– M-м, Дарник, – сказал Гарион как можно более вежливо, – глиняный щит – это не совсем то, что мне нужно.

Дарник только хмыкнул.

– Взгляни на него, Гарион, – предложил он, не прекращая размеренных ударов топора.

Гарион воззрился на щит расширенными от удивления глазами. Перед ним был раскаленный докрасна щит из чистой стали.

– Как это у тебя получилось?

– Превращение! – воскликнула Польгара. – Замена одного вещества другим! Ради богов, Дарник, где тебя этому научили?

– Я сам кое-чему научился, Пол, – рассмеялся он. – Если для начала имеешь кусочек стали, скажем сломанное лезвие ножа, то дальше можно делать ее из чего угодно: из чугуна, глины, из всего, что есть под рукой.

Внезапно Сенедра широко раскрыла глаза.

– Дарник, – очень почтительно и почти шепотом произнесла она, – и золото тоже можно сделать из чего угодно?

Дарник задумался, продолжая работать.

– Думаю, да, – решил он, – но из золота хорошего щита не сделаешь, оно слишком мягкое и тяжелое, так ведь?

– А можешь сделать еще один щит? – вкрадчиво спросила она. – Для меня? Не обязательно такой большой, ну, немного поменьше. Пожалуйста, Дарник.

Дарник закончил окантовку под мелодичный звон стали и свет красных искр.

– По-моему, Сенедра, это неудачная мысль, – ответил он. – Золото ценится потому, что его мало. Если я стану делать его из глины, оно вскоре потеряет свою ценность. Ты же понимаешь.

– Но...

– Нет, Сенедра, – твердо произнес он.

– Гарион, – капризно протянула она.

– Он прав, дорогая.

– Но...

– Ничего не поделаешь, Сенедра.

Костер догорел, и вместо него мерцала теперь груда углей. Гарион, внезапно проснувшись, вскочил на ноги. Он был весь покрыт потом и трясся крупной дрожью. Да, он снова слышал во сне тот же жалобный плач, что и накануне. Он долго сидел неподвижно, глядя на потухший костер.

Рядом с ним мерно дышала Сенедра, весь лагерь спал. Он потихоньку вылез из-под одеяла, дошел до опушки кедровой рощи и остановился, глядя на поля, темневшие под иссиня-черным небом. Глубоко вздохнув, он вернулся в свою постель и крепко проспал до зари.

Когда Гарион проснулся, моросил дождь. Выйдя из палатки, он увидел Дарника, разжигавшего огонь.

– Можно взять у тебя топор? – спросил он друга.

Дарник вопросительно взглянул на него.

– Мне кажется, к этому всему необходимо еще копье. – Он хмуро поглядел на щит и меч, лежащие на кольчуге рядом с остальным багажом и седлами.

– Ах да, – произнес кузнец. – Чуть не забыл. Одного достаточно? Ведь они иногда ломаются, по крайней мере с Мандорелленом всегда так случалось.

– Больше одного я с собой таскать не собираюсь. – Гарион кивнул на рукоять висевшего у него за поясом меча. – На всякий случай у меня есть этот большой нож.

От промозглой изморози, появившейся на рассвете, близлежащие поля были окутаны неясной дымкой. После завтрака путники достали плотные плащи, приготовившись к путешествию. Гарион уже успел надеть кольчугу и, выложив шлем изнутри старой туникой, нахлобучил его на голову. Он чувствовал себя по-дурацки, когда, позвякивая доспехами, пошел седлать Кретьена. От кольчуги неприятно пахло, и казалось, она притягивает к себе утренний холод. Он поглядел на свое новое копье и круглый щит.

– Они мне будут мешать, – заметил он.

– Подвесь щит к луке седла, – посоветовал Дарник, – а копье прикрепи к стремени. Мандореллен всегда так делает.

– Попробую, – ответил Гарион.

Он вскарабкался в седло, покрываясь потом под тяжестью кольчуги. Дарник протянул ему щит, и он подвесил его к луке седла. Затем взял копье и продел его наконечник в стремя, уколов при этом пальцы ног.

– Тебе придется его придерживать, – сказал ему кузнец. – Само по себе оно держаться не будет. Гарион хмыкнул и взял древко копья в правую руку.

– Ты очень внушительно выглядишь, дорогой, – заверила его Сенедра.

– Просто потрясающе, – сухо ответил он.

Они выехали из кедровой рощи. Утро было все так же сыро и неприветливо; Гарион, ехавший впереди всех в своем рыцарском облачении, чувствовал себя крайне нелепо.

Особенно докучало копье, которое все время выскальзывало у него из руки и волочилось по земле. Он перехватил его так, чтобы сместить центр тяжести. Капли дождя падали на древко, пробегали по его сжатой руке и стекали в рукав. По локтю непрерывно струилась вода.

– Я чувствую себя водосточной трубой, – ворчал он.

– Давай прибавим ходу, – сказал Бельгарат. – Путь до Ашабы далек, а времени у нас немного.

Гарион ударил Кретьена каблуками по бокам, и серый поскакал быстрее – сначала рысью, а затем ровным галопом. И от этого Гарион почему-то перестал ощущать себя по-дурацки.

Дорога, которую накануне вечером им показал Фельдегаст, казалась заброшенной, а в то утро на ней вообще не было ни души. Она пролегала мимо пустых хуторов, печальных, поросших ежевикой развалин домов с остатками покосившейся кровли. Некоторые дома были сожжены, часть – совсем недавно.

От непрекращавшегося дождя земля набухала, и дорога становилась все более вязкой. Грязь, поднятая копытами скачущих галопом коней, забрызгала им ноги и животы, покрыла пятнами сапоги и плащи всадников.

Шелк скакал рядом с Гарионом, с его острого личика не сходило настороженное выражение, и всякий раз, когда они взбирались на вершину холма, он выезжал вперед и окидывал взглядом лежавшую внизу долину.

Через несколько часов езды Гарион промок насквозь и, измученный тяжелыми доспехами и запахом ржавчины, желал только одного – чтобы дождь наконец прекратился.

Шелк поднялся на вершину очередного холма разведать обстановку. Повернувшись назад, он жестом остановил спутников.

– Там, впереди, гролимы, – лаконично сообщил он.

– Сколько? – спросил Бельгарат,

– Около двух дюжин. Они отправляют какой-то религиозный обряд.

Старик усмехнулся.

– Давайте поглядим. – Он взглянул на Гариона. – Оставь свое копье Дарнику, – сказал он. – Оно слишком заметно, а я не хотел бы привлекать их внимание.

Гарион кивнул, передал копье кузнецу, а сам последовал наверх за Шелком, Бельгаратом и Фельдегастом. Взобравшись на вершину, они спешились и под прикрытием густых зарослей осторожно двинулись дальше.

Одетые в черное гролимы стояли на коленях в мокрой траве перед двумя алтарями, расположенными на некотором расстоянии от холма. Каждого, как плащ, покрывало распластанное кровавое бесформенное тело. За алтарями шипели светильники, от которых в моросящее небо поднимались столбы черного дыма. Гролимы тянули молитву знакомыми Гариону скрежещущими голосами. Слов он разобрать не мог.

– Чандимы? – тихо спросил Бельгарат у жонглера.

– Трудно сказать наверняка, почтеннейший, – ответил Фельдегаст. – За это говорят два алтаря, но возможно, этот обычай уже широко распространился. Гролимы очень быстро перенимают изменения в религиозных ритуалах. Но кто бы это ни были, нам с ними все равно лучше не встречаться. Нет никакого смысла ввязываться в стычку с гролимами.

– К востоку от долины, видишь, вон там, – указал вдаль Шелк, – растут деревья, если мы скроемся за ними, нас не заметят.

Бельгарат кивнул.

– Долго еще они будут молиться? – спросил Гарион.

– По крайней мере, еще полчаса, – ответил Фельдегаст.

Гарион смотрел на два алтаря и чувствовал, как его наполняет горячая ярость.

– Я хотел бы украсить эту церемонию личным посещением, – сказал он.

– Не вздумай, – возразил Бельгарат. – Ты здесь не для того, чтобы разъезжать по деревням и вершить правосудие. Пошли назад к остальным. Нужно успеть обойти этих гролимов прежде, чем они закончат молитву.

Четверо мужчин осторожно пробрались через полосу мокрых деревьев, с востока окаймлявших неглубокую долину, в которой гролимы творили свои мрачные обряды, и вернулись на покрытую грязью дорогу на расстоянии мили от них. Отряд во главе с Гарионом снова поскакал галопом вперед.

На расстоянии нескольких миль от долины, где гролимы принесли в жертву этих несчастных, им попалась на пути горящая деревня, от домов которой валил густой дым. Людей поблизости они не увидели, хотя рядом с горящими домами были видны следы недавних стычек.