— А других нет? — осведомился Соломон.

— Это имена всех присутствующих членов, сеньор президент! — ответил секретарь.

— Читайте список отсутствующих.

— Список всех членов общества?

— Да, сеньор. Хоть нас и меньше, чем депутатов, но мы такие же федералисты, как и они, и должны знать всех членов нашего общества, как присутствующих, так и отсутствующих, как это принято в палате депутатов. Читайте список.

— Отсутствующие члены, — произнес Бонео, и прочел список всех членов Народного общества восстановителя, состоявшего из ста семидесяти пяти человек, принадлежавших к различным классам общества.

— Браво, теперь мы все друг друга знаем, — подумал про себя дон Мигель, — хотя мне известно, что в этом списке не только добровольные члены, некоторых силой заставили вступить в общество! — Он потихоньку дернул президента за панталоны.

— Сеньоры, — сказал Соломон, — федерация есть собственность славного восстановителя законов, и все мы должны быть готовы отдать жизнь за славного Ресторадора, потому что все мы — столпы святого дела федерации.

— Да здравствует славный восстановитель законов! — прокричали все члены.

— Да здравствует его дочь, сеньорита Мануэлита де Росас дель Эскурра!

— Да здравствует славный герой степей, восстановитель законов, отец наш и отец федерации!

— Да погибнут проклятые французы и их король!

— Сеньоры, — продолжал президент, — для того, чтобы наш славный восстановитель мог спасти федерацию от… мог спасти федерация от…

— От великой опасности! — шепнул ему на ухо дон Мигель.

— От великой опасности, в которой она теперь находится, мы должны всеми силами преследовать унитариев. И всякий унитарий, которого мы встретим, должен быть убит нами.

— Да погибнут проклятые, омерзительные и дикие унитарий! — заревел один из членов по имени Хуан Мануэль Ларрасабаль, к которому тотчас же присоединились и остальные, потрясая кинжалами в воздухе.

— Сеньоры, — продолжал президент, — наш долг преследовать повсюду и без сожаления всех унитариев!

— Самцов и самок! — снова заревел все тот же Хуан Мануэль Ларрасабаль, очевидно самый ярый ненавистник унитариев.

— Наш славный Ресторадор должен быть недоволен нами, потому что мы ему служим не так, как должны! — продолжал Соломон.

— Ну, теперь перейдем к делу прошедшей ночи, — шепнул ему дон Мигель, делая вид, что вытирает платком лоб.

— Ну, а теперь перейдем к делу прошедшей ночи! — повторил за ним Соломон, как будто эта фраза составляла часть его заученной речи.

Дон Мигель сильно дернул полковника за панталоны.

— Сеньоры, — продолжал Соломон, — все мы знаем, что этой ночью несколько диких унитариев пытались бежать, но это им не удалось благодаря усердию командира Китиньо, который вел себя как настоящий федералист. Однако, один из этих унитариев скрылся, подобные случаи будут постоянно повторяться, если мы не восстанем на защиту федерации. Сегодня я собрал вас здесь для того, чтобы все мы снова поклялись преследовать проклятых диких унитариев, которые пытаются бежать в Монтевидео и хотят присоединиться к подлому изменнику Ривере. Такова воля нашего славного восстановителя законов! Я все сказал. Да здравствует наш славный Ресторадор, да погибнут все враги святого дела федерации!

Все эти возгласы с остервенением были повторены не только присутствующими, но и народом, столпившимся на улице, у дверей и окон дома полковника Соломона.

— Прошу слова! — сказал командир Китиньо, вставая с места.

— Оно за вами! — отвечал президент, скручивая папиросу.

— Сегодня ночью я имел счастье ужинать с нашим славным Ресторадором и его дочерью доньей Мануэлитой Росас дель Эскурра. Ресторадор для нас больше, чем Бог, он отец федерации, и я клянусь, что буду поступать со всеми унитариями, так, как с теми, которых я изловил нынче ночью. Правда, один из них бежал, но уже сегодня утром я отправил к Марии-Хосефе человека, который сообщил ей важные сведения. Все мы, федералисты, и мужчины, и женщины, обязаны помогать его превосходительству, потому что он отец всех федералистов.

При этом командир Китиньо отцепил свой кинжал и показал сохранившиеся на нем капли крови.

Вслед за этим поступком все масоркерос принялись размахивать в воздухе своими кинжалами и разразились неистовыми выкриками против унитариев, против Риверы, против французов и главным образом против их короля Луи-Филиппа.

Дон Мигеля единственный, сохранял полную неподвижность, безмолвный и невозмутимый, он старался проникнуть в замыслы этих беснующихся людей, соображая в то же время, как воспользоваться их слепой яростью.

Когда все стихло, дон Мигель попросил слова и, получив его, начал так:

— Сеньоры, я еще не имею чести принадлежать к уважаемому патриотическому обществу, но надеюсь вскоре быть причисленным к нему. Мои политические убеждения и симпатии известны всем, надеюсь со временем оказать славному восстановителю законов и самой федерации услуги, не менее значительные, чем те, которые им оказывают члены народного общества Ресторадора, слава о которых гремит не только по всей республике, но и по всей Америке.

Громкий взрыв аплодисментов приветствовал эти льстивые слова.

— Но, сеньоры, — продолжал дон Мигель, — я должен обратиться к присутствующим с поздравлениями, которых заслуживают все добрые федералисты. Святая федерация не признает различий: адвокаты, купцы, чиновники — все здесь равны и наш долг — дружно отозваться на призыв президента и стать лицом к лицу с опасностью, не взваливая всех трудов на маленькую группу членов. Вероятно, что и отсутствующие также добрые федералисты, но ведь и присутствующие здесь не унитарии, чтобы чуждаться их. Я полагаю, так думает его превосходительство Ресторадор и эту мысль мы должны заставить уважать.

Речь дона Мигеля неожиданно для него самого столь сильно взволновала присутствующих, что они принялись кричать и проклинать непришедших на собрание членов, имена которых в начале заседания прочел секретарь Бонео.

Имена эти переходили из уст в уста с такими нелестными эпитетами и проклятиями, как будто это были имена унитариев, а не таких же членов народного общества, как и присутствующие здесь. Дон Мигель одобрял их улыбкой и движением головы.

— Отлично, голубчики мои, — думал он про себя, — я так натравлю вас друг на друга, что в конце концов вы сами сожрете друг друга!

Потребовав еще раз, чтобы все присутствующие тщательно следили за унитариями, полковник Соломон объявил собрание закрытым.

Дон Мигель вынужден был выдержать немало рукопожатий и федеральных поцелуев, он поспешил распроститься со всеми и, провожаемый до парадных дверей президентом, который не знал, как выразить ему благодарность за приготовленную им блестящую речь, с облегченным сердцем покинул дом своего мнимого приятеля.

Очевидно, Масорка ничего не знала о доне Луисе — дон Мигель был счастлив.

На углу улицы Сидо он увидел Тонильо, который ждал его, держа в поводу лошадь. Вся улица была заполнена народом, дон Мигель, не глядя на своего слугу, произнес:

— В девять часов.

— Там?

— Да.

Вскочив на коня, дон Мигель крупной рысью двинулся по направлению к Барракасу, куда доехал на закате, в уже наступающих сумерках.

Несмотря на пережитые за день волнения, молодой человек остановился на этой возвышенности, чтобы полюбоваться открывшимся отсюда видом.

Когда дон Мигель начал спускаться с холма, он услышал, что кто-то зовет его по имени, обернувшись, он увидел шагах в двадцати за собой своего учителя чистописания, который бежал за ним из последних сил.

Дон Мигель придержал коня, поджидая дона Кандидо.

Дон Кандидо, подойдя к его стремени, в изнеможении прислонился к ноге бывшего ученика и несколько минут стоял молча, в силах произнести ни слова.

— Что с вами? Что случилось, дон Кандидо? — участливо спросил дон Мигель.

— О, это дело ужасное, неслыханное…

— Сеньор, не забывайте, мы здесь на улице, скажите, что вы желаете, но будьте кратки.