— У меня не осталось благословений, Белгарат, — отвечал Мара, — только проклятия для жестоких детей Недры. Забирай этих чужестранцев и уезжай.

— Владыка Мара, — твердо сказала тетя Пол. — В исполнении пророчества и тебе отведена роль. Неумолимая судьба, управляющая нами, управляет и тобой. Каждый должен выполнить предначертанное ему от начала времен, ибо в день, когда пророчество исполнится не так, разрушится мир.

— Пусть разрушается, — простонал. Мара. — Ничто уже не радует меня в нем, так что пусть гибнет. Горе мое вечно, и я не отрекусь от него, пусть даже ценою этому будет разрушение всего созданного. Забери детей пророчества и удались.

Господин Волк обреченно поклонился и вернулся к остальным. На лице его было написано безнадежное отвращение.

— Подожди! — взревел вдруг Мара. Призрачный город задрожал и исчез. — Кто это? — спросил бог. Господин Волк быстро повернулся к нему.

— Что сделал ты, Белгарат? — Мара внезапно выпрямился во весь свой громадный рост. — И ты, Полгара? Или горе мое для вас теперь лишь повод для насмешки? Неужели горем моим вздумали вы меня попрекать?

— Владыка! — Тетя Пол опешила от этого внезапного гнева.

— Чудовищно! — ревел Мара. — Чудовищно! — Его громадное лицо исказилось гневом. В ярости он шагнул к ним и остановился прямо перед лошадью принцессы Се'Недры. — Я растерзаю твою плоть! — закричал он ей. — Я наполню твой мозг червями безумия, о дочь Недры! Я погружу тебя в муки и ужас до скончания твоих дней!

— Оставь её в покое! — резко сказала тетя Пол.

— О нет, Полгара! — взревел он. — На неё падет вся тяжесть моего гнева! Его страшные пальцы потянулись к ничего не сознающей принцессе, но она смотрела сквозь него невидящим взглядом.

Мара зашипел от досады и повернулся к господину Волку.

— Обманули! — взвыл он. — её мозг спит.

— Они все спят, владыка Мара, — отвечал Волк. — Угрозы твои против них бессильны. Визжи и вой, пока не обрушатся небеса; она не слышит тебя.

— Я покараю за это тебя, Белгарат, — прорычал Мара, — тебя и Полгару. Боль и ужас вкусите вы за дерзкое свое оскорбление. Я сгоню сон с этих людей, вторгшихся сюда, и они познают муки и безумие, которые я на них нашлю. — Он делался все огромнее.

— Довольно, Мара! Стой! — Голос был Гариона, но Гарион знал, что говорит не он.

Дух Мара повернулся к нему, занеся для удара громадную руку, но Гарион почувствовал, что слезает с лошади и направляется к взбешенному колоссу.

— На этом кончается твоя месть, Мара, — сказал голос, раздавшийся изо рта Гариона. — Девушка нужна для моего замысла. Ты её не тронешь. — Гарион внезапно с тревогой понял, что стоит между разгневанным божеством и спящей принцессой.

— Прочь с дороги, мальчик, или я убью тебя, — пригрозил Мара.

— Думай головой, Мара, — сказал ему голос, — если она еще не совсем опустела от крика. Ты знаешь, кто я.

— Я заполучу её, — ревел Мара — Я дам ей множество жизней и одну за другой вырву из её трепещущей плоти.

— Нет, — отвечал голос, — ты её не получишь Дух Мара вновь выпрямился, воздев ужасные руки, но в то же время глаза его изучали Гариона — и не только глаза. Юноша вновь ощутил то мощное давление на свой мозг, какое пережил в тронной зале королевы Солмиссры, когда дух Иссы коснулся его. Жуткое узнавание начало проступать в заплаканных очах Мары. Его воздетые руки опустились.

— Отдай её мне, — взмолился он. — Возьми остальных и иди, но оставь толнедрийку мне. Умоляю тебя.

— Нет.

То, что произошло потом, не было чародейством — Гарион понял это сразу. Звук не походил на тот страшный грохот, который всегда сопровождал чародейство. Нет, ему показалось, что вся сокрушительная мощь сознания Мары обрушилась на него. Сознание внутри его мозга отвечало. Сила его была столь велика, что казалось, её не вместить и всему миру. Оно не отвечало ударом на удар Мары, ибо такое столкновение взорвало бы мир, но противостояло спокойно и неколебимо его гневному натиску. На кратчайший миг Гарион ощутил сознание внутри своего мозга и в трепете отпрянул от его величия. В этот миг он увидел рождение бесчисленных солнц, раскручивающихся огромными спиралями на бархатной черноте небесного свода; они рождались, собирались в галактики и огромные туманности, и это был лишь миг. И за всем этим Гарион увидел лицо самого времени, увидел его начало и конец в одной ужасающей вспышке. Мара отшатнулся.

— Я должен покориться, — сказал он хрипло. Затем он вдруг поклонился Гариону, и его гневное лицо странным образом смирилось. Потом он отвернулся и зарыдал, закрыв лицо руками.

— Горю твоему придет конец, — мягко сказал голос. — Однажды ты вновь обретешь радость.

— Никогда, — рыдал Мара, — горе мое будет вечным.

— Вечность слишком длинна, Мара, — отвечал голос, — и только я вижу её конец.

Рыдающий бог, не отвечая, двинулся прочь, и раскаты его воплей отдались в развалинах Map Амона.

Господин Волк и тетя Пол, оглушенные, смотрели на Гариона в упор. Потом старик заговорил, и в голосе его звучал благоговейный ужас.

— Неужели это возможно?

— Не ты ли всегда говорил, что нет ничего невозможного, Белгарат?

— Мы не знали, что ты можешь вмешиваться непосредственно, — сказала Полгара.

— Я иногда немного подталкиваю события, иногда немного намекаю. Если вы покопаетесь в памяти, то вспомните кое-какие из этих намеков.

— Знает ли об этом мальчик? — спросила она.

— Конечно. Мы немного поговорили об этом.

— Много ли ты ему сказал?

— Столько, сколько он может пока понять Не тревожься, Полгара, я не причиню ему вреда Теперь он понимает, как это все важно. Он знает, что должен готовиться и что у него мало времени. А теперь, я думаю, вам лучше уехать отсюда. Присутствие толнедрийской девочки доставляет Маре глубокое страдание.

Тетя Пол, казалось, хотела сказать что-то еще, но взглянула на рыдающего неподалеку бога и, кивнув, двинулась прочь из развалин, увлекая за собой остальных.

Когда Гарион и господин Волк сели в седла и двинулись следом, старик заговорил:

— Может быть, мы можем поговорить по дороге. У меня много вопросов.

— Он ушел, дедушка, — сказал Гарион.

— Ох, — с явным разочарованием отозвался Волк.

Солнце уже садилось, когда они остановились заночевать в рощице примерно в миле от Map Амона. Покинув город, они уже не встречали призраков изуродованных людей. Накормив остальных и уложив их спать, тетя Пол, Гарион и господин Волк уселись у маленького костерка. С тех пор как после разговора с Марой другое сознание оставило его, Гарион все глубже и глубже погружался в сон.

— Можем мы поговорить с… с другим? — спросил Волк с надеждой.

— Его здесь сейчас нет, — отвечал Гарион.

— Значит, он не всегда с тобой?

— Не всегда. Порой он отсутствует месяцами — иногда даже дольше. На этот раз он пробыл долго — с тех самых пор, как сгорел Эшарак.

— Когда он с тобой, где он именно? — спросил старик с любопытством.

— Здесь, — Гарион постучал себя по голове.

— Ты бодрствовал с тех самых пор, как мы въехали в Марагор? — спросила тетя Пол.

— Не то чтобы бодрствовал, — отвечал Гарион, — Часть меня спала.

— Ты видел призраков?

— Да.

— Но они тебя не пугали?

— Нет. Некоторые удивляли, от других мне становилось тошно.

Волк быстро посмотрел на него.

— Теперь бы тебе не стало тошно, так ведь?

— Нет. Наверное, не стало бы. Правда, сперва я действительно что то такое чувствовал, но теперь перестал.

Волк внимательно посмотрел на огонь, словно подыскивая слова для следующего вопроса.

— Что этот другой в твоей голове сказал тебе, когда вы беседовали?

— Он сказал: что-то случилось давно, чему не следовало случаться, а я должен это исправить. Волк издал короткий смешок.

— Лаконично сказано, — заметил он. — Объяснил он, как это произойдет?

— Он не знает. Волк вздохнул.

— Я надеялся, что мы получили небольшое преимущество, но похоже, это не так. Оба пророчества остаются в силе.