Ситуация осложнилась еще и тем, что успех Франциска при Мариньяно положил начало непрекращающейся вражде между ним и королем Испании Карлом I Габсбургом. Французские притязания на итальянские территории и вражда между Валуа и Габсбургами стали основными политическими векторами царствования Франциска и, в известном смысле, его проклятием.
После Мариньяно Франциск оказался в центре внимания европейских монархов. Казалось, что отныне успех будет всегда сопутствовать французскому королю. В 1515 году он заключил союз с папой Львом X Медичи, заручившись его поддержкой в Италии, и, сам того не осознавая, положил начало череде событий, которые двадцать лет спустя приведут Екатерину во Францию в качестве его собственной невестки.
Но вскоре счастливая звезда Франциска I пошла на убыль. В 1519 году король Карл Испанский был единодушно избран императором Священной Римской империи под именем Карла V. Франциск тоже выдвигал свою кандидатуру и был весьма обескуражен тем, что ему предпочли испанца.
В 1521 году Франциск потерпел и военную неудачу: Милан сдался войскам императора. К 1523 году Франция осталась одна на политической арене, ибо Англия объединила свои силы с Империей в союзе против Франции. Предательство, восстание в собственной стране, которое пришлось подавлять, а также вторжение неприятельских войск и с севера, и с юга заставили Франциска действовать решительно. Его армия теснила имперских захватчиков на юг в Италию. И наконец, 24 февраля 1525 года после суровой зимы войска Франциска встретились с имперским войском в чистом поле у осажденной Павии, где засел неприятель.
По численности армии были почти равны, и вначале бой не выявил чьего-либо преимущества. По причинам, до сих пор не выясненным, Франциск, вероятно, решивший, что противник уже отступает, выехал далеко вперед, оторвавшись от телохранителей и кавалерии. На равнине он очутился между своими войсками и неприятелем и попал под огонь вражеских аркебуз, весьма удачно размещенных, чтобы поражать французских рыцарей. В мгновение ока Франциск II его люди, сумевшие ценой фантастических усилий прорубиться сквозь строй неприятеля, оказались отрезанными от своих и были окружены солдатами императора. Франциск демонстрировал храбрость, доходящую до безрассудства: когда коня под ним убили, он бился пешим, отчаянно, хотя и безнадежно. Несмотря на тяжесть доспехов, он умело разил врагов мечом, и лучшие представители французского дворянства, вдохновленные отвагой короля, сплотились вокруг него. В конце концов, Франциска и уцелевших дворян захватили в плен. Давно уже, со времен Азенкура, Франция не теряла столько доблестных высокородных рыцарей на поле брани. Павия стала настоящей катастрофой для короля и всей страны.
Поступил приказ доставить венценосного пленника в Испанию для встречи с Карлом V. Франциск горячо верил в рыцарский кодекс и надеялся встретиться лицом к лицу с тем, кто взял его в плен. Король верил, что ему и испанскому владыке удастся договориться как двум рыцарям королевской крови. При этом Франциску хотелось бы смягчить условия договора, выдвинутые императором.
Самым важным пунктом этого договора был вопрос о герцогстве Бургундском. Его земли были захвачены французами в 1477 году после смерти последнего бургундского герцога, Карла Смелого, не оставившего наследников мужского пола. Хотя Карл V по материнской линии происходил от герцогов Бургундских, его претензии на их владения подстегивались не столько династической гордостью, сколько политическим чутьем. Вхождение в состав Империи этой богатой, плодородной земли, примыкавшей к восточным границам Франции, создавало стратегический плацдарм, позволявший угрожать французам.
Между тем Франциску был оказан королевский прием в Барселоне, куда он прибыл 19 июня. Толпы народа ревели от восхищения, когда увидели французского монарха, вышедшего из собора, где он слушал мессу. Где бы он ни появлялся, люди теснились вокруг короля, моля его применить монарший дар исцеления, благодаря которому хвори покидают болящих. Неудивительно, что наблюдатель из Венеции писал: «Он переносит свое заточение с поразительной стойкостью», добавив, что «им все восхищаются в этой стране». В атмосфере празднеств и всеобщей шумихи Франциск в конце лета 1525 года прибыл в Мадрид.
Но вскоре прояснилось истинное положение дел. Привыкший к упражнениям на свежем воздухе, обществу женщин и прочим приятностям жизни, Франциск понял, каково это — быть пленником. Им овладело уныние, он стал плохо есть и спать, а это, в свою очередь, привело к истощению сил. Вдобавок ко всему у него образовался обширный гнойный нарыв в носу. Даже император, который до того избегал встреч с королем-пленником, сейчас дежурил у его постели в тревоге, ибо жизнь Франциска — драгоценный залог — начала стремительно угасать. Он даровал позволение сестре короля Маргарите прибыть из Франции и ухаживать за ним. После нескольких недель серьезного недуга нарыв прорвался, и король пошел на поправку. Один из французов, дежуривших у его ложа, докладывал в Париж 1 октября 1525 года, что их государь «постепенно поправляется… Природа взяла свое, жизнедеятельность полностью восстановилась благодаря очищению как верхних, так и нижних проходов, а также за счет крепкого сна, питья и пищи, так что теперь он вне опасности». С выздоровлением Франциска можно было возобновить переговоры об условиях мира.
Согласно Мадридскому договору, подписанному 14 января 1526 года, Франциск отказался от своих притязаний на Милан и прочие итальянские территории, которые Империя теперь могла рассматривать как свои собственные. Дабы скрепить это соглашение, король дал клятву жениться на вдовой сестре Карла, королеве Элеоноре Португальской, прозябавшей при мрачном испанском дворе в ожидании, пока брат подыщет ей супруга. Внешность Элеоноры была отмечена многими родовыми чертами Габсбургов, и самое мягкое, что можно было сказать о бедняжке, так это то, что она не совсем уродлива. Франциску хватило пары любезностей, чтобы очаровать недалекую, набожную и мягкосердечную королеву, которая немедленно увлеклась им, не веря своему счастью, когда договор был подписан.
Что же касается Бургундии, Карл не оставил почвы для отступления. Франциск, наконец, согласился отдать Империи эту территорию, но заявил, что должен лично наблюдать за процессом передачи. Карл знал, что это будет нелегким. Понимая, что присутствие французского короля смягчит ситуацию, он дал согласие, однако, чуя неладное, потребовал, чтобы Франциск перед возвращением домой оставил вместо себя заложников. Луиза Савойская, мать Франциска, ставшая официальной регентшей на время его плена, решила: двое старших внуков могут занять отцовское место.
Таким образом, исходя из политических соображений, Генрих, герцог Орлеанский, и его старший брат дофин Франсуа были обречены находиться в заточении в Испании до тех пор, пока отец не вызволит их, исполнив обещания по договору. Посол Генриха VIII Английского, Джон Тэйлор, получил приказ сопровождать их в течение долгого путешествия в испанские земли. Перед отбытием из Франции он писал кардиналу Вулси: «После обеда меня привели повидаться с дофином и его братом Гарри. Славные мальчуганы обнимали меня, держали за руку и спрашивали о благополучии его королевского величества… Крестник короля (т. е. будущий король Генрих) отличается более быстрым умом и смелостью, как это видно из его поведения». Франсуа исполнилось семь лет, а Генриху — шесть, когда им пришлось сменить родные замки в Блуа и Амбуазе — роскошные и уютные, на мрачные крепости Испании.
В сопровождении бабушки, Луизы Савойской, и небольшой свиты двое «славных мальчуганов» проделали в ненастную погоду долгое путешествие на юг, к границе между Францией и Испанией. Обмен, по поводу которого было выработано строгое соглашение, происходил в семь утра 17 марта 1526 года. Была огорожена полоса в десять миль вдоль реки Бидассоа, по которой проходила граница. Посреди реки устроили огромный плот, куда доставили августейших узников. В назначенный час с каждого берега отбыло по судну. На каждом находилось равное количество людей, все одинаково вооруженные. На краю огороженного пространства двое мальчиков обнялись на прощание со своими родными.
