— Выходи!

— Так не договаривались!.. — запротестовал тот.

— Давай, давай! — Бенгт выдернул его из машины и занял освободившееся место.

Машина тронулась.

Оскар осторожно вышел из ванной комнаты, увидел Карин в луже крови и закричал. Он выбежал из квартиры. Нажимая на кнопки звонков, помчался вниз по лестнице.

На площадке появились соседи, столпились испуганно у раскрытой двери.

В это время Эрвин Грюне дергал ключ в замке зажигания, которое не срабатывало. Наконец машина резко взяла скорость.

А Оскар был уже на тротуаре. И в ту же минуту у подъезда встал грузовик с Хольмом и Бенгтом. За мгновение до того Хольм успел увидеть свою машину, отъезжавшую от дома.

— Кто тебя выпустил? — закричал он на мальчика, втаскивая его в кабину.

— Тот… тот… — Оскар показал вслед удаляющемуся автомобилю, — в Карин стрелял…

— Беги к ней! — приказал Хольм своему помощнику. — Вызывай «скорую», звони в театр…

Бенгт выскочил из машины. Хольм резко надавил на газ.

…По городским улицам с риском для прохожих и других автомобилей Эрвин уходил от грузовика.

Однако Хольму еще требовалось сделать остановку на улице Тегнера, у театра.

На мгновение он увидел подъезд театра, толпу людей, афишу у входа и портрет дочери среди других исполнителей.

Хольм высадил Оскара из кабины:

— Беги! Отец там…

Мальчик побежал через улицу. Хольм устремился за Грюне.

Две машины — легковая и грузовая — мчатся по шоссе за городом. Ревут моторы, и ясно видно, что Хольм владеет искусством вождения много лучше Грюне. А тут еще Грюне вздумал круто свернуть в сторону. Машина его едва устояла на колесах, потом соскочила в кювет, и, выбираясь, на шоссе, Грюне потерял время.

Впереди блеснула река, обе машины приближались к мосту. Еще несколько мгновений Грюне потерял, замедлив движение на развилке, — видно, соображал, взбираться на мост или снова свернуть в сторону.

Хольм настиг машину с Грюне уже на мосту, рванул рулевое колесо влево, потом вправо, от удара легковая машина круто изменила направление, врубилась в ограждение, пробила его и, переворачиваясь в воздухе, полетела вниз.

Грузовик Хольма замер над провалом, Хольм вышел из машины и долго смотрел на расходящиеся по воде круги.

Зрительный зал театра до отказа забит людьми. На заднике над сценой висит большой портрет Карин — один угол прочерчен траурной лентой.

В центре сцены — высокое ложе, на котором распростерт Стен Экман — умирающий Андрей Болконский. Рядом в скорбных позах — Курт и Грета Креппель, Эрна и Карл Монссон с цилиндром в руке, старый скрипач Бруно Мильес, другие актеры. На рампе лежит каска с красной звездой…

У кулисы, в черной шали, спиной к зрителям стоит Астрид.

Стен с трудом приподнялся на локоть:

— Вы?.. Как счастливо! — не сказал, а выдохнул он.

Астрид заговорила тихо, голос ее пресекается. Она «подает» реплики из роли Наташи Ростовой.

— Простите!.. Простите меня!..

— Я вас люблю… — тихо говорит Стен Экман.

— Простите… — повторила Астрид.

— Что простить?

— Простите меня за то, что я сделала…

— Я люблю вас больше, лучше, чем прежде… — сказал Стен со своего ложа. — Вы помните… Я ночевал у вас в Отрадном…

— Очень хорошо помню, — сказала Астрид. — Вы были очень деловой и грустный.

Стен продолжал:

— Ночью вы говорили с Соней. У окна. Я слышал. Ты хотела улететь в небо. Чудная ночь была и луна… И ты… вы хотели улететь в небо…

По щекам Астрид текли слезы.

— Андрей!.. Все будет хорошо… Только не уходите туда, где ничего нет, где нет меня и нет нашего счастья…

— Никто, как вы, не дает мне той мягкой тишины… Того света. Мне так и хочется плакать от радости… — отвечал Стен. — Наташа, я слишком люблю вас… Больше всего на свете…

— Отчего же слишком? — спросила Астрид и улыбнулась сквозь слезы.

— Ежели бы я был жив, я бы благодарил вечно Бога за свою рану, которая опять свела нас… Неужели только затем так странно свела нас судьба, чтобы умереть?

— Вам нужно спокойствие…

Умолкла музыка. В тишине Стен сказал: — Не надо мной только висит вопрос жизни и смерти, но над Россией, Наташа… Я люблю вас больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю вас?

На сцену вывели маленького Оскара и поставили около отца.

— Андре, вы хотите… хотите видеть Николушку? Ваш сын здесь… — произнесла Астрид. — Он все время вспоминал вас.

Стен сказал отрешенно, не глядя на сына:

— Да, я очень рад Николушке… Он здоров?

— Вот он, — сказал кто-то.

Стен еще выше приподнялся на своем ложе:

— Не плачьте… Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь… Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю…

Стен откинулся и затих. Андрей Болконский умер.

В молчание зала влились звуки скрипки Бруно Мильеса.

Двинулся круг сцены и увлек за собой исполнителей. А вместо них на сцене появились зенитки и солдаты. Карл Монссон шел по вращающейся сцене, как бы выходя из своего времени в наше… Он остановился у рампы и заговорил горячо, страстно. Цилиндр, который он до этого держал в руке, он поставил на рампу около каски.

— Довольно, довольно люди! — сказал Карл словами Пьера Безухова, обращаясь к залу. — Перестаньте… Опомнитесь, что вы делаете? Зачем, для кого мне убивать или быть убитому? Я хочу сказать только одно: возьмитесь рука за руку те, которые любят добро. Ведь все мысли, которые имеют огромные последствия, — всегда просты… Ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать то же самое. Ведь как просто… Надо жить, надо любить, надо верить!

Все, кто были в зрительном зале, поднялись с мест. Они стояли безмолвно, неподвижно. А скрипка вела печальную и зовущую ввысь мелодию Эдварда Грига.

Пьеса Даля ОРЛОВА по мотивам романа «Война и мир»

Д е й с т в у ю т:

НАТАША РОСТОВА

АНДРЕЙ БОЛКОНСКИЙ

ПЬЕР БЕЗУХОВ

ИЛЬЯ АНДРЕЕВИЧ РОСТОВ

ГРАФИНЯ — его жена

НИКОЛАЙ — их сын

СОНЯ — их племянница

НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ БОЛКОНСКИЙ

НИКОЛУШКА БОЛКОНСКИЙ — его внук

МАРЬЯ — его дочь

ЭЛЕН БЕЗУХОВА

АНАТОЛЬ КУРАГИН — ее брат

МАРЬЯ ДМИТРИЕВНА АХРОСИМОВА

ДОЛОХОВ

МАРФА КУЗЬМИНИЧНА

ХОЗЯИН БАЛА

ГОРНИЧНАЯ ЛАКЕЙ

По желанию театра могут быть люди на балу, солдаты, слуги.

1820 год. М а р ь я Б о л к о н с к а я, жена Николая Ростова, сидит над пяльцами. Тревожно прислушивается к доносящимся из-за сцены шумам, крикам, глухим ударам. Быстро входит Н и к о л а й.

Н и к о л а й (возбужден). Наглый мерзавец! Ну, скажи бы он мне, что был пьян, не видал… Так он все Богучарово разворует, мошенник!..

М а р ь я. Это дурно, Николай, дурно — давать волю рукам!..

Н и к о л а й (горячо). Как иначе, Мари?!

М а р ь я. Никол^я, я знаю… он виноват, но ты, зачем ты! Никол^я!.. (Закрыла лицо руками.)

Николай ходит по комнате, приблизился к Марье.

Н и к о л а й. Ты меня презираешь… Мар^и, этого больше не будет… Никогда. Слово даю! Никогда!

М а р ь я (взяла руку мужа, поцеловала). Николя, ты разбел камэ…

Н и к о л а й (смущенно покрутил на пальце разбитый перстень). Вот и камэ разбил об негодяя… (Подавил в себе гнев.) Честное слово даю, больше этого не будет…

М а р ь я. Ты уходи, уходи поскорее, если не чувствуешь в себе силы удержаться…

Н и к о л а й. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру, нужно устроить состояние, пока я жив, — вот и все… Для этого нужен порядок, нужна строгость…

М а р ь я. Как я несчастна, одинока, когда ты такой. Мне все кажется ты не любишь меня…