заканчиваются «возгласами» священника.

Кто на них обращает внимание? Нередко и сами священники произносят их механически. Тем более, что все возгласы являются лишь заключительными концами тайных молитв, читаемых священником, и потому начинаются со связующих союзов, так как («яко»), потому что («бо»); и лишь очень изредка выражают отдельное пожелание: «Благословение Господне на вас», — или: «Буди держава… благословенна» и проч.; а иногда даже и без союзов: «милостию, щедротами» и т. д. И о. Иоанн жалел, что для мiрянина, благодаря такому сокращению тайных молитв, многое остается и непонятным или неясным. Конечно, так оно и есть.

«В богослужении вы (мiряне) слышите только отрывки, так сказать, Литургии; потому что многие молитвы и славословия читаются тайно. Гораздо полезнее и много интереснее для ума и сердца христианина знать полный состав Литургии, все молитвы и хвалы Богу Вседержителю и Спасителю».

О. Иоанн переживал каждое слово; потому и возгласы для него были такими же огненосными словами; поэтому и произносил он их очень громко, с дерзновением и славою.[16]

В дальнейшем течении Литургии о. Иоанн видит последовательное воспоминание всей жизни Спасителя, — как это принимается нередко и другими истолкователями ее:

«Литургия есть сокращение всего Евангелия, изображение земной жертвы Иисуса Христа, повторение Его Голгофской Жертвы, всегдашнее заклание, смерть Его за грехи мира, воспоминание Его воскресения и вознесения на небо».

И «чтобы богоугодно стоять во время Литургии, надобно овладеть предметом Литургии», а предмет этот — «вся жизнь Спасителя от пелен до гроба, от воскресения до вознесения и ниспослания Духа Святого; тогда Литургия вполне проникнет наш ум и сердце».

Вообще все «Богослужение нашей православной Церкви, — говорит он, — «имеет целью изобразить… все течение домостроительства нашего спасения от начала мира… и до скончания века… Так, вечерня изображает благость, премудрость и всемогущество Божие в сотворении мира и человека, блаженство человека, падение человека, обещание Божие об искуплении его чрез воплощение Сына Божия, приготовление чрез пророчества и прообразования к принятию Искупителя.

Утреннее богослужение изображает чудеса домостроительства Божия в Ветхом Завете, с Моисея до пришествия Искупителя, и чудеса новозаветного домостроительства во святых Божиих.

Наконец, Литургия ставит Владыку Нового Завета во всем свете, изображая Его человеколюбие, истину, правду, верность Своему обещанию, наконец всю Его жизнь от пелен до гроба. Она есть солнце — в полном сиянии».

В своих записках и в дневнике о. Иоанн не оставил подробного изложения событий жизни Господа параллельно Литургии; но оно общеизвестно. А именно.

На проскомидии воспоминается рождение Спасителя и страдания, начало и конец «истощания», умаления Искупителя. На литургии оглашенных в песне «Единородный» тоже говорится о воплощении и распятии. Затем малый вход, апостол и Евангелие знаменуют явление в мир на проповедь Господа и учеников Его. «Великий вход на Литургии» бывает «для воспоминания шествия Спасителя с крестом на Голгофу «за врата града» (Евр. 13,12);.. вместе с разбойниками, из коих один, благоразумный, возгласил ко Христу: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем», — почему на входе и говорится о всех: «да помянет Господь Бог во Царствии Своем»; далее — «для воспоминания распятия Его на кресте и снятия с него Иосифом и Никодимом»; почему после входа в алтарь читается тайно:

«Благообразный Иосиф с древа снем», «Во гробе плотски, во аде же с душею», — «Яко живоносец… показася светлейший гроб Твой».

Далее — причащение и отверстие царских врат изображают воскресение, явление Господа в обновленной плоти; почему поется «Тело Христово приимите, источника бессмертного (Христа Воскресшего) вкусите», а в алтаре читаются тайно воскресные песнопения: «Воскресение Христово», «Светися, светися», «О Пасха велия».

Затем священник, кадя Св. Дары, говорит: «Вознесися на небеса Боже» и потом уносит их на жертвенник; — а хор поет уже о принятии Св. Духа:

«Видехом Свет Истинный, прияхом Духа Небесного». Сошествие Духа можно видеть и после в благословении предстоящих; а вознесение — в поднятии Даров пред лицом молящихся со словами: «всегда, ныне и присно, и во веки веков», — что напоминает благословение учеников Спасителем на горе Елеонской и обещание быть с ними всегда; «Аз есмь с вами до скончания века. Аминь».

Такова в главных чертах параллель Литургии и жизни Спасителя.

Но по замыслу и содержанию своему Литургия собственно есть благодарственный гимн богослужения первых христиан…

Впрочем, благочестиво–назидательны и даже привлекательны и для ума и для сердца такие параллели; хотя они и не составляют сущности Литургии…

Однако и сам о. Иоанн больше отдается духовным переживаниям Литургии, чем воспоминаниям о параллельных событиях из жизни Господа. И мы теперь изложим его чувства и мысли в последовательном порядке службы, его собственными словами почти без наших замечаний.