— Это Петр и Лена говорят?
— Нет. Это я рассказываю вам. Петр разговаривает с Леной, а я — с вами… Знаете, у меня дома с десяток книг по кулинарии, и в одной из них говорится: «Туристам из Югославии рекомендуется сливочное масло (!!!)» Можно ли себе представить? «Икра баклажанная и кабачковая»…
— А красная икра им не рекомендуется?!
— Чего не знаю, того не знаю.
— Давайте спросим!
— О господи! Где вы воспитывались?!
— Что такого? Подумаешь, целуются! Все равно по коридору идет дежурная, несет чай! Мы бы хоть предупредили!..
БУМ! БУМ! БУМ!!!
Я почувствовала себя Афродитой, пойманной вместе с возлюбленным в сети и выставленной на осмеяние всему Олимпу…
— Входите, дверь открыта…
Пауза. Молча пили чай.
— А что было дальше?
— Разговаривали. Многое нужно было друг другу сказать.
— Что именно?
— Не помню.
— Древнее латинское изречение гласит: «Помни о смерти». И потому скажи себе: «Не лги!», — и добавь: «Помни о смерти», и рассказывай — другого случая не будет.
…мы…пили…чай…
— Погромче можно?
Мы!!! Пили!!! Холодный!!! Чай!!! И в комнате было холодно. Постороннему взгляду могло показаться, что мы сидим на вокзале — столько вокруг было сумок, пакетов, чемоданов. На самом деле нас в комнате давно не было: плохонький гостиничный палас оказался ковром-самолетом, и мы уже были на полпути к облакам, вот только… Вот только подняться выше мы еще не могли: для этого нужны сильные крылья, как для настоящей любви — двое, как и вообще в природе — чтобы что-нибудь было, всегда что-нибудь нужно… Сразу из гусеницы не становятся бабочкой: сначала надо затаиться до поры до времени в спеленатом коконе и уж потом только, когда пробьет час, расправить крылья и вырваться на свободу…
— Петр, я принесла тебе значок, чтоб ты знал… мы думаем о тебе…
— «Святой Петр»… Это связано с религией?
— Нет. Был такой корабль. Корабль — очень хороший символ. Тем более если назван твоим именем. Один писатель написал сказку о девушке, которая верила, что однажды к берегу подплывет корабль с алыми парусами, и на палубе будет стоять капитан… И так каждый из нас ждет, что…
— Ты ждала меня?
— Столько дней и ночей…
— Милая моя… А ведь я тоже приготовил тебе подарок, на память. Я выйду, а ты выбери, что подойдет. Я не знал, какой у тебя размер…
Бывает ли град зимой? Бывает ли зимой гром? С неба посыпался град из платьев, и они били меня по голове, хлестали по лицу, эти громадные градины-гадины, с косыми воротниками, с вышитыми сине-белыми звездами, в крупные и мелкие цветы — Париж! Австрия! Япония!!!
«Не лги! Помни о смерти!» Вот я и не лгу. Хотели — получите. Вот с чем приехал капитан на своем корабле… Он стоял рядом, а на поясе у него болтался мешок с золотыми монетами, в руках мерцала шкатулка с драгоценностями, еще та, видимо, что Фауст, получив от Мефистофеля, всучил Маргарите. Все это было совсем из какой-то другой оперы, совсем не про капитана…
(Как все повторяется в жизни! Фауст тоже не собирался Маргариту обижать. Наоборот! Он хотел таким образом продемонстрировать свою любовь к ней (или — проиллюстрировать?). Многое ли изменилось с тех пор? Ученик Фауста, Вагнер, сказал, что задача мыслителя заключается в том, чтобы постичь, «как размышлял мудрец и как в сравненье с ним неизмеримо вдаль подвинулись мы сами» (и, добавлю, подвинулись ли мы «вдаль» или нет)).
Платья, платья…
СОН. Мне приснился сон. Приснилось, что я в комнате общежития. Скоро танцы, собираются все. Шум, гам, суета. И — снизу прибегает дежурный с бумажкой в руке, говорит, обращаясь ко всем сразу: «Какой-то ненормальный пришел! Чего хочет — не поймешь. Что-то накалякал на пригласительном, говорит: «Передайте!» А кому? Кому передать-то? Ненормальный — и все!» Я краешком глаза заглянула — и!.. В правом углу билета — четыре буквы «я. л. тб.». Как тут не понять? Это же значит: «Я люблю тебя!» Вова пришел! Это Вовочка, родной мой пришел!.. И я бросилась вниз, в фойе.
Потолки на первом этаже общаги оказались вдруг удивительно высокими, как никогда. Зрители уже собрались. Только меня не хватало. Спектакль начался…
Конечно, это был Вова! Его нельзя не узнать! В руке он держал два куля из мешковины. Увидев меня, он закричал через все фойе: «Здравствуй, миленькая! Пришел поздравить тебя с днем рождения! Старые друзья ничего не забывают! Принес тебе подарок! «15 февраля, в день, когда древние римляне веселыми оргиями…» Вот первый — лови!» И он сдернул кулек. Подарок развернул крылья и взмыл под самый потолок. Все только ахнули, а беркут — это был беркут! — раскрыв клюв и растопырив когти, спланировал прямо на меня. Я похолодела от ужаса, но в последнюю секунду беркут приостановился, вертикально распахнув крылья, и мягко опустился на мою левую руку, крепко уцепившись когтями за указательный и средний пальцы. Тогда Вова сорвал второй кулек. Орел (размах крыльев около полутора метров) летел в мою сторону. Публика завизжала. У меня сердце оборвалось. Но орел мягко устроился на моем правом плече и потерся клювом о мою щеку. Вова счастливо закричал: «Вот видишь, миленькая, даже птицы чувствуют, кто здесь королева!» Эхо повторило: «Ева! Ева! Ева!» Вахтер послал за милицией. Когда Вову забирали, я молчала. Я НЕ ВСТУПИЛАСЬ! Вот какой мне приснился сон.
— Все? Больше ничего не будет?
— Пока не будет.
— Тогда давайте про нашу парочку — с чаем и платьями.
— Да я не знаю, что там у них.
— А если хорошенько подумать? Взяла она платья или нет?
— Не взяла.
— Хм, интересно. Что же было дальше?
— Оба чувствуют себя неловко.
— В любой неловкой ситуации всегда есть выход. Надо только захотеть найти его. Например, когда на празднике любовница Эдуарда III обронила подвязку с ноги и ее подняли на смех, он надел эту подвязку себе на ногу ниже колена: «Будь презрен тот, кто подумает об этом плохо», С тех пор и существует Орден Подвязки.
(Петр, когда я вижу тебя, я голову теряю. Разве я могу думать о тебе плохо?!).
— Не ожидал, что ты это так воспримешь.
— Все нормально, только убери их, а то сидеть негде.
Он молча сгреб все. В кресле осталась этикетка: «Не рекомендуется сушить в машине и на жарком солнце. Всего наилучшего. Фирма»…
Петр! Петр! До чего прекрасное у тебя лицо! Ни на кого не похож ты — ни из известных актеров, ни из исторических личностей, ни из знакомых… Вот разве что на Генриха де Гонди, кардинала де Ретц, чей портрет хранится в Национальной библиотеке в Париже. Конечно, нос у тебя получше, но думаю, не такое уж это преимущество в данном случае. Пусть бы он был у тебя немного курносым, но ты был бы обыкновенным советским служащим, или механиком, или инженером… Вот было б счастье, если б ты был инженер или работал на заводе! Уж как бы я любила тебя! Как бы я тебя любила!.. По утрам я бы вставала рано-рано, в «ни свет ни зарю», и пока ты брился (если б тебе надоела борода), я бы варила кофе. Утром человеку особенно нужно, чтоб было с кем перемолвиться словом и выпить кофе…
— Лена, я приготовил тебе…
— Я ничего не возьму.
— Подожди, я приготовил тебе адрес! Где я живу. Чтоб ты могла присылать письма… Почему улыбаешься? Я говорю серьезно!
— «Чем более красив мужчина, тем менее надежен он как муж и отец…» Из настольного календаря.
— Я об этом тоже хотел… Я женат, Лена, но у нас все в прошлом. Ее не интересуют мои проблемы, ей непонятно, почему я решил уйти с работы, ведь мне предложили вместо трех тысяч долларов в месяц — три с половиной. Столько не каждый заработает…
(…если б ты был инженер! а еще лучше — оператор!..).
— Я не хочу, чтобы из-за меня…
— Ты не играешь роли, Лена. Я сам решил — снова. Всё. У меня есть надежды на новую жизнь. И самая главная — работа, другая работа. Вот моя надежда. И потом — ты…
— Я — потом?
— Не обижайся. Я говорю как на самом деле. Уверен, чтобы ты правильно поняла.
— Спасибо, что поставил так высоко, рядом с работой…
