– Раз ты желаешь этого, то я продолжаю. Капитан Лоран снова принялся за чтение:
Я знаю Хосе лет пятнадцать, при первой нашей встрече он спас мне жизнь. Тогда Хосе носил имя Туш-и-Дур-Амг. Он был сыном могущественного вождя многочисленного и грозного племени индейцев валла-ваоэ, которое никогда не покорялось испанцам и чуть ли не единственное из всех племен Центральной Америки сумело сохранить свою независимость. Туш-и-Дур-Амг был метисом по матери, испанской креолке, похищенной ребенком в одном из набегов, взращенной в племени и со временем сделавшейся женой его отца.
Пробыв около года у индейцев валла-ваоэ, которые обращались со мной прекрасно, я наконец нашел возможность возвратиться на Тортугу. Расставаясь с моим другом Туш-и-Дур-Амгом, мы обменялись с ним клятвой в вечной дружбе. Прошло пятнадцать лет. Я не имел никаких известий о своем друге и мог только предполагать, что он вполне счастлив. Месяцев пять тому назад мы возвратились из экспедиции в Леоган и стали на якоре. Первым человеком, которого я встретил по прибытии, был он. Я узнал его с первого взгляда, увел к себе и старался отплатить ему в Леогане за гостеприимство, оказанное мне его племенем…
– У Монбара сердце великое, как мир, – перебил индеец с чувством, – он ничего не забывает!
– Мы его братья, – ответил Лоран. – То, что обещает он, исполним и мы. Друг Монбара – наш друг и брат.
– Знаю и благодарю еще раз, но прошу вас читать, время дорого.
Лоран продолжал:
…Много разных событий произошло за пятнадцать лет нашей разлуки. Оказалось, что мой друг был несчастлив и нуждался теперь в моей помощи: отец его умер, враг Туш-и-Дур-Амга из ревности восстановил против него всех негодяев племени и сумел не только помешать его избранию в главные вожди племени под предлогом, что он метис и в жилах его течет испанская кровь, но еще и добился того, что его приговорили к изгнанию с женой и дочерью, прелестной, кроткой девушкой, которую я видел мельком, однако сохранил о ней неизгладимые воспоминания. Хотя и в изгнании, Туш-и-Дур-Амг сохранил дружеские связи со своим племени, и с моей помощью, как он сказал, ему легко будет прогнать того, кто завладел его местом, и занять положение, которое принадлежит ему по праву: индейцы валла-ваоэ только и ждут случая, чтобы перейти на его сторону и восстать.
Что я мог сделать? Я был в бешенстве от своего бессилия и, желая во что бы то ни стало помочь другу, пожалуй, совершил бы непоправимую глупость, как вдруг ты, словно сама судьба, внезапно предоставил мне средство, которого я напрасно искал, предложив нашу пресловутую экспедицию в Панаму, так удачно начатую теперь. Остальное тебе известно. Настало время решительных действий. Надо договориться с Хосе, чтобы племя валла-ваоэ восстало одновременно с нашими действиями, индейцы будут для нас неоценимыми союзниками благодаря своей храбрости и прекрасному знанию местности, где нам предстоит действовать.
Я вполне полагаюсь на тебя и на Хосе относительно мер, которые следует предпринять. То, что вы сделаете, наверняка будет хорошо. Единственно, необходимо наладить между тобой и моей штаб-квартирой постоянную связь, чтобы обоюдно извещать друг друга о каждом шаге и действовать согласованно. Это главное условие успеха.
Даю тебе полномочия поступать так, как считаешь нужным; все, что ты сделаешь, я одобряю заранее. Итак, вперед, и без колебаний!
Кстати, я встретил и забрал с собой Олонэ с твоим кораблем и узнал от него о твоей благополучной высадке. До сих пор все идет прекрасно, и в будущем можно рассчитывать на полный успех.
Поручаю твоим попечениям наших старых друзей Мигеля, Бартелеми и других, в особенности нашего друга-индейца.
Всегда любящий тебя брат
Монбар
В море, на адмиральском корабле
Март 1668 г.
Лоран положил письмо и обратился к индейцу:
– Теперь ваша очередь говорить, Туш-и-Дур-Амг, – сказал он улыбаясь, – мы готовы выслушать вас и помогать вам изо всех сил.
– Продолжайте называть меня Хосе: под этим именем вы узнали меня, капитан, и потому оно мне мило.
– Пожалуй, – сказал Лоран, пожав ему руку. – Что ты, со своей стороны, прибавишь к этому письму? Как оно ни обстоятельно, однако некоторые факты остаются во мраке; чрезвычайно важно, чтобы ты сообщил их нам.
– Вы правы, капитан, я прямо сейчас и приступлю к этому. Враг, который стремился причинить мне вред и, увы! принес столько зла, известен.
– Мне?
– Это презренный Каскабель, заклинатель змей.
– О! Этот человек просто отвратителен, на его лице лежит печать гнусных свойств души.
– Не всегда он был таким: после моего изгнания из племени его прогнал вождь, которого избрали на мое место, тут он исчез на целых четыре года, и никто не знал, куда он делся или что делал в это время; по возвращении же его нельзя было узнать – так он изуродовал себя по причине, ему одному известной и, надо полагать, связанной с каким-нибудь страшным преступлением. Вернулся он в этот край почти одновременно с доном Хесусом Ордоньесом, в особенности же меня поразила эта странная случайность, когда я вскоре убедился, что эти двое знают друг друга давно. Однажды Каскабель исчез опять, на этот раз его отсутствие длилось еще дольше, но наконец он вернулся, став заклинателем змей.
– И очень даже ловким. Он показывал нам страшные образчики своего искусства.
– Да, я видел.
– Как же ты-то узнал его?
– Провести можно всех, капитан, только не врага. Чтобы узнать его, мне было достаточно одного взгляда, так я и сказал ему.
– Напрасно, этим ты заставил его быть настороже.
– И сам теперь вижу, – со вздохом согласился Хосе, – но поздно, как всегда.
– А ты не знаешь, видится ли он с доном Хесусом по возвращении?
– Часто, они постоянно общаются.
– Странно! Какая связь может существовать между этими двумя людьми?
– Кто знает, не преступление ли?
– Это возможно. Продолжай.
– Что же мне сказать вам еще, капитан? У меня сердце разбито, меня постигло ужаснейшее несчастье.
– Тебя?! – вскричал с участием Лоран.
– Увы! Моя милая дочь, моя Аврора!..
– Что с ней? Договаривай, друг?
– Два дня тому назад я вошел в свою хижину и нашел лишь изувеченные тела троих слуг, моя дочь исчезла.
Индеец закрыл руками лицо и зарыдал.
– Похищена! Кто же презренный похититель?
– Каскабель.
– Он!..
– Я уверен, что он: целых пять часов я шел по его следам, двести человек моих единоплеменников бросились за ним в погоню. Увы! Вернут ли они мне моего ребенка?
– Надейся, брат! Бог за тебя. Но надо торопиться, нельзя терять ни минуты. Ей-богу, мы спасем бедняжку во что бы то ни стало. Говори, что нам делать?
– Полно, Хосе, – ласково сказал Мигель, – теперь не плакать надо, оставь слезы женщинам и будь мужчиной; мы все станем грудью за тебя, если понадобится.
– Да, вы правы! – вскричал индеец, вскакивая. – Благодарю, что вы заставили меня опомниться. Я отомщу! Капитан, можете вы выделить мне пятнадцать человек?
– Всех, кто со мной здесь, если желаешь!
– Нет, пятнадцати довольно, да и в этом случае я верну вам половину через двое суток: скоро вам самим понадобятся все ваши люди.
– Знаете, ведь завтра я еду на асиенду дель-Райо вместе с доном Хесусом.
– Понятия не имел, но путешествие это совпадает с моими замыслами, это перст Божий! Надежда опять пробуждается в моем сердце. Осуществляя свои планы, вы содействуете и моему делу.
– Каким образом?
– Валла-ваоэ ждут только моего прибытия к ним, чтобы признать меня своим вождем. Тот, кого избрали на мое место, принял его лишь с той целью, чтобы облегчить мне возможность вернуться, это мой родственник, он любит меня…