— Не беспокойтесь об этом, господин комендант, я прошу у вас только позволения увести охотников-канадцев, которые добровольно участвовали в меховой экспедиции; их помощи мне будет вполне достаточно. Я не собираюсь вести правильную войну, а только борьбу в хитрости и в ловкости, а для этого всякие другие помощники, кроме моих старых товарищей по охоте, стали бы для меня не только бесполезными, но и вредными.

— Согласен! Вы отправитесь с ними, когда найдете нужным.

— Сегодня же вечером, если позволите.

— Очень хорошо! Вы захватите с собой столько боевых припасов и провизии, сколько найдете нужным, — на это я даю разрешение вам и вашим спутникам. Это все, чего вы желаете?

— Все, господин комендант, благодарю вас.

— И вы уверяете меня, что возвратите мне де Виллье?

— Повторяю вам, комендант, что головой своей отвечаю за успех.

— Значит, все идет хорошо; вы тоже чего-нибудь желаете де Гриньи?

— Дорогой комендант, я льщу себя надеждой, что вы не откажете мне в милости, которую я хотел бы получить от вас по дружбе.

— Хорошо, хорошо! Я понимаю, о чем вы хотите меня просить: вы желаете принять участие в экспедиции, не так ли?

— Я и вот этот храбрый солдат.

— Золотая Ветвь, кажется?

— Так точно, господин комендант, — отвечал солдат. — Клянусь Богом! Не моя вина, что я не дал убить себя, защищая капитана, — он этого сам не пожелал

— И он был прав: такие молодцы, как ты, редки. Итак, дорогой де Гриньи, я согласен, раз вы этого желаете, я позволяю вам, равно как и Золотой Ветви и вашему вестовому, присоединиться к экспедиции; а во время вашего отсутствия я не стану терять времени, будьте спокойны. Как только вы увидите де Виллье, скажите ему от меня, что я занят выполнением данного мной ему обещания и что, когда он вернется, все будет готово. Это известие, как мне кажется, должно будет непременно обрадовать его.

— Благодарю вас от имени моего друга, господин комендант.

— А теперь, господа, я с вами прощусь… От души желаю, чтобы эта новая экспедиция удалась так же хорошо, как и предыдущая.

— Бог поможет нам, господин комендант, — сказал охотник.

— Итак, счастливого пути и до скорого свидания! Офицер, охотник и солдат вместе вышли от коменданта, чтобы приготовить все, что нужно к путешествию, и иметь возможность выступить в тот же вечер, как объявил Бержэ.

Охотник предпочитал покинуть форт ночью по следующим причинам: во-первых, выступление его отряда не будет замечено, затем, слух об экспедиции не распространится и английские шпионы, находившиеся в крепости, не будут иметь возможности сообщить об этом какие бы то ни было сведения, так как сами не будут знать ничего.

В полночь охотники, которым Бержэ сообщил о выступлении каждому отдельно, спустились поодиночке в первый двор форта; часовые, предупрежденные заранее, пропустили их без расспросов, и они разлетелись, как туча черных призраков, через потайной выход, у которого из предосторожности стоял сам г. де Контркер.

Ночь была темная, начинался дождь; за исключением часовых, в форте все спали. Никто не знал об экспедиции, из которой последний запоздавший, пожав руку коменданту, скоро исчез во мраке.

Бержэ, барон и оба солдата шли рядом. Охотник сам потребовал этого, так как вполне был уверен, что французы, незнакомые со страной и малопривычные к ночным походам в столь дикой местности, по которой им приходилось проходить в эту минуту, могли заблудиться, если предоставить их самим себе, а это породило бы двойное неудобство: во-первых, потерю драгоценного времени, а во-вторых, это возбудило бы толки о выступлении экспедиционного отряда.

Они шли осторожно; ни одним словом не обменялись охотники между собой до тех пор, пока не достигли того места, где происходило нападение; туда они пришли около двух часов ночи; шел дождь, не прекращавшийся с самого выступления их из форта и мало-помалу переходивший в ливень.

Французы, мундиры которых защищали гораздо хуже от непогоды, чем более приспособленная одежда охотников, насквозь промокли и закоченели от холода; но они не жаловались и стоически переносили свои страдания, не желая уронить себя в глазах сопровождавших их охотников. Последние, казалось, не замечали ледяного дождя, низвергавшегося на их тела; время от времени они только встряхивались, как мокрые пудели, а затем продолжали идти вперед своим обычным гимнастическим шагом.

Достигнув леса, канадец издал резкий свист, служивший условным знаком остановки; потом, подозвав к себе двух или трех охотников, он поговорил с ними шепотом в продолжение нескольких минут.

Хотя барон и молчал, но все-таки в душе его очень беспокоило, каким образом он проведет ночь в этом лесу, где каждый лист изображал собой кровельный желоб и таким образом увеличивал количество дождя и без того довольно значительное, ниспадавшее с неба; но беспокойство молодою человека было непродолжительно. С необыкновенной быстротой и ловкостью охотники срезали с помощью своих ножей огромное количество ветвей, которые переплели между собой.

Меньше чем за час они построили обширный навес, под которым укрылся весь отряд и куда не проникал дождь. Тем временем другие охотники собирали хворост и хотя он был мокрый, все же им удалось меньше чем в десять минут зажечь огромный костер, который весело потрескивал и красноватое пламя которого согрело французов. Их одежда начала дымиться и окутала их облаком сероватого пара.

Веселость вернулась снова, утомление было забыто; сбившись вокруг огня, в который они беспрестанно подбрасывали новую пищу, охотники вели оживленную болтовню.

Барон де Гриньи любовался беспечностью охотников, господствовавшей между ними дисциплиной и той поспешностью, с какой они повиновались малейшему приказанию Бержэ, которого сами избрали своим начальником, хотя последний, надо заметить, тоже обращался с ними в высшей степени вежливо. Он никогда не говорил им: «я хочу», а всегда вставлял слова: «я прощу, пожалуйста», или «мне кажется».

Через час человек пять или шесть охотников встали и вышли из-под навеса.

Бержэ разостлал в одном из углов кучу мехов; когда французы хорошенько обогрелись, а одежда их почти высохла, канадец уговорил их лечь на эту импровизированную постель.