— Это оттого, что я боюсь, — продолжал он грустно.
— Боитесь? — улыбаясь, спросила она. — А чего именно, скажите, пожалуйста?
— Вашей красоты, которая сожжет все сердца, кузина.
Она слегка пожала плечами.
— Боже мой, как все вы в центральных провинциях скучны и нелюбезны, — с презрением сказала она.
— Здешние молодые люди гораздо любезнее нас, не так ли, Сакрамента?
— Что это значит, позвольте вас спросить, дон Мигуэль? — возразила она высокомерно.
— Ничего иного, кроме того, что я сказал, кузина, — грустно отвечал молодой человек.
В разговор вмешалась молчавшая до сих пор Жезюсита.
— Зачем ты его так мучаешь? Ты доведешь его до сумасшествия своими выходками.
— Я не знаю, что с ним такое сегодня, он просто невыносим, — проговорила Сакрамента раздраженным тоном.
Молодой человек побледнел и быстро поднес руку к сердцу, словно почувствовав внезапную боль.
— Вы жестоки, Сакрамента! — вскричал он. — Хорошо, я не стану докучать вам своим присутствием, отправляйтесь на праздник без меня, там у вас не будет недостатка в кавалерах… Что же касается меня, то я отказываюсь от надежды заслужить ваше расположение.
— Как вам угодно, кузен, — парировала она улыбаясь. — Тем более, по вашим словам, у нас не будет недостатка в кавалерах, и я надеюсь, что эти кавалеры будут, по крайней мере, вежливее вас.
— Да, да, — с гневом перебил ее дон Мигуэль, — охотников найдется немало, а в числе их, наверное, будет и дон Ремиго Диас, которому и будет, конечно, отдано предпочтение.
— А если бы даже и так, — не унималась Сакрамента, — неужели вы считаете себя вправе препятствовать этому?
— Этому я не стану препятствовать, Сакрамента, — ответил он совсем непривычным для него грубым тоном. — Я его убью.
— Вы его убьете!
— Да, я его убью за то, что вы его любите, и за то, что ваше дьявольское кокетство сводит меня с ума! Сакрамента побледнела при этих словах.
— О, — прошептала она, — неблагодарный безумец… Какие же у вас имеются основания, чтобы обвинить меня в этом?
— Их более, чем достаточно… Вы жестоко издеваетесь надо мной… Заблагорассудится вам развлечься, и вы делаете вид, будто не совсем ко мне равнодушны. Но стоит в моем сердце затеплиться надежде…
— Ну? — насторожилась она.
— … вы вдруг резко изменяете свое обращение со мной и находите какое-то садистское удовольствие в том, чтобы беспощадно разрушать мои надежды и превращать в меня несчастнейшего из людей… Нет, нет, -добавил он, грустно покачав головой. — Я долго и тщетно тешил себя надеждой, но пелена, застилавшая мне глаза, наконец спала, и теперь я отчетливо сознаю свою ошибку.
Сакрамента слушала его, задумчиво опустив голову и машинально играя цветком сухиль, который держала в руке.
— Вы правы, — прошептала она, — я вас обманула, Мигуэль, хотя до сегодняшнего дня я и не поощряла ваших ухаживаний за мной… Я, как это лучше сказать… Я словно бы и не замечала этого…
— Наконец-то вы откровенно высказались! Значит, вы подтверждаете, Сакрамента, что я вам противен! Я уверен, что если бы я спросил у вас на память цветок, который вы сейчас теребите пальцами, вы, наверное, отказались бы выполнить мою просьбу… Не правда ли?
Сакрамента повернула голову в сторону и, устремив взгляд на молодого человека, с ангельской улыбкой промолвила:
— Да, я отказалась бы выполнить вашу просьбу, Мигуэль.
И в ту же минуту цветок сухиль, вырвавшись из ее руки, полетел к ногам молодого человека. И когда молодой человек наклонялся, чтобы поднять цветок, девушки, словно вспугнутые голубки, мгновенно исчезли, смеясь при этом, как безумные.
— Ах, — вскричал он с выражением лучезарной радости, осыпая цветок поцелуями, — она меня любит! Боже мой! Она меня любит! Сухиль — это цветок-талисман, — добавил он, — подарить его или даже позволить взять — значит, признаться, что любишь! О, как я тебе благодарен, скромный дикий цветочек!.. Ты внушаешь мне надежду и тем самым возвращаешь к жизни!..
Поцеловав цветок еще несколько раз, молодой человек поспешно спрятал его на груди, так как в эту минуту послышался легкий шум приближающихся шагов. Один из дядиных слуг явился сообщить, что кушанье подано.
Дон Мигуэль направился в столовую, где все были уже в сборе.
Ужин прошел очень весело. Дон Мигуэль был в ударе и без конца сыпал шутками и остротами; радость, наполнявшая его сердце, переливалась через край.
Сакрамента и ее сестра по временам украдкою поглядывали на него, хитро пересмеиваясь между собою. Что же касается дона Гутьерра, то он, видимо, был очень удивлен и не мог понять, чему следует приписать радостное настроение племянника, обычно такого собранного и серьезного.
Когда все встали из-за стола, было уже совершенно темно.
— Мы едем на праздник, девочки, — сказал дон Гутьерро, — развлекайтесь, танцуйте, словом, постарайтесь извлечь максимум удовольствия. Надо уметь радоваться и веселиться, когда представляется случай… Кто знает, что нас ждет впереди и даже уже завтра, — добавил он, — многозначительно взглянув на дона Мигуэля, которому только и был понятен смысл его слов.
