Медленно край камня приподнялся над травой. Черви и личинки, прожившие всю жизнь в безопасной, уютной тьме под камнем, забеспокоились на ярком солнечном свету. Тяжело, неуклюже камень поднимался, повинуясь неуклонно движущейся руке Гариона. И секунду поколебавшись, медленно перевернулся.

Изнеможение, которое Гарион испытал после первой попытки перевернуть камень руками, никак не могло сравниться с непомерной усталостью во всем теле, накатившей на него теперь, когда он ослабил мысленную хватку. Он уронил руки на траву и упал на них головой.

Прошло несколько секунд, пока он осознал это странное обстоятельство. Он все еще стоял, но руки его лежали на траве. Он поднял голову и в изумлении огляделся. Ясно было одно — камень он сдвинул. Иначе быть не могло, раз камень лежит на круглой стороне, плоским основанием вверх. Однако это оказалось еще не все. Он, хотя и не трогал камня, все же испытал на себе его вес, будто удерживал этот валун сам.

В отчаянии Гарион осознал, что до подмышек ушел в плотную землю луга.

— Что же мне теперь делать? — беспомощно вопрошал он сам себя. Мысль, что надо вновь собирать волю и выдергивать себя из земли, он с ужасом отбросил. Он слишком устал, чтобы даже думать об этом. Он решил поерзать, чтобы разрыхлить землю вокруг себя и так мало-помалу выбраться, но не мог даже шелохнуться.

— Посмотри, что ты наделал, — с упреком сказал он камню.

Камень молчал.

Ему пришла в голову мысль.

— Ты здесь? — позвал он сознание, которое, казалось, пребывало с ним всегда. Глухое молчание.

— Помогите! — заорал он.

Птица, привлеченная червями и личинками, посмотрела на него одним глазом и вернулась к прерванному завтраку.

Гарион услышал сзади легкие шажки и с трудом обернулся, выворачивая шею. Жеребенок в изумлении смотрел на него, потом вытянул шею и потерся о щеку Гариона.

— Хорошая лошадка, — сказал Гарион, радуясь, что он не один. Тут его осенило. — Тебе надо сходить за Хеттаром, — сказал он.

Жеребенок, гарцуя, обежал вокруг него и снова потерся носом.

— Перестань, — сказал Гарион, — это очень важно. — Он старательно направил свое сознание на мысли жеребенка. Пришлось испробовать дюжину разных способов, пока по чистой случайности не удалось нащупать нужный подход. Сознание жеребенка без связи и цели перескакивало с одного на другое. Это был младенческий разум, свободный от мыслей, воспринимающий только чувственные впечатления. Гарион нашел мимолетные образы зеленой травы, бега, облаков, неба и теплого молока. Он уловил также удивление в маленьком мозгу и прочную любовь, которую питал к нему жеребенок.

Медленно, мучительно Гарион выстроил в блуждающих мыслях жеребенка образ Хеттара. Казалось, на это ушла вечность.

— Хеттар, — снова и снова повторял Гарион. — Иди к Хеттару. Скажи ему, что со мной беда.

Жеребенок понесся прочь и тут же вернулся, чтобы прижать мягкий носик к его уху.

— Пожалуйста, послушай! — закричал Гарион. — Пожалуйста!

Наконец — Гариону казалось, что прошли часы, — жеребенок вроде бы понял. Он отошел на несколько шагов, вернулся и снова потерся о Гариона.

— Иди — позови — Хеттара, — приказал Гарион, изо всех сил внушая каждое слово.

Жеребенок переступил копытцами, потом повернулся и галопом понесся прочь не в ту сторону. Гарион разразился ругательствами. За последний год он имел возможность ознакомиться с самыми красочными и выразительными оборотами из словаря Бэйрека. Повторив по шесть — восемь раз все фразы, которые помнил, Гарион принялся импровизировать.

Издалека до него донеслись отрывочные мысли жеребенка. Малыш гонялся за бабочками. Гарион замолотил по земле кулаками и чуть не взвыл от отчаяния.

Солнце поднималось, начало припекать.

Уже вечерело, когда Хеттар и Силк отыскали его, следуя за гарцующим жеребенком.

— Это как же ты ухитрился такое сделать? — спросил Силк с любопытством.

— Не хочу говорить об этом, — пробормотал Гарион, разрываясь между радостью и сильным смущением.

— Вероятно, он может многое из того, что нам недоступно, — заметил Хеттар, слезая с лошади и отвязывая от седла лопату Дерника. — Только не понимаю, зачем ему это понадобилось.

— Я убежден, у него были на то серьезные причины, — заверил Силк.

— Как ты думаешь, спросить у него?

— Скорее всего, это слишком мудрено, — отвечал Силк. — Я уверен, простым людям вроде нас с тобой этого не понять.

— Как ты думаешь, он закончил, что делал?

— Полагаю, мы можем его спросить.

— Не хотелось бы его отвлекать, — сказал Хеттар. — Может быть, это что-нибудь очень важное.

— Да уж наверняка, — согласился Силк.

— Пожалуйста, вытащите меня, — взмолился Гарион.

— Ты уверен, что все завершил? — вежливо спросил Силк. — А то мы вполне можем подождать.

— Пожалуйста, — попросил Гарион, чуть не плача.

— Зачем ты пытался его поднять? — спросил Гариона Белгарат на следующее утро, когда они с тетей Пол вернулись, и Силк с Хеттаром торжественно поведали о затруднительном положении, в каком нашли юношу вчера.

— Мне казалось, так его легче будет перевернуть, — ответил Гарион. Знаешь, поддеть снизу и перекатить.

— Почему было не нажать на него ближе к верху? Он бы точно так же перекатился.

— Я не подумал.

— Неужели ты не понимаешь, что мягкая почва не могла выдержать такого давления? — спросила тетя Пол.

— Теперь понимаю, — отвечал Гарион. — Но ведь если б я толкал его, он бы просто отбросил меня назад!

— Надо было встать покрепче, — объяснил Белгарат. — В этом весь фокус. От тебя требуется только стоять неподвижно и толкать предмет, который ты задумал переместить. Иначе ты, конечно, отбросишь себя назад.

— Я не знал, — проговорил Гарион. — Я первый раз пытался сделать что-то сознательно… Перестанешь ты? — резко спросил он Се'Недру. Она не переставала хохотать с того самого момента, как Силк закончил рассказ о злоключениях Гариона.

Она захохотала еще пуще.

— Тебе, отец, надо бы еще кое-что ему объяснить, — сказала тетя Пол. — Он не имеет ни малейшего представления о взаимодействии сил. — Она строго посмотрела на Гариона. — Хорошо, тебе не вздумалось его кинуть. Ты бы забросил себя в Марагор.

— Я не вижу в этом ничего смешного, — сказал Гарион ухмыляющимся друзьям. — Это вовсе не так легко, как кажется. — Он понимал, что выставил себя дураком, и не знал, смущает его их веселье или обижает.

— Пошли, мальчик, — твердо сказал ему Белгарат. — По-видимому, нам придется начать с самого начала.

— Я не виноват, что ничего не знал, — оправдывался Гарион. — Ты должен был меня предупредить.

— Откуда мне было знать, что ты сразу начнешь экспериментировать, отвечал старик. — У большинства из нас хватало терпения подождать наставлений, прежде чем приступать к переустройству местного ландшафта.

— Ладно, во всяком случае, я смог его сдвинуть, — сказал Гарион, шагай вслед за стариком.

— Прекрасно. А на место ты его вернул?

— А зачем? Какая разница, где он лежит?

— Мы тут в Долине ничего не меняем. Все здесь имеет свою причину, все лежит на своем месте.

— Я не знал, — сказал Гарион виновато.

— Теперь знаешь. Пойдем, положишь его на место. Некоторое время они шли молча.

— Дедушка… — начал вдруг Гарион.

— Да?

— Когда я двигал камень, мне показалось, что я черпаю силу из всего окружающего. Как будто она отовсюду ко мне притекает. Это что-нибудь значит?

— Да, именно так оно и происходит, — объяснил Белгарат. — Когда мы что-либо двигаем, мы берем энергию из окружающего мира. Например, когда ты сжег Эшарака, ты собрал тепло из всего вокруг, из воздуха, из земли, из тех, кто был поблизости. Собрав отовсюду понемногу тепла, ты зажег огонь. Когда ты переворачивал камень, то черпал силу из всего окружающего.

— Я думал, это идет изнутри.

— Сила идет из нас, только когда мы что-нибудь создаем, — отвечал старик. — Для всего остального её приходится заимствовать. Мы собираем её понемногу оттуда и отсюда, чтобы потом направить в одну точку. Никто из нас не может вместить столько силы, сколько требуется даже для простейшего действия.